Наше соединение отбивало на рубеже Беелитц — Тройенбритцен атаки частей 12-й немецкой армии генерала Венка. К ней взывал Гитлер с мольбой о спасении. Но этой армии пробиться к окруженным в Берлине фашистским войскам не удалось…
Запомнился бой, который мы вели 30 апреля 1945 года. Внезапно наши боевые порядки атаковали восемь танков и самоходок с группой мотопехоты. Это были курсанты училища имени Гитлера. Мотопехота сидела в машинах. Первым рассмотрел противника гвардии лейтенант Алымов из дивизиона гвардии капитана В. М. Скибы. Комсомолец Алымов подбил два танка, а наводчик гвардии младший сержант Климов — четыре бронированных машины. Подразделение, которым командовал я, уничтожило несколько десятков гитлеровцев. Дорога была удержана.
За бои под Берлином почти все солдаты нашего подразделения были отмечены правительственными наградами. Орденом Отечественной войны 2-й степени были награждены я и мой заместитель коммунист А. А. Дружинин. Но война есть война. Мы потеряли своих боевых друзей — С. И. Ефимова, С. И. Желнина и других.
За умелые и самоотверженные действия в берлинской операции наша бригада была награждена орденами Кутузова 2-й степени и Богдана Хмельницкого, а за участие во взятии Берлина ей присвоили наименование «Берлинская».
С падением Берлина война не закончилась, фашисты еще оказывали сопротивление в Южной Германии и Чехословакии.
5 мая в Праге началось восстание против оккупантов. На помощь Праге двинулись войска 1-го Украинского фронта — с севера, 2-го Украинского — с юго-востока, 4-го Украинского — с востока.
В ударную группировку 1-го Украинского фронта входила 4-я гвардейская танковая армия. Преодолев Рудные горы, армия на рассвете 9 мая завязала бои на окраинах Праги. Поддерживали наступление с воздуха истребительная авиация трижды Героя Советского Союза гвардии полковника А. И. Покрышкина, авиадивизии генералов В. Г. Рязанова и Д. Т. Никишина.
Первыми в столицу Чехословакии вошли танки нашей 4-й гвардейской танковой армии, в которую входил 10-й гвардейский Уральско-Львовский танковый корпус. Вот что рассказывал командир корпуса Герой Советского Союза Е. Е. Белов:
«В ту ночь кто-то выкатил на взгорок наш боевой заслуженный танк и написал на нем по-чешски: «Вечный гражданин Праги». Этот танк стал памятником советским воинам — освободителям столицы Чехословакии. 9 мая 1945 года Прага стала свободной».
Все воины нашей бригады были награждены медалями «За освобождение Праги» и получили благодарность Верховного Главнокомандующего.
9 мая 1945 года Москва салютовала победителям тридцатью залпами из тысячи орудий. Весть о победе вызвала в каждом из нас чувство великой гордости за нашу социалистическую Родину.
Б. Д. ДРОБИЗ,журналист, ветеран войны, капитан в отставкеКОММУНИСТ СЕРЖАНТ НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВ
Июльская ночь медленно, будто нехотя, двигалась навстречу новому тревожному дню. Разведчики еще с вечера замаскировались в высокой траве. До переднего края обороны немцев рукой подать — один-два броска, но гитлеровцы были настороже, беспрерывно подвешивали в небе осветительные ракеты, строчили из пулеметов куда попало.
— Слышь, Никола, страх фашист нагоняет, — авторитетно заметил разведчик Наумов.
Алексеев промолчал. Подстелив плащ-палатку, он лежал, улавливая терпкий запах перестоявших трав, полной грудью вдыхал знакомый с детства аромат зрелой пшеницы. Взгляд его заскользил по темному пологу неба, искусно расшитому звездами, задержался на ковше Большой Медведицы. «Вот и небо, и звезды такие же, как у нас, в Челябинске, — подумалось Николаю. Он еще раз взглянул на Большую Медведицу, улыбнулся: «Повисла, точно над озером Смолино».
— Курить хочется, аж зубы ломит, — донесся до Николая шепот Романова.
— Бачу, як у тэбэ вуха опухлы, — также вполголоса отозвался Петренко. — Знаешь, заборонэно…
Николай прислушался к голосам друзей, вспомнил разговор с командиром полковой разведки капитаном Веревкиным.
— Три ночи зря ухлопали, — сетовал Веревкин. — И все бестолку. Главное — приказ командира не выполнили. Хитер фашист, как лиса. Голыми руками его не возьмешь.
— Не возьмешь, — согласился Алексеев. — Хитра лиса, вот и надо ее перехитрить. А берут лису, товарищ капитан, не ночью, а днем. Может быть, и нам попробовать?
Веревкин ответил неопределенно, пожав плечами:
— Слишком рискованно.
— А вы мне поручите! — неожиданно выпалил Николай и смутился.
Под вечер Алексеева вызвали в штаб полка. Командир полка гвардии полковник Фирсов и начальник штаба майор Федоровский выслушали разведчика.
— Ну, что же, пусть будет во-вашему, — заключил полковник. — Добровольцев подбирайте сами.
И вот они лежат, замаскировавшись в траве, готовые к выполнению боевой задачи. Взошло солнце. Слышно было, как немцы затараторили, заработали ложками: значит, начался завтрак. Разведчики выждали, пока там стихнет, бесшумно поползли к оврагу, за которым проходила вражеская оборона. Узкой тропой, разминированной накануне саперами, они преодолели нейтральную полосу, сделали проход в проволочном заграждении.
