– Да, Тоня, – ответил Чабан, откупоривая свою канистру и начав поливать бензином пол, мешки, ящики, – их убили. И если понадобится, будем убивать дальше.
– Они ведь только охраняли… Такие молодые. – Голос Тони дрожал.
– Да, молодые. Этот будущий папаша, правда, уже успел отсидеть. За групповое изнасилование и разбой. Насиловали четырнадцатилетнюю девчонку. Кем он воспитал бы своего ребенка?
Тоня поставила на пол канистру, обхватила лицо руками и заплакала. Горько, по-девчоночьи.
– Не надо, дочка… – произнес Чабан.
Он хотел было обнять ее за плечи, успокоить, как не раз успокаивал собственную дочь, но в этот момент канистра выпала из его рук, и сам Яков Максимович опустился на залитый бензином пол. Ранение дало о себе знать в самый неподходящий момент.
За отсутствием президента ассоциации (а также подполковника Горлача), Аллу Арнольдовну Ланковскую встретил Филипп Филиппыч, известный ей как помощник генерала Ушкова по организационным вопросам.
– Зачем вы столь срочно вызвали меня? И где Виталий Андреевич и господин Горлач? – поинтересовалась, поджимая и без того тоненькие бескровные губы, Ланковская.
– Случилась большая неприятость, Алла Арнольдовна, – вкрадчивым голосом проговорил Филипп Филиппыч. – Вот, ознакомьтесь!
Сперва он протянул Ланковской толстую пачку зеленых купюр и текст статьи, написанной покойным Горлачем. Филиппыч обсуждал содержание текста с Ушковым и Горлачем. Но после захвата Андрея Витальевича Филипп Филиппыч самовольно внес в статью необходимые коррективы. Ланковская быстро пробежала глазами текст, и он явно удовлетворил ее. Пожалуй, не меньше, чем полученный ею аванс. Во-первых, статья была сенсационной – о сращивании наркомафии со спецслужбами. Во-вторых – спецслужбы были выставлены самым отвратительным образом, что всегда было для Ланковской бальзамом на душу. И в-третьих (еще больший бальзам!) – главными подонками изображались офицеры спецназа ВДВ. Военных, особенно спецназовцев, Ланковская ненавидела лютой ненавистью. Нередко она называла в своих статьях русский спецназ «карателями» и «фашистами». При этом Ланковская была достаточно хитра и осторожна. Чтобы не попасть под суд за клевету, она вставляла в свои гадкие пасквили фразы типа «по непроверенным данным», «по многочисленным рассказам», «как рассказал очевидец, пожелавший не называть своего имени», «по некоторым предположениям». Это давало возможность штатному адвокату ее либеральной газеты отбить в суде любой иск. Данные, дескать, непроверенные, как только проверим – сразу дадим опровержение. Проверки же затягивались на годы. Чеченские боевики, в описании Аллы Арнольдовны, на страницах «Московского либерала» выглядели красивыми, крупными, породистыми мужчинами. Воинами духа и плоти…
Еще раз перечитав статью, Ланковская позволила себе усмешку удовлетворения.
– Мне нравится. А что… Виталий Андреевич погиб? – без малейшего сочувствия, просто желая услышать подтверждение факта, осведомилась Ланковская.
– Увы, – развел руками Филипп Филиппыч, заживо хороня своего недавнего патрона.
Из статьи следовало, что нанятые генералом ФСБ Сладковым спецназовцы ВДВ, вместо того чтобы бороться с наркомафией, совершили подлог. Вместо главаря наркомафии Эль-Абу Салиха они «поймали» несчастного безработного актера Артема Х. Когда тот отказался участвовать в авантюре, его убили. При странных обстоятельствах исчез один из лучших оперативников Сладкова, майор Середа. Лучший оперативник полковник Булышев погиб при совершенно конкретных обстоятельствах. Не потому ли, что у них появились конкуренты, нанятые Сладковым и оплачиваемые неизвестно из чьего кошелька?! Укоротить распоясавшихся спецназовцев ВДВ сумели лишь казачьи формирования генерала Ушкова. Но (ПО НЕПРОВЕРЕННЫМ ДАННЫМ И РАССКАЗАМ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ОЧЕВИДЦЕВ) в результате боестолкновения казачий атаман не то погиб, не то получил тяжелое ранение. Выясниться это должно в самые ближайшие дни. Таким образом, данную статью надо считать открытым обращением к генеральному прокурору с требованием разобраться, что творится в ведомстве генерала Сладкова и чем, вместо служебных обязанностей, занимаются действующие офицеры ВДВ.
В статье не говорилось ни о чем конкретном (имен и фамилий бойцов ВДВ не называлось), на ее основе сложно было завести уголовное дело, но генерал Сладков был замазан грязью по самую макушку. Обычно в таких случаях генералов отстраняют от руководства и «замораживают» оперативные линии, курируемые ими. С журналюжки же какой спрос?! Она честная, храбрая, принципиальная. Ну а то, что «данные непроверенные» и «очевидцы не пожелали назвать своего имени», тут уж ничего не поделаешь. Либеральная газета – это вам не прокуратура.
– Я прямо сейчас вставлю сюда несколько своих фраз, – произнесла Ланковская, распахивая собственный ноутбук. – И сразу же отошлю по электронной почте главному редактору. Думаю, он успеет поставить ее в завтрашний номер.
