— Саша, Артём, только спокойно. Ничего не бойтесь, вы под энергетической бронёй. Они вам ничего не сделают.
— Кто они? — спросил я. — Чего не сделают?
Кирилл не ответил. Он таким же непостижимым образом переместился к Вовке и что-то ему сказал. После этого они оба встали рядом с Котофеем.
Тимка говорит мне:
— Сейчас увидим, кто нам ничего не сделает.
Итак, Вовка встал слева от Котофея, а Кирилл — справа, и тут такое началось!
Монстры вылетали из болота словно ракеты. Они повисали в воздухе, преграждая нам путь. Их было очень, очень много. И были похожи они на чёрных ящеров с горящими кровавым цветом глазами и разинутыми пастями. Рост тварей был не меньше высоты двухэтажного дома. Длинные ноги с огромными ступнями; короткие, как у кенгуру, ручки; перепончатые крылья за спиной
Из оскаленных пастей тварей вырвалось пламя. На нас налетел огненный ураган. Меня тоже накрыло этим огнём, и я от страха чуть не грохнулся в обморок. Поняв, что пламя не причинило мне вреда, я сумел взять себя в руки. Я взглянул на Артёма и Тимку: у Артёма вид был испуганный, как, наверное, и у меня, а вот Тимка был спокоен как памятник. «Вот это нервы!» — с завистью подумал я, глядя на Тимку. Я всегда завидовал его выдержке.
Вовка и Кирилл вытянули вперёд руки. С их ладоней по тварям ударили четыре яркие молнии. Десяток, а может, и больше монстров пеплом осыпались на землю. Котофей таким же манером испепелил ещё нескольких ящеров, но неожиданно сам вспыхнул, как факел.
Я ужас как испугался. Я думал, всё, конец Котофею. Но не тут-то было. Котофей рявкнул, как тигр, пламя на нём погасло, а дальше… Вы знаете, мне тех монстров чуть ли не стало жалко. Ни Кирилл, ни Вовка в дальнейшей расправе уже не участвовали. Они отошли от берега и встали рядом с нами, а Котофей озверел.
Вам приходилось когда-нибудь слышать, как орут коты, когда дерутся? Не очень приятные звуки, не правда ли? Вот и Котофей тоже орал, но его ор не шёл ни в какое сравнение с тем, как орут обычные коты. У меня даже мурашки забегали по коже. Котофей был теперь воплощением Кинг-Конга, Годзиллы и гиперпегона в одном лице, точнее, в одной кошачьей морде.
Котофей совершал гигантские прыжки, резко вырастая в размерах. Он на лету вцеплялся в очередную жертву и рвал её в клочья. А его морда… Нет, вы не сможете себе этого представить. Если такую озверевшую кошачью морду увидите во сне — не проснётесь.
Поголовье ящеров было сведено к нулю за считаные минуты, и путь стал свободен. Отдышавшись, точнее, когда отдышался Котофей, мы отправились дальше. Артём наотрез отказался снова стать наездником, как его ни уговаривали. Впрочем, он немного отдохнул и шёл теперь, не спотыкаясь.
Мы продолжали двигаться вдоль берега болота, огибая его с левой стороны. Трясина продолжала вздуваться огромными пузырями. Пузыри надувались и лопались, издавая звуки, похожие на стоны, громкие вздохи, и ещё леший знает на что. Казалось, будто болото нарочно нас пугает, чтобы мы повернули назад, но даже я теперь не обращал на это внимания. Я, правда, всё равно старался держаться поближе к Кириллу и к Котофею.
Когда мы добрались до скал, всё вокруг уже погружалось в вечерние сумерки. Я настолько выбился из сил, что уже еле держался на ногах, даже Артём не казался таким усталым, каким чувствовал себя я.
Мы остановились в узком ущелье между отвесными, нависшими над нами скалами и стали готовиться к ночлегу. Я готов был свалиться и заснуть прямо тут, на этих камнях, но Вовка с помощью брата сотворил палатку. Представляете? Из ничего сотворил. Только что её не было — и вот она уже стоит.
Вот если бы ещё не голод. Ведь поесть мне сегодня вообще не удалось, так как я улизнул из дома тайно, чтобы никто не заметил. Мне казалось, что я смог бы съесть целого быка, причём даже в сыром виде, даже живьём. Я ещё тогда подумал: «Палатку сотворили, а еду что, не могли сотворить?» Но я не стал их спрашивать про еду. А то спросишь — станет ещё хуже оттого, что вслух произнёс.
Итак, Котофей отправился, как он сказал, «на охоту», а мы впятером зашли в палатку. Палатка оказалась просторной, но главное, внутри не было такой жары, как снаружи. Там было в меру прохладно и очень уютно. В палатке были удобные постели: матрасы, простыни, подушки, одеяла — всё как у цивилизованных людей. Мы улеглись, и я моментально провалился в сон.
Глава 14. Беспокойная ночь
Спокойно поспать до утра мне не дал страшный шум, разбудивший меня посреди ночи. Когда я проснулся, в палатке было очень темно. Вопли, визг, рычание — всё это доносилось снаружи. Перепугался я неслабо. Чуть ли не кричу в темноту палатки:
— Кирилл, что это там?!
Вместо Кирилла ответил Вовка:
— Не знаю, Сань. Брат пошёл разбираться. Вернётся — расскажет.
— А почему он пошёл один, без нас?
— А нам-то что там делать?
— Ну, как это? Давай хоть посмотрим, что там.
