благодарил их и объявлял, к каким наградам он их представил. После чего солдаты проходили перед ним.
Франсуа старался поймать взгляд всех офицеров и унтер-офицеров, когда они поворачивали голову к нему, отдавая честь.
Эти церемонии заняли целый день. Генерал Бейль перемещался от одного подразделения к другому в сопровождении полковника дрриги и своего адъютанта. Адъютант ехал чуть впереди, предупреждая солдат о визите. И каждый раз Бейль поражался отличной выправке батальона. Вся форма починена, а построение — безупречно, не хуже, чем во дворе Тюильри. У него возникло ощущение, что прекращение боев возродило все различия в корпусах Великой армии. Баварцы повиновались строгим окрикам и, казалось, рады были теснее сплотить ряды; швейцарцы демонстрировали медлительность и методичность; французы из 141-го линейного полка сохраняли военную выправку вслед за командирами и своими точными жестами напоминали самих себя на поле сражения. Генерал Бейль ощущал, как в нем рождаются новые эмоции, всякий раз, когда прощался с очередным полковником. Вот оно каково, мирное время! Не надо бояться завтрашнего дня. Каждый спокойно живет своей жизнью. Огромная военная машина, требующая стольких жертв, такая трудноуправляемая, внезапно ощущает свою бесполезность. Он старался не замечать исчезновение уз, которые стали такими крепкими в смоленский период, той непринужденной солидарности, которая царила в импровизированных лагерях.
Самое прекрасное зрелище являла собой кавалерия. Полковник де Вильфор выделил участок пустоши около городских стен и разместил там эскадрон гвардейских драгун с одной стороны и польских шеволежеров с другой. Генерала Бейля поставили на краю этой поляны между ними. В конце церемонии де Вильфор придумал, чтобы два эскадрона встали друг напротив друга, начали движение навстречу, а затем, резко повернув на 90 градусов, вошли, голова к голове, Двумя колоннами через поднятую решетку городских ворот. Остались только полковник де Вильфор и капитан Залиский. Они подъехали и отдали честь генералу.
Дивизия прекратила свое существование.
Глава XVII.ПЕРВЫЙ СНЕГ
Штаб маршала Бертье сделал все, чтобы облегчить генералу Бейлю дорогу в Париж: ему выделили прекрасную четырехколесную карету, оставленную в Вильне армейским поставщиком, которого спешно вызвали в Париж давать показания министерству военной администрации по делу о поставках ненадлежащего качества.
Это была закрытая карета с четверкой лошадей. Внутри друг напротив друга стояли две скамьи, обитые мехом. На каждой могли сидеть двое путешественников, и между ними еще располагался подлокотник. Слегка потеснившись, рассудил лейтенант Вильнёв, когда ему показали карету, здесь и втроем можно уместиться. Впереди, на возвышении, находились сиденья для двух кучеров, а позади — место для форейторов. Лейтенант добился, чтобы до Варшавы им выделили польского шеволежера, который служил бы переводчиком, функции кучера он доверил Лоррену и Бонжану. Они, привыкшие управлять крупными гвардейскими лошадьми, заявили, что легко справятся с четверкой небольших литовских лошадок.
Пока генерал Бейль посещал церемонии построения, Лоррен обежал городские лавки, купил пелерины и меховые полости для кучеров, готовясь к сильным морозам, которые предрекали местные жители. Небо давно затянули серые густые облака, неподвижно висевшие буквально над головой. По улицам гулял холодный ветер.
Экипаж отправился в путь 5 ноября в десять часов утра. Лейтенант Вильнёв сел рядом с Бейлем. Оба надели походную форму гвардейских егерей. Напротив устроилась Мари-Тереза в бежевом шерстяном манто с поднятым воротником. На ней была черная каракулевая шапочка, ноги, едва видневшиеся из-под длинного манто, спрятаны в сапожки. «Она может приспособиться к любым условиям», — подумал Бейль. На скамье возле нее стояла плетеная корзина с провизией, откуда торчали горлышки винных бутылок.
Лоррен и Бонжан взгромоздились на свои сиденья и взяли в руки длинные вожжи. За спиной они сложили ружья, пороховые рожки, сабли — подготовились к любой неожиданной встрече. Польский всадник сел на головную лошадь, чтобы показывать дорогу.
На выезде из Вильны коляске пришлось одолевать достаточно крутой подъем. Снега еще не было, но дорога покрылась тончайшей ледяной коркой. Лошади с трудом тянули карету, поэтому Бейль и Вильнёв пошли пешком, облегчив им задачу Мари-Тереза тоже ловко спрыгнула с подножки. Оказавшись на развилке посреди равнины, Бейль задумался, куда ехать. Самая короткая дорога на Варшаву, согласно карте, выданной ему в штабе, шла на юго-запад, в направлении Белостока. У подножья горы он заметил прекрасную дорогу, идущую как раз в нужную сторону. Он указал на нее форейтору, и трое пассажиров сели обратно в карету.
Пейзаж был пустынен и мрачен. Время от времени они замечали избы, из которых валил белый дым. Попалось навстречу звено кавалеристов. Лоррен и Бонжан положили руки на ружья, не выпуская поводьев. По униформе они опознали гусар Великой армии. Это вестовые скакали с донесением к маршалу Бертье.
