— Все чисто. Никаких иголок. — Бугай аккуратно высыпает мусор в ведро. — Сама посмотри.
— Спасибо.
— Новый год, кстати, здесь будешь отмечать?
Морозов никогда не скрывал своего презрения к этой квартире. Вот и сейчас обводит стены таким взглядом, словно здесь совсем нельзя жить.
— Возможно. Не знаю пока.
— Поехали со мной на Красную площадь! Будет круто.
Морозов подходит ближе, и я чувствую, что его свитер тоже полностью пропах хвоей. Новый год везде, прет как танк! И ему определенно от меня что-то надо!
Глава 28
— Так как? Билеты у меня есть. Начало в десять вечера, ну, там, концерт, салют, все дела…
Все дела… Умеешь ты убеждать, Морозов.
— Нет.
— Нет? То есть здесь лучше?
— Здесь лучше, — соглашаюсь я. — По крайней мере, предсказуемо и понятно, чем все кончится.
— А со мной, типа, не так?
— С тобой никогда не знаешь, где утром проснешься. Я так не люблю.
— У меня ты проснешься. Все предсказуемо. Вик, я вообще-то надежный.
— Нет.
— Я не понял, ты обиделась, что ли? Что я тебе поддатым звонил? Ляпнул чего лишнего?
Он реально не понимает. Впрочем, уже не в первый раз.
— Я не обиделась, Саш. Я сделала выводы. Давно. Вчера просто эти выводы снова подтвердились.
В его глазах на мгновение промелькнул страх, он реально чего-то испугался. Вряд ли мне показалось. Но вот сейчас снова улыбается, правда, немного обеспокоенно.
— Мне грустно было, вот и позвонил.
— Ты в клубе тусил, Морозов, там не может быть грустно! Особенно когда тебя ждут.
— Все-таки ревнуешь, да?! — Довольный, сволочь, как не знаю кто!
— Нет! Это то, о чем я тебе говорила! — Недовольство, засевшее во мне после вчерашнего звонка, рвется наружу. Может, и к лучшему. Быстрее свалит отсюда. — Нечужой человек, как ты сам себя назвал, Морозов, не будет шляться и… напиваться лишь бы с кем. Это не ревность, если ты не понял. Это… противно просто.
Не могу понять по его лицу, о чем он думает. Да и какая разница? Морозов из тех, кто не привык отказываться. Из тех, кто берет от жизни все и всех.
— Запомнила, значит?
Я ничего ему не отвечаю. Зачем? Он точно не тот, на кого можно положиться во всем, с кем можно рука об руку. Правда, бывают ситуации, в которых он может быть хорош.
— Запомнила. Поэтому Новый год точно без меня.
— Елку хоть не выбросишь? Дай ей постоять до Рождества.
— Не выброшу. Она точно не виновата.
Морозов кивает в ответ, еще раз оглядывает комнату, задержав взгляд на продавленном диване.
— Чаем хоть угостишь? Или так попытаешься выгнать?
— Тебя никто не выгоняет. И чай, конечно, есть, проходи на кухню.
Я знаю, что права, но все равно душа не на месте. Чем он там занимался и занимается — совсем не мое дело. То, что я говорила тогда ночью у него дома после катка, для Морозова пустой звук. Перестал бы уже таскаться сюда и строить из себя заботливого родственника, может, и спокойнее внутри станет.
— Ого! А у тебя еда есть! С утра не ел. — Бугай как ни в чем не бывало уже достает из холодильника небольшой кусок пирога, оставшийся вчера после прихода Руслана. — Ты не против?
— Пожалуйста. Только чай подожди.
Но Морозов уже откусывает большую часть соседской выпечки.
— Слушай, а вкусно. Я его доем.
Я потом долго себя ругала, что не сдержалась в этот момент. Повела себя и правда как ревнивая дуреха.
— Это Руслан вечером принес, мы с ним ужинали вместе. Мой сосед. Заходит иногда в гости.
— Угу. Охренеть как вкусно. Спроси его, где пирог покупал, по вкусу, правда, больше на домашний похож. — Морозов продолжает усиленно двигать челюстями и быстро забирает у меня из рук горячую кружку с чаем. Делает пару глотков и с выражением полного блаженства разваливается на стуле. — Кайф! Больше нет?
— Нет!
— Жаль. Слушай, а я рад, что ты общаешься, друзей заводишь. Нормальный хоть парень?
Вот черт! Это еще больнее, чем его вчерашние пьяные выходки.
— Идеальный.
— Пацан, который встретил на площадке хулигана? Ты еще беспокоилась, куда сосед делся. — Морозов демонстрирует идеальную память, чем сильно меня удивляет. — Кстати, шпана больше не появлялась?
Вот это бугая реально заботит, он ждет моего ответа.
— Нет. Но времени еще мало прошло. Может, вернется. Главное, что с Русланом ничего не случилось.
— Угу. И с тобой.
Морозов, кажется, потерял уже интерес к разговору. Снова на холодильник посматривает. Как с гуся вода!
— Больше нет ничего, Саш! И спасибо за елку.
Морозов не дурак, все верно понимает. Встает из-за стола, даже не пытаясь со мной спорить, быстро проходит в коридор и так же молча надевает куртку.
— Я не сплю с кем попало, раз тебя так это беспокоит, — неожиданно спокойно произносит бугай. Он не оправдывается, просто говорит. — Уже нет. Вчера был сложный день, ты многого не знаешь… это тебя вообще не касается. Вот и расслабился. Девчонки туда без меня приехали. И без меня уехали. Еще есть вопросы?