Алексеев увидел окоп. Два фашиста, разморенные солнцем, дремали возле пулемета. В нескольких шагах за окопом виднелся блиндаж.
— Этих — без выстрела! — прошептал Николай. — А я в блиндаж.
Он вскочил в раскрытую дверь блиндажа, и что было сил крикнул:
— Хенде хох!
Гитлеровец вскочил, увидев русского солдата и наведенный автомат, задрожал:
— О, Гитлер капут!
Пленный — штабной офицер — сообщил важные сведения.
Похлопывая Алексеева по плечу, разведчики говорили:
— Ишь, охотник, лису перехитрил. Молодец!
— Фашисты у меня в большом долгу, — тяжело вздохнув, сказал он. — Пока жив, буду мстить за смерть отчима и сестры.
Командир полка наградил всех участников группы захвата медалями «За отвагу».
20 сентября 1943 года Совинформбюро передало:
«Войска Калининского фронта в результате четырехдневных ожесточенных боев прорвали сильно укрепленную полосу обороны врага, разгромили его долговременные опорные пункты и штурмом овладели важнейшим опорным пунктом обороны немцев на путях к Смоленску — Духовщина».
В тот день Николай был ранен, но с поля боя не ушел. Домой, в Челябинск, матери Анне Герасимовне он с гордостью писал:
«Дорогая мама! Мы теперь «Духовщинские»! Верховный Главнокомандующий объявил нам благодарность. А я представлен к награде «За боевые заслуги». Был легко ранен в левую руку, но ты, мама, не волнуйся, рана не страшная, скоро заживет, и я снова пойду в бой».
В Смоленске в уличных боях Николай вторично получил ранение, но и на этот раз остался в строю.
Успешно наступая на Могилевском направлении, часть полковника Фирсова приближалась к важному узлу железнодорожных и грунтовых дорог — городу Кричеву. Во что бы то ни стало требовался «язык». Необходим был поиск. Его возглавил сержант Алексеев.
С наступлением темноты Алексеев вывел свое отделение на передний край. Пронизывающий октябрьский ветер хлестал в лицо холодными дождевыми струями. Неожиданно воздух распорола длинная пулеметная очередь, в небе вспыхнула осветительная ракета. Разведчики замерли. «Неужели обнаружены?» — с тревогой подумал Николай. Выждав минут пятнадцать, он позвал разведчиков за собой. Вышли на берег реки, Николай шагнул в воду. Становилось все глубже. Намокший маскхалат сковывал движения.
— Хорошая купель! — проговорил, ругаясь, Назаров. — Зуб на зуб не попадает. Фашист, поди, сидит в тепле, чаи гоняет.
— Обсохнешь, не велика персона! — бросил кто-то. — Покончим с фашистами, заберешься на печь, за всю войну отогреешься.
На противоположном берегу осмотрелись. У развилки дорог обнаружили хуторок в несколько домов. Прислушались. Ни звука. Хуторок оказался заброшенным.
— Вероятно, фашисты угнали жителей, — высказал предположение Алексеев. — Займем крайнюю хату под наблюдательный пункт — лучше не придумаешь.
С наступлением рассвета дорога на Кричев ожила. Весь день разведчики накапливали сведения о противнике. В стекла бинокля Николай даже видел лица гитлеровцев, и его пальцы сами собой сжимались в кулаки. В его душе клокотала неуемная ненависть к фашистам.
Северо-западнее Кричева разведчикам удалось засечь огневые позиции минометных батарей, обнаружили скопление танков, артиллерии и пехоты противника. Под вечер поток машин схлынул, дорога опустела.
— Пора, хлопцы, и о «языке» подумать. — И Николай изложил свой план захвата. — Давайте разберем хатенку. После войны сложим хозяевам новую, а теперь пусть-ка она сослужит нам добрую службу.
Соорудили из бревен баррикаду, перегородили ею дорогу. Сами залегли у обочины. Ждать пришлось недолго. Из-за поворота вынырнул мотоцикл с коляской. И с ходу ударился о бревна. Водитель разбился насмерть. У него нашли пакет, покрытый десятком сургучных пятаков. Мотоцикл оттащили с дороги.
Не прошло и десяти минут, как показалась машина с зажженными фарами, мчащаяся с большой скоростью. Она с грохотом врезалась в баррикаду. Шофер и сидевший рядом гитлеровец были мертвыми. На заднем сиденье стонал здоровенный майор.
— Берите его аккуратней, — предупредил Алексеев разведчиков. — Без «языка» нам приказано не возвращаться.
Взяли портфель, набитый картами, документами, и оружие. Уложили полуживого фашиста на плащ-палатку, с трудом поволокли его. С ценными трофеями вернулись в часть.
В августе сорок четвертого года сержантскую гимнастерку Алексеева украсил орден Красной Звезды. Награжден он им за особую операцию. Перед ночной штурмовой группой, в которую вошло отделение Алексеева, стояла сложная и рискованная задача: ворваться в город Радзимин Варшавского воеводства, разгромить немецкий штаб. Для ее выполнения отбирались добровольцы, умеющие хорошо плавать.
В кромешной тьме штурмовики переправились через водный рубеж. Николай одним из первых был на противоположном берегу. Гитлеровцы обнаружили смельчаков, открыли автоматно-пулеметный огонь. Броском гранаты Алексеев уничтожил огневую точку врага, обеспечил быструю переправу товарищей. Горстка отважных советских воинов пробилась к немецкому штабу, разгромила его, захватив при этом документы. Находчиво, решительно действовал сержант Алексеев, сразивший шестерых фашистов.