Пленных привели на батарею. Оказалось, это были разведчики. Они пережидали день в окопчике, намереваясь в темноте перерезать провод и захватить связиста, когда тот пойдет искать порыв.
В этот же день вечером радист услышал, как по фронтовому радио в числе отличившихся в боях назвали и артиллерийский дивизион Худякова. Он радостно закричал:
— Товарищ командир! Товарищ командир! Про нас говорят!
Худяков заскочил в машину, но услышал уже только музыку. Командир был доволен итогами дня, но видел он и немало просчетов. Не совсем верно выбраны позиции. В отделении тяги, где командиром старшина Степанов, убило шофера. Безрассудная смелость подвела, не захотел укрываться в щели. Были потери и в орудийных расчетах — троих ранило.
Вечером Сергей Иванович приказом объявил благодарность всему личному составу. Расчет первого орудия поблагодарил лично. Наводчик первого орудия рядовой Горбач на похвалу не отозвался. «Что, устава не знает?» — удивился Худяков.
Д. Горбач прибыл в дивизион уже под Москвой. Его семья, жена и дети, погибла при эвакуации во время бомбежки эшелона. Он сам их хоронил. Вскоре узнал, что родную сестру немцы повесили в Киеве. Вот тогда и настоял, чтобы послали на фронт.
Воевал в пехоте, был ранен, выучился на танкиста, стал наводчиком орудия. Под Сталинградом получил тяжелую контузию. Его хотели комиссовать, отправить в тыл — наотрез отказался. Стал сильно заикаться, потому и не смог отозваться на благодарность командира.
…Из наступательных боев на орловской земле артдивизион вышел изрядно поредевшим. Корпус вывели на отдых для пополнения, а Свердловскую танковую и мотострелковую бригады передали Брянскому фронту.
Мотострелковая бригада вошла в конно-механизированную группу генерал-лейтенанта Казакова. Группе надлежало внезапным броском пройти по тылам противника, перерезать железнодорожные линии к Брянску, не дать ему отступить.
Худякову особенно врезался в память бой за Унечу. Город обороняли четыре вражеских полка, артиллерийские и минометные батареи. Весь лес и кустарник, который подступал к самому городу, был вырублен начисто, дороги заминированы. Накануне прошли проливные дожди, развезло дороги, переполнило речушки.
Немцы наступления не ждали. Город освободили в считанные часы.
— В уличных боях каждое орудие было самостоятельным, — вспоминает Сергей Иванович. — Нам тогда хорошо помогли разведчики капитана Мокрушина. Они ночью побывали в городе, засекли огневые точки. А вечером Москва передавала по радио, что всем соединениям, участвовавшим в боях за город, присвоено наименование «Унечская». Наша бригада стала называться «Унечская мотострелковая».
После Унечи освобождали Клинцы, Новозыбков. Врывались стремительно, внезапно и дерзко очищали улицу за улицей от врага. После освобождения Новозыбкова жители сообщили, что немцы угнали много людей. Вероятно, хотят использовать их как заслон при наступлении советских войск. Вывозили и раньше, как будто заставляли рыть окопы.
Танки развернулись и двинулись в обход. На их броне сидели автоматчики, минометчики и разведчики из взвода управления дивизиона. Мучительно долгим казалось Худякову время, когда он ожидал сигнал. Наконец командир взвода управления сообщил координаты для огня.
Потом рассказывали, что десантники навесным минометным огнем отделили мирных жителей от немцев, а затем по врагу ударила артиллерия. И тогда фашисты открыли огонь по старикам и детям. Наши бойцы без команды бросились в атаку, смели фашистскую нечисть в считанные минуты. Пленных не брали.
Оставшиеся в живых жители города не сразу поняли, что они спасены. А потом… бросились к убитым и плакали навзрыд. Тяжело было смотреть солдатам, разрывалось сердце от ненависти к зверю-врагу, хотелось скорей ринуться в бой и гнать, гнать его с родной земли.
Мотострелковая бригада дошла до реки Сож. Там был получен приказ вернуться в Уральский корпус.
…На большой поляне в Брянском лесу выросла трибуна. К ней принесли много цветов, зелени. На трибуне гости с Урала, офицеры из штаба армии. Командарм читал приказ: за выдающиеся заслуги в Орловско-Брянской операции добровольческий танковый корпус был преобразован в 10-й гвардейский. Красное шелковое полотнище с силуэтом Владимира Ильича Ленина плыло к трибуне под ликующее «ура».
— Это звание присвоили нам после двух месяцев боев, — рассказывает Сергей Иванович. — Мы написали отчет о боевых действиях дивизиона и послали на Урал. Сообщили, как выполняем наказ, который нам давали трудящиеся перед отправкой на фронт, как выполняем клятву.
В артдивизионе особо отличилась вторая батарея старшего лейтенанта Николая Глушкова (он погиб весной сорок четвертого). На ее счету — самое большое количество уничтоженных огневых точек врага, подбитых танков и самоходок. Батарею стали называть глушковской, в честь любимого отчаянного командира.
