— Нет, сир.
— Так поторопись его завести. Род не должен прерываться. Другая награда, на сей раз вполне обычная, касается твоей должности. Я велел Бертье поручить тебе реорганизацию гвардейской кавалерии.
— Позвольте мне вас прервать, сир. Зная ваши намерения, я позавчера побывал в Военной академии. Мне показалось, там еще не получили ваш приказ.
— Эти проволочки невыносимы! — воскликнул Наполеон, позвонив в позолоченный бронзовый колокольчик, лежавший на маленьком столике. Вошел адъютант.
— Приведите ко мне секретаря, — сказал ему Наполеон. — Мне нужно продиктовать письмо. Я немного изменил мои планы, — продолжал он. — Теперь гвардейской кавалерией командует маршал Бессьер. Знаешь, это замечательный воин: 10 августа 1792 года он бросился защищать короля в Тюильри! Он был участником самых славных побед! Его нынешняя должность недостойна его заслуг: мне бы хотелось видеть его маршалом всей армейской кавалерии, учитывая опыт взаимодействия Мюрата и Понятовского, который меня не устроил. Правда, теперь это уже будет не под моей ответственностью! В таком случае ты взял бы на себя и теперешние обязанности Бессьера, и к тебе перешло бы его звание в гвардейской кавалерии! И не благодари меня! Я всего лишь следую моему правилу: «Место Таланту!»
Вошел секретарь. Опустив голову, Наполеон стал прохаживаться по комнате, диктуя ему письмо.
— Уступи мне твое кресло, — сказал он Бейлю. — Я его подпишу, так дело пойдет скорее! — И взял в руки перо.
Потом Наполеон снова сел на диван и тем привычным движением, которое Франсуа Бейль замечал за ним в Москве, согнул одну из своих ног и поставил на диван.
— Вернувшись в Париж, — сказал он, — я заметил, что люди встревожены. Они не понимают причин моего отречения. Они, пожалуй, уже готовы обвинить меня в том, что я отказался исполнять мои обязанности! Думаю, ты уже понял по нашей последней кампании: нам больше нечего ожидать от военных успехов! Наши границы достаточно расширились. Нам не хватает другого — мирной Европы. Если я появлюсь снова, то уже на следующий год будет создана шестая коалиция, руководимая Пруссией, Россией, несмотря на ее слабость, и, увы, Швецией! И все начнется заново. Мы, разумеется, выиграем битвы, но какие выгоды от этого приобретем? Французы боятся, что я больше не буду особенно заниматься их мелкими делами, но я для них многое сделал: я даровал им спокойствие и Гражданский кодекс, создал твердую валюту, построил или отремонтировал дома по всей стране, открыл новые школы. А остальное они теперь должны сделать сами! Мне предстояло решить трудный вопрос: выбрать императора-регента. Каролина хотела сделать им своего мужа, Луи и Жером хотели стать им сами! Единственный человек из моей семьи, кто мог бы для этого подойти, — мой старший брат Жозеф, однако он недостаточно энергичен. Я попробую сделать так, чтобы его выбрали председателем Охранительного сената. Так что естественнее всего было выбрать Евгения. Он же мой приемный сын! Он будет предан Римскому королю. Говорят, он слишком молод. Думаю, вы с ним ровесники…
— Я на год старше, сир, — прервал его Бейль.
— В его возрасте или в твоем возрасте я уже вел победоносные войны в Италии и выиграл битву при Маренго!
Теперь Наполеон говорил сам с собой. Встав с дивана, он снова стал прохаживаться по комнате:
— А еще мне говорят, что я мог бы восстановить республику или монархию. Что касается республики, то можно было убедиться, что французы неспособны ею управлять: слишком беспокойные, слишком порывистые, они признают только те законы, которые им выгодны, и, чтобы не чувствовать над собой ничьей власти, предпочитают выбирать людей заурядных! Что до монархии, то ее агония началась уже давно, в шестидесятых годах восемнадцатого века, когда взбунтовались члены парламента, которые, по сути, были всего лишь толстосумами, никого не представляли. И, самое главное, их не волновали интересы народа. Ни Людовик XV, ни Людовик XVI, неплохие, впрочем, короли, оказались неспособны поставить их на место. И эти два последних короля цеплялись за догмат о «божественном праве», потерявшем всякий смысл в эпоху Просвещения.
Франсуа Бейль поразился, слушая эту тираду. На лбу императора выступали капельки пота.
— Франции нужно совсем другое: ей нужна либеральная империя, более либеральная, чем та, которую я для нее создал. Империя, в которой народ не пользуется властью, потому что он на это неспособен, но в которой он имеет право быть выслушанным и никто не сможет лишить его слова. Именно этому меня научили греки, которых я читал.
Повернувшись к Бейлю, Наполеон посмотрел ему прямо в глаза:
— Именно такую империю я требую установить от моего пасынка. Надеюсь, ты не откажешься ему помочь!
Бейль, чувствуя себя подавленным потоком мыслей императора, рискнул задать последний вопрос:
— А как вы думаете, сир, что можно сделать, чтобы установить мир в Европе?
— Прежде всего, — ответил император, — нужно, чтобы правители привыкли спорить, а не воевать! Очевидно, что у них у всех — свои интересы: надо предоставить им место, где бы они могли поспорить, прежде чем обращаться к оружию.
