Но эта мысль сразу стала пустячной, ушедшей на самый последний план. Её затмила другая, ещё более горькая, точнее, страшная мысль: «А Геля навсегда отстала. Не видать ей больше школы. Ничего уже не видать…»
Эта беда затмила собой вообще всё. Нет теперь Гели на белом свете. Никогда больше она не придёт на сбор, никогда я больше не услышу это её «интересненько» или «ясненько». Я вообще никогда больше не услышу её голоса. В этот момент я понял, ощутил всей душой, что означают слова «невосполнимая утрата», «трагедия».
К горлу подкатил горький комок, на глаза навернулись слёзы. Я убежал в свою комнату, упал в постель и, зарывшись лицом в подушку, заревел.
Перед глазами как наяву проплывали картины недавних ещё событий. Вот я убегаю от слуг Тьмы и бегу вдоль забора стадиона «Торпедо». Вот в заборе отодвигается доска, а там, в проёме, Геля. То есть я ещё не знал её имени. Она кричит мне, чтобы я тоже спрятался. Я пролез в проём, доску мы вернули на место, а слуги Тьмы пробежали мимо. Вот мы меняемся куртками, чтобы запутать слуг Тьмы. Её куртка на меня еле влезла. Она-то мою легко надела, а её куртка даже порвалась. В куртке, которую я ей отдал, в кармане, остался пистолет, который Тимка отнял у напавших на нас слуг Тьмы. Я про пистолет тогда даже не подумал. Но это даже хорошо, что не подумал.
Когда нас всё-таки поймали, Геля выстрелила из пистолета в руку одного из тех двоих, которые нас схватили. Тот, которого Геля ранила, сразу же её выпустил и скорчился от боли, а Геля убежала. Второй не стал её догонять, потому что боялся упустить меня.
Потом был кабинет их так называемого «генерала». Слово за слово — и разъярённый «генерал» бросается ко мне с кинжалом… Я тогда в живых остался благодаря Геле. Она как раз в этот момент вернулась, чтобы меня выручить. Прямо от двери, метров с десяти, не целясь, всадила по пуле в каждую ногу этому гаду. Я ни за что бы так не сумел, даже если б целился.
Такие вот дела. Если бы не Геля, меня не было бы сейчас в живых. Кстати, не только меня, но и моих родителей, бабушки, дедушки. Я-то жив, а Геля… Я не знаю, сможете ли вы понять, что творилось у меня на душе.
Я не заметил, как подошла бабушка, как она присела на краешек кровати. Я её заметил только тогда, когда она положила мне на голову свою тёплую ладонь, и сказала:
— Мы всё знаем, Саша. Нам ребята рассказали про вашу беду. Кирюша правильно не хотел тебе этого рассказывать до поры. И почему только Вова его не послушал?
Бабушка ещё что-то говорила, но я уже не слушал. Мне было всё равно. Слёзы давно закончились. Была только смертная тоска и пустота в душе. Я стал засыпать, но неожиданно очнулся от звонка в прихожей.
В гостиной послышались шаги — это дедушка пошёл открывать дверь.
— Это кто ж пришёл? — удивилась бабушка.
Из прихожей донеслись знакомые голоса, и в комнату буквально ввалились Вовка, Кирилл и Тимка. Поздоровались почти хором:
— Здрасте, тёть Аня!
— Здравствуйте, ребятки, — сказала бабушка, уходя. Наверное, она пошла на кухню, — только вы, ребятки, не шибко Сашу утомляйте. Доктор прописала ему покой на всю неделю.
— Ладно, тёть Аня, — пообещал Кирилл, — мы ненадолго.
Когда бабушка ушла, все уселись. Вовка сел на край кровати: стульев было только два, и ему не хватило. Кирилл мне говорит:
— Сань, ты нам очень нужен. Прямо сейчас. Ну, то есть не вот прямо сегодня, а завтра. Дело — совсем дрянь. Из нас только мы с Вовкой умеем летать. Котофей ещё, правда, но это не в счёт. Но даже троих, если с Котофеем, может оказаться мало. Да, ты как себя чувствуешь?
— Не знаю, — признался я. — Погано вообще-то.
— Ладно, сейчас всё нормально будет. Кирилл достал из кармана куртки крохотную плоскую склянку размером с два напёрстка и даёт её мне:
— Выпей это.
— А что это? — спрашиваю.
— Не бойся. Это вода с записанной информацией. Хранитель велел, чтобы ты её выпил. Давай пей, если не хочешь проваляться целый месяц.
Я не хотел «проваляться целый месяц», поэтому взял склянку и вылил её содержимое в рот. Воды там оказалось с чайную ложку или чуть больше, но буквально через несколько секунд ко мне вернулись силы.
— Ну, как теперь? — спросил Кирилл.
— Нормально вроде. Только всё равно… Кир, ну как может быть нормально, если Геля…
— Санёк, не изводись. Ты завтра должен быть в хорошей форме. Не заморачивайся пока на этом. Поверь, всё у нас будет хорошо.
«Ага, хорошо… — думаю. — Разве теперь может быть хорошо, если Геля погибла…» Но я не стал этого говорить, я спросил про Артёма, как он там, в Лукоморье.
— Нормально, — сказал Кирилл. — Завтра его увидим.
— А его папа?
— Сань, вот с ним дело пока плохо, — ответил Кирилл. — Его арестовали и обвиняют в убийстве Артёма.
А Вовка добавил:
— Что ли, зря ему говорили, чтоб в Лукоморье остался?
— Что теперь делать-то? — спрашиваю.