Потом этой батареей командовал Яков Хардиков, он за тяжелейшие бои в Каменец-Подольском получил звание Героя Советского Союза.
За два месяца боев больше половины состава артдивизиона были награждены орденами и медалями. Сергею Ивановичу Худякову были вручены ордена Красной Звезды и Отечественной войны 2-й степени.
Во время одного из боев снаряд разорвался метрах в пятнадцати от Худякова, второй приземлился на кромке оврага. Ординарец Шамсиев успел столкнуть командира в овраг, прикрыл его, а сам был ранен. Старшина, который отвозил его в госпиталь, потом рассказывал Сергею Ивановичу Худякову:
— Всю дорогу Шамсиев горевал. «Хотел, — говорил он, — вечером командира лапшой накормить! Ведь опять останется голодный!» Успокоился лишь тогда, когда пообещал ему накормить вас.
После боев за освобождение Каменец-Подольского, Львова и завершения всей Львовско-Сандомирской операции, мотострелковая бригада находилась на отдыхе. Приезжала делегация уральцев, привезла орудие от Магнитогорского педагогического института с просьбой вручить лучшему артиллерийскому расчету. Его передали миассцу Владимиру Демидову из глушковской батареи. Из Миасса получили посылки. Пришли письма от рабочих, колхозников.
Много было писем от детей. И в каждом наказ — крепко бить фашиста и с победой скорее возвращаться домой. А до возвращения, ох, как было далеко!
Как-то вечером, осматривая, как оборудована огневая позиция, чем занят личный состав, услышал Худяков давно полюбившуюся ему песню: «Здравствуй, дальня-я ура-а-лочка-а, родная-я, дорогая…» — вполголоса напевал незнакомый сержант, видимо, из пополнения, и подбирал мелодию на гармонике. Это была дивизионная песня, сочинили ее солдаты, сами и музыку подобрали. Шоферы из отделения тяги подпевали:
Ох, не надо, не надо плакать,
Знай, что если долго не пишу,
Это значит — мы идем на Запад,
Это значит — я к тебе спешу…
Особенно нравится Худякову последний куплет:
И одной мечтой живут солдаты:
Поскорей захватчиков прогнать.
Это значит — мы идем на Запад,
Это значит — некогда писать.
Из-за большого валуна тянуло аппетитным дымком. Дивизион давно отказался от кухни, — ее надо было возить с собой, — солдаты по очереди готовили пищу.
— Товарищ гвардии майор, наводчик орудия рядовой Горбач занят приготовлением пищи! — растягивая слова, так он меньше заикался, отрапортовал наводчик.
Рядовой Дмитрий Горбач кормил борщом и командарма Д. Д. Лелюшенко, когда тот прибыл на батарею, и благодарность получил за вкусный борщ.
Командир батареи А. И. Кислый частенько звонил С. И. Худякову:
— Товарищ командир, приходите обедать! Горбач готовит!
Наводчика Д. Горбача посылали на командирские курсы — отказался. Контузия — плохой помощник в учебе, сказал он, лучше быть хорошим солдатом, чем плохим командиром. Он был опытным, умелым наводчиком. Ныне Д. Горбач живет в Миассе.
Перед Висло-Одерской операцией майора Худякова назначили командующим артиллерией бригады. Из его непосредственного подчинения артдивизион вышел, но до самого конца войны оставался родным домом, постоянно тянуло в его подразделение.
Командир 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса Е. Е. Белов в книге «Сыны отчизны» пишет:
«Освобождение польского города Лисув было частью большого боя по разгрому врага в Петрокове… Лисув танкисты взяли с ходу на рассвете, когда расположенный в городке вражеский гарнизон еще беззаботно спал. Захваченного в плен немецкого генерала привели на КП бригады в одном белье. Однако вскоре выяснилось, что вблизи Лисува стоит крупное танковое соединение СС».
Через полчаса фашисты бросили в контратаку два десятка танков, батальон пехоты, подтянули десятиствольные минометы. Но атака была отбита. Вторая контратака была организована большим числом танков.
Первая батарея артдивизиона стояла на окраине города у мельницы и островерхой небольшой часовни. Во второй половине дня, когда было отбито уже несколько контратак, добрался до нее Худяков. Перед батареей на поле догорали немецкие танки, самоходки. Хороший удар получили немцы, но и от батареи осталось одно орудие и при нем только заряжающий Елычев.
В это время связной Худякова закричал:
— Командир, танки!
Через косогор переваливались, сползали в долину, кое-где поросшую безлистными зимними деревьями, два тяжелых танка, а за ними виднелись еще три пушечных ствола. Худяков отослал связного с донесением к командиру бригады. Крикнул Елычеву:
— Давай снаряды!
— Товарищ командир, снарядов осталось мало. Должны подвезти.
Танки шли на большой скорости. Худяков выбрал левый танк, подпустил метров на пятьсот, чтоб ударить наверняка. Первый снаряд послал между гусениц под днище, второй для верности — в развернувшуюся, будто специально подставленную ходовую часть. Видел, как из люка стали вываливаться немцы. Ударить бы по ним осколочным, но не до них. Надо ловить в панораму другой танк, он полз на орудие.