— Да ну, поспать охота, — ответил Вовка, зевая.
— Ага, уснёшь тут, — говорю ему.
— Да хватит вам, — раздался из темноты палатки заспанный Тимкин голос. — С вами точно не уснёшь.
В общем, и Вовке, и Тимке лень было выходить из палатки, но когда снаружи донёсся страшный грохот, от которого всё вокруг сотряслось, они сдались:
— Ладно, пошли, посмотрим, — сказал Вовка.
Ну, и Тимка тоже решил посмотреть, что там громыхнуло.
Мы, оставив в палатке спящего Артёма, вышли наружу и окунулись в странную, пугающую ночь. Снаружи было жарковато, хоть и не было такого пекла, как днём.
Небо, как и днём, было затянуто тучами, но, несмотря на это, было довольно светло. Это оттого, что скалы светились призрачными зелёно-голубыми цветами. Скалы от этого выглядели светлее ночного неба. Этот струящийся от скал свет и освещал окрестности.
Тучи тоже испускали слабый лиловый свет. На фоне этого зловещего сияния бешено носились чёрные тени. Одна тень очень напоминала Котофея с растопыренными лапами и прямым, как стержень, хвостом, но была по сравнению с ним просто гигантской. Весь этот шум-гам доносился именно оттуда, сверху. Мне стало по-настоящему страшно. А вы сами разве не испугались бы такого?
— Это что там? — спрашиваю. — Тени какие-то, и вообще…
— А леший их знает, — говорит Вовка. — Одна тень, по ходу, Котофей. А может, не Котофей. Что ли, там их разберёшь?..
— Точно… Котофей… — зевая, произнёс Тимка.
— Ничего себе разборочка, — говорю.
А Вовка:
— Ерунда, с птеротаврами круче было.
— С какими ещё птеротаврами?
— Ну там, у болота. С теми, которые на нас напали.
— Это они что? Это они так называются, что ли?
— Ага… называются… — ответил Вовка, зевая.
— А где же Кирилл?
— А я знаю? Придёт и всё расскажет. Идёмте спать, а? А то с утра опять топать. Эх, пожрать бы чего. Зря хавки с собой не взяли.
Тимка ему:
— Вов, ты насчёт «пожрать» не напоминал бы, а? И так в животе от голода урчит, а ты ещё напоминаешь.
Да, лучше бы он и правда не говорил про «хавку». Это он еду так называет, когда брата нет поблизости. При брате он такие словечки не употребляет: Кирилл тут же начинает его «воспитывать», то есть прикалываться по поводу русского языка.
Как только Вовка напомнил о еде, мой желудок начал по полной программе «качать права». Удивительно, что до этого ещё можно было как-то терпеть, а как только Вовка сказал о «хавке», просто невмоготу стало.
Мы ушли в палатку. Я на ощупь нашёл свою постель и улёгся. Спать жуть как хотелось, но голод долго не давал заснуть. Хотя не только голод, а ещё шум, от которого я проснулся.
Впрочем, шум внезапно прекратился. Перед этим там, снаружи, что-то мокро шлёпнулось на землю. Потом оттуда донеслось смачное чавканье вперемешку со злобным урчанием. Это урчание иногда переходило в злобные мяукающие звуки.
Когда я всё-таки заснул, мне начал сниться какой-то бред. Наяву мне в голову такого не пришло бы. Сначала приснился наш небольшой двор. Ночь. Я сижу в песочнице вместе с малышами младшего ясельного возраста. Нет, вы представляете? Это ночью-то! Малыши с помощью игрушечных формочек лепят из песка «куличики». Куличики у них почему-то выходят не песочными, а настоящими. Малыши молча подают их мне, а я отправляю их в рот. Я поедал куличики один за другим, но вкуса не чувствовал.
Потом приснился продуктовый магазин. В магазине я купил то ли пачку печенья, то ли толстенную шоколадину в пачке от печенья, то ли вообще не знаю что в пачке не знаю от чего. Я развернул обёртку и стал есть это непонятное что-то, но снова не почувствовал никакого вкуса. Что бы я ни ел, чувствовал лишь голод.
В самом конце приснилось, что я дома, что у нас обед. Мама приготовила картошку с жареным мясом. Я даже запах почувствовал… и проснулся.
В палатке было уже светло. Свет пробивался через маленькое окошко, затянутое прозрачной плёнкой. Ни Кирилла, ни Вовки, ни Тимки, ни Артёма в палатке не было. Снаружи и правда доносился запах мяса и ещё чего-то вкусного.
Поднялся я с трудом, потому что сильно болели ноги. Это потому, что мы весь предыдущий день были в пути. Причём болели у меня не только ноги, а вообще всё, что могло болеть. Болело даже то, что болеть не могло. Мне, например, казалось, что болят даже кроссовки, которые я только что натянул на ноги.
Я вышел из палатки и увидел Тимура, Вовку, Артёма и Кирилла. Вовка и Кирилл что-то варганили в неизвестно откуда взявшемся котелке, висящем над костром. Тимка с Артёмом сидели на камнях и о чём-то разговаривали. Запах шёл из котелка, в котором что-то варилось.
Котофей тоже был там. Он, неожиданно растолстевший, со страдальческим выражением морды полусидел-полулежал, привалившись спиной к большому камню. Временами Котофей мученически взмявкивал.
— Выспался? — спросил Кирилл.
— Что-то фигово, — отвечаю. — И вообще, болит всё после вчерашнего.
Кирилл мне говорит:
— Плохо, что не выспался.