— Но какое же место, сир? — с любопытством спросил Бейль.
— Собрание, конгресс, на который они все регулярно бы собирались и на котором сторонники мирных решений, благодаря своему численному преимуществу, побуждали бы любителей приключений к благоразумию!
— А не думаете ли вы, сир, что такому конгрессу будет нужен третейский судья и что играть эту роль предопределено вам?
— Пока я не хочу рассматривать такую возможность, хотя Талейран меня постоянно к этому подталкивает. Правда, может, он делает так исключительно для того, чтобы сорвать мой план! Пока заниматься этим было бы опрометчиво, хотя со временем этот план станет осуществимым, как знать…
— А что вы, сир, думаете предпринять в отношении России и Англии, ваших заклятых врагов?
— Это, Бейль, самое трудное, и я тебе отвечу в нескольких словах. Ни та, ни другая не являются европейскими державами. В России небольшое европейское пространство существует лишь вокруг Санкт-Петербурга, но этим все и исчерпывается! Что же касается Англии, то область ее владычества — море. Следовательно, именно там ее и нужно будет сокрушить, заключив морской союз с Испанией и независимыми колониями Америки. Я посоветую Евгению обзавестись отличным министром военно-морского флота и дать ему срок, от пяти до десяти лет, чтобы за это время вместе с испанцами построить флотилию в два раза более мощную, чем у англичан. Расположится же она на наших рейдах в Бресте и Тулоне, там она будет под защитой. А вскоре, но это между нами, я объявлю об отмене сухопутной блокады. От нее нам никакой пользы, и она настраивает против нас наших союзников! Кроме того, я возвращу трон королю Испании; тем самым мы оторвем ее от Англии. Ну как, я ответил на твои вопросы?
Наполеон снова сел на диван. Он замолчал, предаваясь своим размышлениям, а потом, после долгого молчания, добавил:
— Пока я буду жив, я буду всегда наготове, оставаясь в тени. Если Франции суждено возобновить прежние зверства или поддаться своим слабостям, то я ей не позволю погибнуть. Уж я-то смогу с этим справиться, но хочу, чтобы этого не случилось.
Франсуа Бейль понял, что аудиенция окончена. Император больше не смотрел в его сторону и был, судя по всему, погружен в свои мысли. Они оба одновременно встали. Наполеон протянул свою белую пухлую руку и сказал:
— Я был рад снова с вами встретиться, господин герцог Смоленский. Рассчитываю на ваше содействие. Надеюсь, вы будете помогать императору-регенту!
Полковник Арриги, слышавший за перегородкой лишь бормотание голосов, не понимая смысла слов, сразу же понял, что беседа подошла к концу. Он открыл дверь и вытянулся по стойке смирно.
Спускаясь по лестнице, генерал Бейль с изумлением почувствовал, что у него одеревенели ноги: так были напряжены его нервы во время встречи. В приемной первого этажа он знаком показал лейтенанту Вильнёву, чтобы тот следовал за ним, и пошел через двор, который на сей раз показался ему огромным. Дойдя до поста охраны, он приложил руку к своей шляпе, отдавая честь полковнику.
— Спасибо, Арриги, — сказал он ему. — Это было великое событие!
Бейль пересек парк Елисейских Полей, не замечая ни прохожих, ни лошадей. Он был подавлен тяжестью мыслей, которыми поделился с ним Наполеон, и находился под огромным влиянием его личности.
Глава XXIII.ОСОБНЯК БОГАРНЕ
Генерал Бейль решил, что после его беседы с Наполеоном уместно нанести визит принцу Евгению де Богарне. Ему хотелось точнее узнать и о настоящем положении дел, и о практическом значении тех установок, которые дал ему император. Разговор, судя по всему, будет легким, поскольку они знали друг друга с детства. Разница в возрасте составляла всего год: Евгений был младше. Их матери дружили, и Элен Бейль останавливалась в доме семейства Богарне в провинции Орлеане, когда отправлялась со своими детьми в Овернь на летние каникулы. Евгений и Франсуа вместе брали свои первые уроки верховой езды.
После развода Жозефины с ее мужем, Александром де Богарне, а потом и казни последнего в годы Великого террора, их отношения охладели. Элен Бейль, стойкая сторонница традиций, осуждала непристойное участие своей подруги в увеселениях Барраса и мадам Тальен. Однако брак Жозефины с Бонапартом сблизил их снова, и Элен Бейль стала усердной посетительницей Мальмезона, куда часто привозила своего сына.
Он ее охотно сопровождал, потому что был тогда пылким поклонником креольской красоты Жозефины, одевавшейся, как требовала мода, с редкостным бесстыдством. Ему доставляло самое большое удовольствие смотреть на нее. И он чувствовал, как его охватывает сладострастная дрожь, когда она останавливала на нем свой томный взгляд или, прося его сходить за какой-нибудь нужной ей вещью, случайно касалась его руки.
Евгений привязался к Наполеону, ставшему его отчимом, а потом и приемным отцом, и следовал за ним всюду — и в Италию, и в Египет. Он женился на дочери Максимилиана Баварского, и Франсуа Бейль был одним из многочисленных свидетелей на их свадьбе.