– За это мы вам и заплатили, Алла Арнольдовна, – проговорил Филипп Филиппыч. – Именно в завтрашний, утренний номер.
Ланковская передернула костяным личиком. Она не любила, когда ей напоминали о деньгах. Алла Арнольдовна считала себя духовной продолжательницей дела академика Сахарова, а тысячные долларовые гонорары брала исключительно для дела защиты свободы и демократии.
Между тем ПЛАН СТЕКОЛЬЩИКА продолжал осуществляться!
Несмотря ни на что.
Несмотря на то что сам Стекольщик пребывал в не совсем привычной для него роли, не предусмотренной первоначальной драматургией. Но, поскольку драматургом был сам Стекольщик, он с легкостью вносил коррективы в последующее содержание.
– Нормально все…
После Тониного укола Чабан сумел подняться на ноги и обнял девушку за плечи.
– Извините, Яков Максимович. – Слезы на ее щеках еще не высохли, тем не менее Антонина смогла взять себя в руки.
– Тоня, эта мерзость, – Чабан кивнул на «готовую продукцию», – предназначена детям. Четырнадцати-пятнадцатилетним пацанам и девчатам. У тебя сестры-братья есть?
– Есть брат. Сашка. Только в школу пошел, – вытирая лицо, произнесла Тоня.
– Представь себе, что какой-нибудь… вот один из тех, кого мы только что положили, встречает твоего Сашку и предлагает ему небольшой такой бесплатный кайф… А через год похороны. У тебя и твоих родителей не хватит денег на лечение брата в дорогой клинике.
Антонина слушала молча.
– Поэтому мы не будем сдавать эту дрянь ни «конторе», ни ментам. Мы ее уничтожим. И ни до одного Сашки ни грамма не дойдет… Бери канистру, дочка!
Девушка так же молча взяла канистру, плеснула бензин на мешки «готовой продукции». Чабан остановился у одного из ящиков, с помощью армейского ножа вскрыл его.
– Ого! – аж присвистнул Яков Максимович. – Приятный сюрприз, однако. Берем это дело с собой, девушка!
– А у вас… Яков Максимович, дети есть? – спросила Тоня, берясь за ящик.
– Есть. Дочка твоего возраста. И сын… Был.
Чабан произнес последнее слово так, что Тоня больше вопросов не задавала. Вместе с Яковом Максимовичем притащила ящик в караулку, к Кентавру. Тот не без удовлетворения осмотрел содержимое ящика.
– Шайтан-труба, – произнес Кентавр. – Очень кстати.
Даже не слишком подкованная в военном деле девушка Антонина имела представление о шайтан-трубе. В госпитале раненые частенько о ней разговаривали. Шайтан-труба штука довольно интересная и эффективная. А сконструировал такой же офицер, как Чабан и Вечер, из разведки ВДВ. Действующий, не отставной. Во времена афганской войны моджахеды давали за голову этого изобретателя семь миллионов афгани. Точнее, не сами моджахеды, а американские инструкторы из ЦРУ. Официально шайтан-труба именуется – реактивный пехотный огнемет «Шмель». Могущество боеприпаса равно 122-152 мм гаубичного заряда. Это значит, что залп такой «трубы» уничтожает живую силу и технику противника на площади свыше одного гектара. И, что самое замечательное, такую гаубицу любой солдат может установить на своем плече. На вид тубус для чертежей. И точность попадания высокая, но это уже зависит от того, в чьих руках шайтан-труба. Боец спецназа на занятиях по огневой подготовке способен с 200 метров попасть в форточку жилого здания. А конструктор такого чуда – обычный строевой офицер, у которого пять командировок в один только Афганистан. Русский офицер в седьмом поколении. Жаль, фамилию назвать нельзя. Из ВДВ он уволился по возрасту, с парашютом больше не прыгает, ножи и саперные лопатки в цель не метает. Работает за чертежной доской, возможно, в скором времени одарит войска новой «трубой».
– Теперь можно и «фабрику» посетить, – произнес Кентавр, нежно поглаживая «Шмель». – С таким подарком в гости не стыд…
Неожиданно Михаил оборвал фразу, вскинул пистолет и выстрелил точно в лоб третьему, уцелевшему охраннику. Тот сделал глупость: воспользовавшись тем, что Кентавр и Чабан были отвлечены на «Шмель», попытался протянуть руку к тревожной кнопке…
Спустя минут десять здание «ремонтной мастерской» полыхало, как картонный домик. Оба этажа были охвачены всепожирающим оранжевым пламенем. Чабан в это самое время рассматривал в оптику другое двухэтажное здание, располагавшееся на соседней улице. В нем (по рассказу Гены) находилась наркофабрика, перерабатывающая опий в героин. Охранялась она куда лучше, чем склад готовой продукции, но теперь у бойцов ВДВ имелась шайтан-труба.
– Если вы видите трезвого Деда Мороза, то скорее всего это Санта-Клаус! – Такого рода шутки неслись из работающего телевизора, установленного в дальнем углу.
Его смотрели плененные нами казаки. Виталий Андреевич был к телевидению равнодушен.
– Если вам дорогу перебежали черная кошка, черная мышка, черная Жучка, черная внучка… – кивнув в сторону телевизора, проговорил Ушков, – это значит, дед вместо репки вытащил высоковольтный кабель. Надо поговорить, Валентин, – тут же негромко предложил Виталий Андреевич, повернувшись ко мне.