Путешествие продолжалось монотонно, без происшествий. К трем часам дня они проехали крохотную деревеньку, где во дворах кудахтали куры, избежавшие армейских экспроприаций. Бейль наметил проехать в первый день сорок-пятьдесят километров. Им предстояло ночевать в следующем селе. Когда начало смеркаться, они заметили огни большой деревни.
— Мы еще в России? — спросил Франсуа Бейль у форейтора.
— Нет-нет! Вы в Литве. Это не враги.
Карета въехала на главную улицу. Деревня как будто вымерзла. Все ставни были закрыты. В воздухе носились мелкие хлопья снега, щипавшие лицо. Тучи, казалось, спустились на уровень крыш.
Широкая дверь с двумя фонарями обозначала вход на постоялый двор. Перед домом находилась мощеная площадка, где и остановилась карета. Вероятно, это была почтовая станция. Бейль решил здесь и заночевать.
На первом этаже оказалась просторная зала с низким потолком, которого легко было коснуться, встав на цыпочки и вытянув руку. Несколько свечей на столах давали мутный желтый свет. Владелец постоялого двора с супругой подошли, чтобы сказать несколько вежливых приветственных слов, которые поляк приблизительно перевел. Хозяев явно пугала армейская форма.
Они дали понять, что постоялый двор пуст, комнат достаточно, и ужин сейчас разогреют.
Небольшой отряд поднялся на второй этаж по деревянной лестнице и сложил вещи. Жена хозяина открыла дверь в большую спальню для генерала Бейля, затем дальше по коридору показала комнату, где может переночевать лейтенант Вильнёв, комнату с двумя кроватями для кучеров, еще одну для форейтора и, наконец, последнюю — для Мари-Терезы. Бейль велел изменить порядок. Мари-Тереза заняла комнатку посередине, чтобы не бояться остаться одной, вдали от всех, на растерзание головорезам.
Быстро подали ужин. Он состоял из местных продуктов — свинины, картошки, свеклы и капусты, хорошо приправленных и вкусно приготовленных. Бейль, Вильнёв и Мари-Тереза ужинали за одним столом. Мари-Тереза сначала засомневалась, но генерал указал ей рукой на стул. Она подобрала юбку и села.
В это время кучера и форейтор занимались лошадьми — поставили их в стойла, принесли охапки сена и ведра воды. Вернувшись в зал, они усердно терли замерзшие ладони.
— Там чертовски холодно! — воскликнул Лоррен. — Все замерзает, даже вода в ведрах. Если судить по знаменитому республиканскому термометру, больше десяти градусов ниже нуля!
Бейль поднялся в спальню, показанную хозяйкой. Он чувствовал пустоту в голове. Ему не о чем было думать, кроме перегонов, которые один за другим приведут его домой во Францию. Казалось, его влекло по пути, где от его воли и планов ничто не зависело и любые усилия не имели смысла. Ему даже не хватило сил раздеться. Он снял форменный мундир, рывком стащил сапоги, вытянулся под меховым одеялом и погрузился в сон.
Проснувшись на рассвете 6 ноября, Бейль осознал, что за ночь что-то произошло. Внешние звуки стали мягкими и тихими. Он подошел к окну и увидел, что все вокруг побелело. Густой слой снега покрыл землю и крыши. Снег продолжал падать ровными линиями, слегка наклоненными ветром. Он ложился на стекла, где тут же начинал таять и сползал узкими полосками. Бейль спешно натянул верхнюю куртку, сапоги и спустился по скрипящим ступеням лестницы.
Внизу он увидел, что стены зала украшены охотничьими трофеями. Он узнал голову волка и длинные рога косули. Столы были покрыты скатертями в красно-белую клетку. Он подошел к двери, потянул за ручку и вышел на порог.
Снег хлестал прямо в лицо. Он заметил Бонжана и польского форейтора, крутившихся вокруг кареты, колеса которой погрузились в мягкий снег почти до половины. Небо, если не замечать снега, было черным, температура еще опустилась. «Минус пятнадцать, — подумал он, ощущая покалывание на коже. — Вот она какова, русская зима, знаменитая русская зима, о которой мне говорили. Здесь нет осени, она приходит в один момент».
Бейль неподвижно стоял у двери, наслаждаясь этим зрелищем. Он видел, как жестикулируют, словно силуэты, нарисованные тушью, фигуры у кареты, к которым присоединились Лоррен и хозяин постоялого двора. Все шумы звучали приглушенно, забор вокруг двора украсился снежным гребнем и постепенно скрывался под сугробами.
«Боже мой, Боже мой! — думал Бейль. — Хорошо, что это не случилось с нами в чистом поле, до или после Смоленска. Нас бы настигли казаки, а у нас даже не было бы нормального вооружения для обороны! Пехотинцы спотыкались бы на скользкой дороге, снег забивался бы в их ботинки и падал за шиворот. Ружейная сталь обжигала бы холодом их пальцы. К счастью, император имел предчувствие, заставившее его поторопить нас с отходом!»
Бейль, глядя на двор, вспоминал ту небольшую террасу в Кремле, на которой император отдавал ему указания: «Сейчас! Нужно уходить сейчас!» Как он был прав! Вместо того чтобы торчать в болотах и снежных полях русских равнин, Великая армия двинулась к Вильне и Неману, который вскорости пересечет. Император правильно решил, надо было уходить немедленно, повторял Франсуа Бейль, настолько поглощенный своими мыслями, что снег уже начал покрывать его белым плащом.