— И он совершенно прав, — ответил Бейль. — Не понимаю, почему он так долго с этим медлил!
— Из-за царя Александра. Император был под обаянием той зыбкой дружбы, которая связывала его с Александром после Тильзитского мира, и имел все основания полагать, что царь никогда не простил бы ему обиды, которой обернулось бы восстановление независимости Польши. Но самое интересное, — добавил Понятовский, — что после начала войны Александр (наверняка по совету Бернадота) обратился ко мне с тайными предложениями по восстановлению Польского королевства, править которым буду я сам. Я их, разумеется, отклонил!
— И правильно сделал! Он бы не сдержал слова.
— План Наполеона гораздо лучше, — продолжал Понятовский. — Он хочет создать Великую Польшу от Немана до Одера: она будет сдерживать устремления прусского короля. Император хочет, чтобы на востоке нашему королевству принадлежала Вильна, но это чревато затруднениями: ведь сейчас это русский город, а Наполеон не намерен унижать Александра. Он мне сказал, что велит Коленкуру обратиться к русскому царю с такими мирными предложениями, которые его устроят. Россия сохранит всю свою западную границу, кроме Вильны, а русские генералы — те самые, которых взял в плен ты! — будут освобождены. Франция же, со своей стороны, расторгнет свой договор с Турцией, его нарушившей, и позволит России расширять южные территории.
— Это все весьма разумно, — согласился Бейль, несколько ошарашенный такими стратегическими планами. — А что же будет с Польшей?
— Император желает созвать сейм, который объявит о создании Польско-Литовского королевства и установит у нас наследственную монархию. Он хочет положить конец выборной системе, которая, по его мнению, слишком подвержена иностранному влиянию.
— И кто станет королем?
— Ты меня смущаешь, — ответил Понятовский, похлопывая его по коленке. — Думаю, будущий король перед тобой. Конечно, мне еще придется постараться, чтобы сейм выбрал именно меня. Но это, наверное, будет не слишком трудно.
— Согласен: с этим у тебя больших трудностей не будет. Готов поздравить тебя заранее!
В комнате воцарилась атмосфера веселого заговора. В открытые окна струился пронизанный ликованием воздух Варшавы. Два приятеля, понимая друг друга с полуслова, были готовы перекроить чуть ли не всю карту Европы.
— Послушай, Франсуа, — продолжал Понятовский. — Я бы с удовольствием предложил тебе высокий пост, достойный тебя и твоих заслуг! Видишь ли, я никогда не доверял вполне людям из моего окружения. Я говорю не о военных; речь о тех, кто перенес выпавшие на нашу долю унижения, постоянные разделы страны, статус Великого герцогства Варшавского! Мне нужны такие помощники, на которых я мог бы всецело положиться. Ты бы, например, возглавил королевскую гвардию, которую нужно создать по образцу наполеоновской.
— Благодарю тебя, Жозеф, но это невозможно! Я привязан к императору; я ему всем обязан. Это же он, несмотря на мой возраст, сделал меня генералом. Он ждет меня в Париже, и я не могу его подвести.
— Как хочешь, дело твое. Но мое предложение останется в силе. Может быть, тебе захочется вернуться в Варшаву, чтобы еще раз увидеть прекрасную графиню Калиницкую, которой, как все говорят, ты спас жизнь! Кстати, она очень дружна с моей племянницей, княгиней Александрой Потоцкой!
— Люди преувеличивают! Никому я не спасал жизнь! Просто я разрешил ей присоединиться к нашему обозу. Ей было невозможно оставаться в Смоленске.
— Значит, ты действительно ее спас! Полагаю, твоя квартира тебя устраивает? Мне сообщили, что завтра утром ты уже должен будешь отправиться в путь.
— Таков приказ императора. Он хочет, чтобы я как можно скорее вернулся в Военную академию и начал реформировать конную гвардию.
— У меня для тебя, Франсуа, есть маленький сувенир на память о Польше. Мне бы хотелось, чтобы ты не забывал нашу страну!
Маршал позвонил в колокольчик. Явившемуся на зов и открывшему дверь адъютанту он велел принести вещь, приготовленную для генерала Бейля. Это оказался деревянный ларец с инкрустациями. Открыв его, Франсуа Бейль обнаружил внутри восемь маленьких коробочек, обитых зеленым фетром. В каждой из них лежало по серебряной чарке; их искусно обработанные ручки походили на оленьи рога. Гравированная табличка напоминала о происхождении подарка.
— Пригодится тебе, когда будешь пить водку за успехи Польши, — сказал ему маршал Понятовский. Потом на прощание похлопал Бейля по спине и добавил: — Удачи, Франсуа! Возвращайся к нам!
Прежде чем ответить, Бейль помедлил, подыскивая слова.
— Благодарю за прием, господин маршал. До свидания, сир!
Выйдя из Бельведерского дворца, генерал Бейль снова сел на коня. За ним следовал адъютант. Воздух был бодрящим, небо — ясным. Рассеянно проезжая по улицам Варшавы, Бейль с упоением думал о Кристине Калиницкой. Он бы с удовольствием ее навестил, как более или менее определенно обещал ей, но в Варшаве ему предстоит пробыть совсем недолго, так что нет возможности ни встретиться с ней, ни напроситься к ней в гости.