— Мне все равно.
— Я понял. А мне нет. И звонил пьяным я тебе.
Пока осмысливаю, что он сказал, Морозов уже уходит — не попрощавшись, кстати. После его слов остается в душе какая-то недосказанность. Может, опять врал? Он это умеет.
Слоняюсь по квартире минут пять, ничего не могу делать, сосредоточиться сложно, когда слова бугая из головы не выходят. Неужели ошиблась?
Я не знаю, специально так получилось или Морозов не рассчитывал на это, но его елка — это теперь центр внимания в комнате. Высокая, пушистая, шикарная. И такая настоящая. Сложно забыть, кто ее подарил. Но Морозов прав, ее надо украсить. А папа деньги оставил. В детстве мы часто наряжали елку вместе.
На улице приличный мороз, до ближайшего крупного супермаркета, где можно купить игрушки, ехать остановки три, кажется. Пешком по такой погоде слишком холодно.
Судя по толпе, автобуса давно нет, только что мимо проехали две маршрутки друг за другом, даже не остановились.
Я не успеваю дойти до остановки, рядом тормозит знакомый черный танк, а сердце сейчас из груди выпрыгнет от радости. Не уехал, значит. Ждал?
— Садись давай. — Из окна высовывается макушка бугая. — Тут нельзя останавливаться.
Он не спрашивает, куда мне надо. А я почему-то молчу. Тоже не спрашиваю, как он здесь оказался, если должен был давно уехать. Так и едем. Молча.
Морозов поворачивает к торговому центру, он чуть дальше супермаркета, но здесь явно и выбор больше. Лишь припарковавшись, спрашивает:
— Я все правильно понял?
— Ага.
— Ну пошли тогда.
Надо еще папе подарок купить, потом дяде Володе, всем его домашним. Кошусь на бугая. Ему тоже? Ведь первого января заявится. Максимум — второго.
— Короче, смотри, если за игрушками на елку, то давай налево. Или тебе еще чего надо купить?
— Пока игрушки. А дальше… подарки, наверное. Понятия не имею, что покупать.
— Пошли!
Мы идем налево, то есть за игрушками. Странновато, конечно, делать это с Морозовым, которого утром не хотелось даже видеть. Но, с другой стороны, пакеты тащить будет он.
— Ну что, давай выбирать! Мне нравится вот та.
Похоже, бугай не собирается просто стоять рядом. И точно, берет коробку со здоровой красной звездой-наконечником. Берем!
Чувствую, я никогда не забуду ни эту елку, ни этот поход за игрушками, который только начинается!
Глава 29
Все самое яркое, вычурное и неприлично дорогое. Знакомлюсь с вкусом Александра Морозова: фарфоровые олени с хрустальными рогами, огромные золотые шары, расписанные под хохлому, красочные мягкие игрушки явно ручной работы, а еще, конечно, нестандартные дед-мороз со снегуркой.
— Ты это себе, надеюсь, присматриваешь? — уточняю у Морозова, который вертит в руках фигурку голого мужика в ярко-красном колпаке и трусах такого же цвета.
— Тебе, конечно. Под елку такого поставишь, а?
— И раздетую снегурочку? Уйми свою фантазию, Морозов.
Бугай довольно скалится, будто я сказала что-то забавное, и укладывает двух стриптизеров в свою тележку.
— Ты ничего не знаешь о моих фантазиях. Но этот пробел ты восполнишь, обещаю.
Морозов, похоже, в ударе, я никогда не видела мужчин, которые бы так раскованно и уверенно чувствовали себя в магазине, заполненном в основном женщинами. Словно в свою стихию попал. В тележке оседает километровая разноцветная мишура, от которой уже сейчас рябит в глазах. Туда же отправляется хвойный венок с шариками, который принято вешать на входную дверь, упаковка гирлянд, свечи…
— Саш, остановись. Я это не возьму, — не выдерживаю в конце концов. — Мне все это не нужно.
— То есть? А для кого я тут стараюсь?!
— Не люблю все это. Вот такое. — Киваю на набор особо пафосных огромных шаров, покрытых каким-то чудодейственным составом, из-за которого их невозможно разбить.
— А что ты любишь? Чего молчишь-то? — Я уже знаю этот обиженный насупленный взгляд. Раньше было смешно, сейчас стыдно.
— Во-первых, это слишком пафосно для елки в Южном Бутове, во-вторых, будет резать глаза. Одно дело на картинке пять секунд полюбоваться, а другое — видеть это изо дня в день. В-третьих… — Тут я делаю паузу и смотрю прямо в глаза бугая, чтобы он проникся. — Это очень дорого.
Не проникся.
— Деньги не проблема, и это не обсуждается. Что глаз режет — вытаскивай. Но голого деда со снегурочкой оставь на память.
Следующие пять минут отсеиваем лишнее. И это самые неожиданные пять минут с Морозовым. Я уже настроилась на бой, серьезную такую ругань, после которой ехать домой мне пришлось бы на автобусе. По глазам Морозова было понятно, что он думает примерно о том же.
Но все получилось не так.
— Оставляем?
— Да.
— А эту?
— Нет.
— Гирлянды сам обмотаю. Берем.
— Хорошо. Оленей выкидывай.
— Тогда снегурку поставишь под елку.
— Себе оставь. Я деда в красных штанах заберу.