Кирилл пообещал:
— Если у папы не получится, я сам этим займусь, но папа обещал разобраться. Только, понимаешь какое дело, придётся Артёму вернуться в наш мир. Он должен рассказать следователям, что всё, что про отца говорят, неправда.
— А если всё равно не отстанут?
— Значит, это заговор. Тогда будут иметь дело со мной или с Хранителем. Вот тогда уже плохо станет им. Пощады ни от Учителя, ни от меня не будет. Но это на крайний случай, если по-хорошему не поймут.
— Слушай, Кирилл, — спрашиваю, — а зачем они это делают? Ну, придумывают всё это, про дядю Витю.
— Не знаю, Саша. Пока непонятно, чего они хотят, но мы разберёмся. Да, Сань, ты сегодня ешь получше. Завтра отправляемся в путь. Когда вернёмся, неизвестно. Да, вот ещё что, оденься завтра так, чтобы можно было переодеться по-летнему. Иначе упаришься. Главное, в сапоги не обувайся или возьми с собой летнюю обувь — там переобуться.
— А мы куда идём? — спрашиваю.
— Сначала к Усатому. Я же сказал, что завтра увидим Артёма.
— Слушай, Кирилл, как я могу куда-то пойти, если мне велено лежать неделю? Я что скажу родителям?
— Лежать тебе уже не нужно, ты здоров. Зря я, что ли, мотался к Хранителю за водой? Выходи завтра, когда родители уйдут на работу. Часов в семь утра. Мы будем ждать тебя у подъезда.
— Влетит же.
— Может, и влететь, но это, Саня, особый случай. Я не хотел тебе говорить, но придётся. Если останешься дома, тебе будет угрожать смертельная опасность. Не только тебе — всей семье. И вообще, лучше пусть влетит, иначе такое будет — мало никому не покажется. А твоим родителям потом придётся рассказать правду.
— Не поверят.
— Поверят. Сейчас уже все поняли, что творится какая-то чертовщина. Этих тварей, правда, называют пришельцами.
— Каких тварей?
— Нежитей. Они уже успели натворить дел. В общем, когда вернёмся, тебе всего-то что и нужно будет — это показать родителям, что умеешь летать. После этого во что хочешь поверят.
Кирилл поднялся со стула. Говорит мне:
— Ладно, Сань, мы пошли. Отдыхай сегодня. Главное, ешь побольше.
Муравкины и Тимка ушли, а я встал и вышел в гостиную. Слабости не было, было только чувство голода и тоски. Я пошёл на кухню и попросил у бабушки поесть. Она сказала:
— Сейчас, Саша, через десять минут будет готов обед. Потерпи.
Я вернулся в гостиную. Там работал телевизор. Шла программа новостей, и дедушка внимательно слушал, что говорил диктор. Я застал только конец фразы: «…вступить с пришельцами в контакт до сих пор так и не удалось. Воинские части области приведены в состояние полной боевой готовности, чтобы дать отпор вылазкам пришельцев».
В конце диктор объявил:
— А теперь о том, кто такие пришельцы на самом деле, нам расскажет заслуженный экстрасенс Российской Федерации, астролог и ясновидящая Аделаида Ротвельдовна Мозгопудрик-Светоконцевская.
На экране появилась «ясно видящая с помощью очков» тётка, которая недавно объясняла, из какой параллельной трещины в перпендикулярном чёрт знает что за пространстве пришла к нам «неправильная» погода. Раньше бы я с удовольствием послушал её «словесный понос», чтобы посмеяться. Но мне теперь было не до смеха, и я ушёл к себе в комнату.
Глава 13. Мы идём в Царство Нежитей
Утром, как только родители ушли на работу, а бабушка на кухне готовила завтрак, я незаметно ускользнул из дома. Вовка с братом и Тимка ждали меня около подъезда. На улице было ещё темно, так как до восхода солнца оставалось ещё целых два часа. Ждать рассвета мы не стали, а сразу отправились к «Усатому».
Кстати, только Кирилл обращался к Котофею Иванычу, называя его Усатым. Такое обращение к этому хищнику позволительно было не всем, а только его друзьям. А вот всяким там злодеям такая фамильярность могла дорого обойтись.
Для Котофея мы все друзья, но всё равно называем его уважительно — Котофеем Иванычем. Ну, или просто Котофеем. Это потому, что мы его уважаем. Ещё бы. Где вы ещё встретите такого умного кота? Он ведь не просто учёный, а ещё и профессор, доктор Магических Наук.
Ну ладно, отвлёкся я от сути. Итак, мы отправились в парк. Погода была не такая уж и плохая. Дождя не было, земля была местами припорошена снегом. Даже ветер был не такой сильный и мокрый. А ведь ещё недавно на улице творилось чёрт-те что.
Вообще-то, я подозревал, что непогода утихла не по своей воле. Вполне могло быть, что её урезонил Кирилл. Ну как тогда, во время нашего сбора.
Мы не стали пробираться к парку через пустырь, а пошли в обход. Это было раз в пять дальше, зато нам не пришлось лезть по грязи и форсировать водную преграду. И вообще, через пустырь мы по любому не пролезли бы в летней обуви. Я, например, отправляясь в путь, обулся в кроссовки.
Пока мы шли, Кирилл предупредил нас, чтобы мы ничего не рассказывали Котофею про Гелю.
— Почему? — спросил я.
А Кирилл говорит:
— Потому же, почему и тебе не надо было этого знать до поры. Узнал — чуть дуба не дал.
— Так всё равно бы узнал.