Спешившись у своего дома, Бейль в задумчивости опустил голову и, поднимаясь к двери по лестнице у подъезда, споткнулся на ступеньке. Поджидавший его наверху Лоррен сказал:
— Вам письмо, генерал!
Взглянув на конверт, Франсуа сразу же узнал красивый наклонный почерк, которым была написана пригласительная записка, полученная им в Смоленске. Вынув письмо из конверта, он прочитал:
«Дорогой Франсуа! От графини Тышкевич, сестры маршала Понятовского, я узнала, что сегодня вы будете проездом в Варшаве. В честь восстановления королевства Польского графиня устраивает прием в Вилянувском дворце. Она меня попросила вас на него пригласить. Я была бы рада, воспользовавшись этим случаем, увидеть вас снова. Прием начинается в семь вечера; мужчины приходят во фраках или в мундирах. Буду вас там ждать. Ваша Кристина».
Внезапно Бейль почувствовал себя совершенно свободным от всех обязательств. Теперь он без угрызений совести пренебрежет визитами к тем людям, которых обещал навестить в Варшаве, и вместо этого выслушает свежие новости, которые расскажет ему о своей поездке Кристина.
Поднявшись к себе, он велел позвать Мари-Терезу.
— Сегодня вечером я иду на прием, — сказал он ей. — Будь добра привести в порядок мою парадную форму. Она, наверное, где-то в ранце, в заднем ящике экипажа.
Мари-Тереза посмотрела на него с подозрением.
— Хорошо, я этим займусь, — ответила она. — Однако надеюсь, вы туда пойдете не для того, чтобы повидаться с той русской графиней, которую вывезли из Смоленска?
Франсуа решил сказать полуправду:
— Там будут праздновать возрождение Польского королевства, которое решил восстановить император!
Мари-Тереза вышла из комнаты. Объяснение Бейля ее не слишком убедило.
Генерал Бейль решил осмотреть город. В нем царило ликование. Бейль заехал на рыночную площадь, где полюбовался разноцветными фасадами выстроившихся в линию домов. Несмотря на холод, горячие напитки выносили на открытые веранды, их пили за столиками уличных кафе. Повсюду слышались радостные восклицания, которыми обменивались гуляющие по площади люди. «Кажется, будто война где-то далеко», — сказал себе Бейль, вспоминая, как в Катынском лесу его нагнали уланы с известием о трагической гибели полковника Веровского. Бейль решил сделать круг, чтобы проехать мимо королевского дворца, где вскоре будет заседать на сейме князь Понятовский, а потом вернулся к себе.
Он нашел разложенную на постели тщательно выглаженную военную форму. Мундир оставался полковничьим, у Бейля не было денег на знаки отличия и эполеты, чтобы прикрепить их к пожалованной ему генеральской ленте. Надев белые лосины и рубашку, он подумал, что в Вилянувский дворец надо ехать в экипаже, раз уж туда нельзя являться в сапогах. К счастью, Мари-Тереза отыскала его черные бальные туфли.
Бейль вышел из дома в половине седьмого, потому что ему предстояло пересечь добрую половину города.
Просторный двор Вилянувского дворца был запружен каретами с блестящими крышами и лошадьми с заплетенными гривами. Наконец, карета Бейля подъехала к большой входной двери, втиснувшись среди многочисленных экипажей, из которых выходили дамы в мехах и мужчины в военных мундирах. Франсуа Бейль, чувствовавший себя одиноким, терпеливо дожидался своей очереди. Графиня Тышкевич принимала гостей в первой гостиной, где распорядитель в парике торжественно возвещал имена и титулы приглашенных. Подле графини стояла невысокая молодая женщина с оживленным улыбчивым лицом. Ее плечи были обнажены, на шее блестело алмазное ожерелье. «Должно быть, ее племянница, княгиня Александра Потоцкая», — решил Бейль. Женщина узнала его мундир и протянула ему руку.
— Не правда ли, вы — тот знаменитый французский генерал, что задержал Кутузова? — спросила она без малейшего акцента. — Сейчас я представлю вас тетушке.
Последняя куталась в кружевную шаль, придававшую ей величественный вид. Обменявшись с Бейлем несколькими ничего не значащими фразами, она попросила племянницу проводить генерала к «особе, которую он спас от смерти в Смоленске» и которая сейчас где-то здесь, в бальном зале. «Нет, мне положительно не избавиться от этой легенды», — пробормотал Франсуа.
Пройдя длинной галереей, украшенной бюстами римских императоров, они вошли в огромный зал высотой в два этажа дворца. Его стены, выкрашенные в однотонный белый цвет, были декорированы в барочном вкусе — резными деревянными панелями с позолотой. Зала освещалась висевшими на длинных цепях большими хрустальными люстрами со множеством свечей. Перед собой Бейль увидел нечто вроде ложи, Приподнятой над полом и пристроенной к стене. Располагавшиеся в ней Музыканты в национальных костюмах играли на скрипках польскую музыку. Пока еще никто не танцевал. Рокотание сливавшихся в общий гул разговоров поднималось к потолку, словно морской вал.