В памяти вставали образы мамы, папы, бабушки с дедушкой, друзей. Понимание того, что я никогда больше их не увижу, вызывало желание забыться навсегда. Но забыться мне никак не удавалось, и меня продолжали терзать воспоминания.
Я тогда узнал, что такое настоящий ад. Нет, не тот, выдуманный людьми. Не тот, что с чертями и варкой в кипящей смоле. Нет, ад, о котором рассказывают в своих страшилках набожные люди, мне теперь показался бы раем. Ад — это намного страшнее. Ад — это чувство того, что ты уже мёртв, а где-то есть тот мир, в котором ты родился. Ад — это мысли о том, что в Мире Живых остались те, кто любил тебя больше всего на свете, кого ты любил больше всего на свете. Ад — это осознание того, что те, кого ты оставил, тяжко скорбят по тебе, а ты даже не можешь их утешить, подать весточку о себе.
Короче, то, что творилось у меня на душе, было непереносимым страданием. Особенно когда перед глазами вставали образы родных и Гели. Я весь теперь состоял из этого бесконечного страдания. Мне казалось, что я был на грани сумасшествия, если это понятие вообще применимо к мёртвым.
Я свернул в широкий грот14, в котором текла подземная река. Вот только тогда я остановился, даже присел на берегу. Нет, всё-таки какие-то желания у меня ещё оставались. Я захотел перейти на другой берег. Сам не знаю почему, но захотел. Я понял, что глубина не помешает мне, призраку, переправиться через реку, даже пешком по дну. Я ведь всё равно не дышал, то есть мне не нужен был воздух.
Я встал и направился к воде, но услышал позади себя страшный окрик:
— Постой! Не смей этого делать!
Я обернулся и увидел призрак страшной тётки. Нет, мне не было страшно, то есть я не испугался. Я просто понял, знал, что тётка страшная. Вместо волос на голове тётки извивалось и шипело множество змей. Вернее, это были не змеи, а тени змей, потому что и сама тётка была тенью. Взгляд у тётки был такой, что если бы у меня не было «иммунитета» против такого взгляда, я, наверное, окаменел бы. Хотя не знаю, может ли окаменеть призрак. Наверное, всё-таки не может.
— Постой! — ещё требовательнее повторила тётка, когда я обернулся на её голос. — Прежде чем войти в эти воды, сто раз подумай, хочешь ли ты всё забыть.
Я спрашиваю:
— А какая разница, войду я в воду или нет?
— Есть разница, — ответила тётка. — Эта река называется Лета, или река забвения. Войдя в её воды, ты забудешь всё. Ты забудешь, даже кем ты был; забудешь всех, кого ты знал и любил; забудешь всю свою жизнь
Странно, но теперь я не хотел ничего забывать, хотя совсем недавно у меня было такое желание. Значит, оставалась в душе самая малая искорка, которая удерживала меня, стараясь сохранить ту ниточку, что связывает меня с прошлым, с родными, с друзьями — с Миром Живых.
Тень тётки подошла ко мне и говорит:
— Не торопись ступать в воды реки забвения, потому что у тебя есть шанс вернуться в Мир Живых.
— Вернуться? — спрашиваю. — Но как?!
— Я не знаю как, — ответила тётка, — но я чувствую в тебе скрытую силу, о которой ты сам ещё не знаешь. Эта сила сейчас пробуждается в тебе, чтобы помочь совершить то, что тебе предназначено совершить. Но это ещё не всё. Сейчас в Мире Теней ходят пятеро живых. Они ищут тебя. В троих из них великая сила. Против их силы не устоит никто, ни Аид, ни даже сам Зевс15.
— Спасибо, тётенька, — поблагодарил я тень. — Я ведь не знал, что это река забвения.
«Тётенька» буквально затряслась от смеха. Отсмеявшись, она сказала:
— Никто ещё не называл меня тётенькой. Все называли меня Медузой Горгоной16. Ты первый, кто назвал меня тётенькой. Ну что ж, спасибо тебе за это.
На прощание Медуза Горгона сказала:
— Прощай, и удачи тебе! — и её тень унеслась в темноту пещеры.
Я ещё немного постоял у воды и повернул назад. Я шёл и чувствовал что-то странное. Будто и правда пробудилась во мне неведомая сила. Но не только в этом было дело. Дело было ещё и в том, что я страшно разозлился — на Аида. Я к тому же вспомнил о своей способности превращать живое в камень. Вы, я думаю, уже догадались, куда теперь лежал мой путь.
Я сделал что-то такое, чего и сам не понял. Сделал я это, почти не осознавая. Я просто приказал, чтобы у меня вновь появилось тело, и оно появилось — настоящее, моё.
Я даже не обрадовался, нет. То есть это была не просто безудержная радость. Сам факт, что я больше не призрак, я воспринял очень спокойно, потому что просто знал, что это получится. У меня было совсем другое чувство. Наверное, это чувство называется злорадством.
Эх, если бы я ещё знал, куда теперь идти. Но я не знал. Я не помнил пути, по которому прошёл от тронного зала Аида, пока был призраком. Я пошёл наугад.
На моём пути продолжали встречаться призраки. Некоторые из них были настолько страшными, что раньше я упал бы в обморок от одного их вида. Теперь… я их абсолютно не боялся. А они… если они раньше не обращали на меня внимания, то теперь стали останавливаться и провожать меня удивлёнными взглядами. Иногда я слышал, как какая-нибудь тень произносила что-то типа: «Живой?! Здесь, в Царстве Теней?»
Прошёл, наверное, час, но повсюду были незнакомые пещеры. Я понял, что сам никогда не найду этого гада. Я остановился и присел около стены, чтобы не мешать двигаться теням. А они всё шли и шли мимо меня. И тут у меня возникла идея. И как я раньше не догадался поспрашивать об этом у теней?
Из глубины пещеры шла тень льва. Не просто льва, а гигантского льва с раздвоенным хвостом, заканчивающимся двумя жалами. У меня, почему-то, даже не было мысли о том, что львы не умеют разговаривать. Ну и хорошо, что не было, потому что этот лев умел. Я встал с пола и, когда призрак льва поравнялся со мной, обратился к нему с вопросом:
— Извините, господин лев, можно у Вас спросить? Если знаете, конечно.
Тень льва остановилась и с удивлением уставилась на меня. Постояв в недоумении несколько секунд, тень прорычала:
— Спрашивай!
— Господин лев, я ищу Аида, но я заблудился и не знаю, куда надо идти. Вы не подскажете, как мне его найти?
Я увидел, что призрак льва удивился ещё больше. Ну ладно, удивился, нет ли, главное, что ответил. Говорит мне:
— Нет проблем! Это очень просто! Тебе надо три раза произнести слово «Гадес»! Как произнесёшь это — сразу окажешься перед его троном!
Я удивился, конечно. «Неужели, — думаю, — всё так просто?», а лев рычит:
— Только я не советую тебе туда идти, мальчик! Аид не любит, когда его беспокоят!
А я говорю:
— Спасибо Вам, господин лев. А на то, что этот гад любит или не любит, мне плевать.
— Как знаешь! — прорычал лев и пошёл дальше.
«Любит — не любит… А я что, люблю, когда меня превращают в тень? Посмотрю сейчас, любит ли этот гад превращаться в камень».
Короче, я кричу:
— Гадес! Гадес! Гадес!17 — и оказываюсь в тронном зале, прямо напротив трона Аида.
На этот раз оба трона были заняты. На соседнем с Аидом троне сидела тётка почти в таком же, как у Аида, прикиде. Да и была она такой же крупной породы, как и Аид. Вижу, что Аид напуган моим появлением. Я-то думал, что он ничего не боится, а он испугался. Тётка тоже, кстати, напугана. Короче, тётка спрашивает:
— Ты как сумел восстать из тени?!
Вижу, что со злобой она это спросила, хотя в её голосе были нотки страха. Ну, я со злобой и отвечаю:
— Захотел — и восстал! Тебя, мымру, не спросил!
Потом Аиду говорю:
— Всё, гнида! Каюк тебе! — и гляжу ему прямо в глаза, как во время боя с гиперпегоном смотрел в глаза тому чудовищу.
Вообще-то я не был уверен, что у меня что-нибудь получится, но… получилось. Причём Аид успел броситься на меня, превратившись в огромную змеюку, и прямо в таком виде застыл посреди зала. Тётка, увидав это, чуть не лишилась чувств. А тут ещё в зал ворвался Кербер. Ну, короче, и ему перепало. Чудовищный пёс превратился в огромную каменную «скульптуру»
Тётка бросается к каменной змеюке и голосит что-то типа:
— Аидушка! Очнись, мой ненаглядный! — ну и всё в таком духе — вопли, слёзы. Потом тётка падает передо мной на колени и умоляет:
— О, великий маг, взглядом разящий, я с мольбою к тебе обращаюсь. Я дарами одарю тебя несметными, отдам тебе всё, что пожелаешь ты. Только ненаглядного расколдуй моего. Он готов повиниться пред тобой, магом всемогущим, взглядом в камень обращающим.
Вы не поверите, но я чуть не разревелся. Мне почему-то их стало до слёз жалко — и тётку, и Аида, и даже пса Кербера. Я раньше и подумать мог, что когда-нибудь пожалею злодея, особенно того, который обратил меня в тень. Как же я теперь желал расколдовать их — и Аида, и пса — но я не знал, как это сделать.
Неожиданно дверь в тронный зал с грохотом разлетелась в щепки, и в проёме появились пятеро: Кирилл, Вовка, Тимка, Котофей и… Главный Хранитель Миров. Главный Хранитель был, как всегда, в длинной, до пола, белой мантии. В правой руке у него был жезл, увенчанный золотой эмблемой.
Увидев меня, Кирилл, Вовка и Тимка аж рты разинули от удивления. Тимка произнёс:
— Ни фига себе-е-е!!!
Вовка ничего не сказал, он просто стоял с обалделым видом, а Кирилл:
— Сань, ну ты и натворил дел…
А Тимка:
— Кир, а ты ещё на меня наезжал. Ну, когда там, у кинотеатра, с теми придурками пришлось разбираться.
— Да-а-а, здесь покруче дела. Сань, ты ведь мог их просто парализовать. Я же тебя учил.
Я говорю:
— Кирилл, я так разозлился… И вообще. Я думал, что ничего не получится. Кирилл, а можно их как-нибудь расколдовать?
— Пока ещё можно. Ещё полчаса — и всё, ничего нельзя было бы сделать. Но я не понял, как тебе удалось самому возродиться из призрака? Как ты это сделал?
— Не знаю, — отвечаю ему. — Просто захотел превратиться, ну и вот — превратился.