— Я наберу тебе из машины, — бугай в конце концов обрывает поток мата из телефона. — Я сейчас не один.
Нажимает на отбой и подходит ко мне. Как-то слишком близко даже для Морозова, совершенно не признающего чужие личные границы.
— Иди-ка сюда. — Кладет ладонь мне на затылок и прижимает к себе так, что пошевельнуться сложно. — Сводная моя.
Он не целует меня, нет. Он с такой силой впивается ртом в мои губы, что я чувствую терпкий вкус крови. Инстинктивно пытаюсь сжать зубы, оттолкнуть от себя Морозова, но он лишь еще сильнее зарывается ладонью в мои волосы, обхватывает другой рукой талию так, что уже больно. Мне сложно дышать, словно весь воздух остался у мерзавца, который не отпускает, кусает, ласкает мои губы. Его язык с легкостью проникает в мой рот, удивительно нежно касаясь нёба, дразня, провоцируя, требуя ответа.
К черту! Один раз. Только один раз…
…Приятные ощущения невесомости, легкости и опустошения разливаются по телу. Губы Морозова уже хозяйничают на моей шее, наверняка завтра будут засосы, но это неважно. Так сладко… Утыкаюсь носом в ложбинку между ключицами. Морозов вкусно пахнет, он вообще вкусный… Еще чуть-чуть, еще мгновение… Чувствую его горячие пальцы на коже под свитером, как дрожь пробегает по телу, как внизу живота растекается тепло. В голове включается сигнализация. Все! Остановись, Вика. Потом уже не сможешь.
— Что? — Морозов недоуменно и немного обиженно смотрит на меня, после того как я резко отстранилась от него. — Я только начал.
— А я закончила. — Вытираю тыльной стороной ладони губы, затем поправляю одежду. — Тебе пора. Братишка.
Он щурит глаза, думает о чем-то напряженно, а я с ужасом осознаю, что, реши он сейчас остаться, не факт, что мне удастся его выгнать. Точнее, что я захочу это сделать.
— Значит, предложение. Нормальное. — Морозов широко улыбается, как будто понял для себя нечто важное.
А я никак не могу отделаться от его запаха. Надо было просто не пускать его в дом. А еще лучше — не дразнить его. Все равно у нас с ним ничего бы не получилось. Только душу окончательно себе растравить, а потом собирать себя по осколкам. Не мой вариант, совсем. С самого начала это знала. И он никогда не выбирает таких, как я. Но легче от этого не становится.
— Пока, Саш. Одеться не забудь.
Не отрывая от меня взгляда, он поднимает с пола куртку, ту самую, которую несколько минут назад я собственноручно стянула с бугая.
— Увидимся. Скоро.
Он медленно проводит рукой по моей щеке, заставляя сердце биться сильнее. Ну почему именно он?!
Я не отвечаю, просто быстро захлопываю за Морозовым дверь. И запираюсь на все замки. Вот сейчас чувствую себя в безопасности. Мне не нужно было этого делать, но я все же смотрела в окно, ждала, когда он уедет. А Морозов не торопился, минут десять, наверное, сидел в припаркованной машине и только потом уехал.
Папа с детства учил, что если на душе тревожно, нужно что-то поделать, не сидеть, погружаясь в проблемы, а, например, разобрать полку или порисовать, или пойти побегать. Или разобрать подарки, все проверить, подписать и положить под елку. В нашем случае под елку класть необязательно — все равно вручать их будем не здесь. Не факт, что Морозов исчезнет из головы, но хотя бы полезное дело сделаю.
На всякий случай проверяю телефон — из-за проблем с громкостью пропустить звонок легче легкого.
От папы лишь эсэмэска, что задерживается, зато два пропущенных от Скалкиной. Мы не общались с Тамарой последние дни. Пожалуй, это единственный человек из моего бывшего универа, по которому я скучаю. Вот и сейчас она звонит.
— Вика! Привет! У тебя все нормально? Я не могу до тебя дозвониться!
— Привет! — Невольно улыбаюсь, представляя немного суетливую Скалкину. — Все нормально, просто звонок не слышала.
Я рада поболтать с Тамарой, по крайней мере, не буду сейчас прокручивать в голове все события назад, чтобы найти тот момент, после которого все пошло наперекосяк с Морозовым.
— Ну хорошо, что нормально. А то я уже думала искать мобильный Морозова. Я больше никого не знаю, кто рядом с тобой.
Я тоже.
— Как дела? Съездили к твоим родителям? — Помню, когда переписывались несколько дней назад, Скалкина очень переживала, как ее мама с папой примут Холодова. По мне, так Тамара по-прежнему зависима от чужого одобрения.
— Да, уже вернулись, представляешь! Нормально все прошло, я даже не ожидала, что он им понравится.
Признаться, я тоже. В том же Морозове куда больше обаяния и притягательности, чем в моем бывшем преподе английского. Опять бугай в голове!
— Как будете отмечать? — спрашиваю у Томы. Я рада слышать ее счастливый голос. Похоже, у нее и правда все хорошо.
— Пока не знаю. Ярослав обещал сюрприз. Даже не представляю, что будет. Но главное — мы вместе. А ты? Вик?
— У меня все по плану, — спокойно заверяю я. — С папой и нашими родственниками. Мне кажется, я тебе говорила об этом.
— Говорила. Поэтому я и удивилась словам Дятловой.
Услышав знакомую фамилию, помимо воли сразу напрягаюсь. Память услужливо подсовывает кадры нашей последней встречи. А потом ее фотки с Морозовым.
— Не знала, что вы продолжаете общаться, — удивляюсь я. Хотя это же Дятлова. Ты ее в дверь — она в окно.
— Нет, ты же знаешь, но она звонила мне. Странные такие звонки. О тебе. — Голос у Скалкиной становится напряженным. Я чувствую, она не очень хочет продолжать.
— Тамар, мне неинтересно, что обо мне может говорить или не говорить Лена. Но ты ведь из-за этого позвонила? Что случилось-то?
— Да ничего вроде, — мнется Скалкина, а я молчу. Жду. — Спрашивала, не знаю ли я, будешь ли ты с Морозовым на Новый год. Якобы он ее пригласил в Москву, перелет уже оплатил ей. Типа там компания собирается, кто именно будет…
Скалкиной неловко, но я не очень понимаю, зачем она мне все это рассказывает.
— Лена не самый порядочный человек, — продолжает Тамара, словно отвечая на мой мысленный вопрос. — Не хочу, чтобы она тебе больно сделала.
— Не сумеет. И не переживай. Это пусть Дятлова переживает.
Глава 34
— Ты не видела мою синюю рубашку, Вик? Я, кажется, вчера ее в комод положил.
Молча подхожу к отцу и вытаскиваю из вороха его одежды на стуле ту самую рубашку. Ничего он в комод не клал, вчера ночью уже вернулся уставший, даже ужинать не стал. Быстро разделся и заснул минут через пять. Я потом одежду его на стул и положила. Чтобы утром разобрать.
— Спасибо. Я вчера поздно пришел…
— Я тебя вообще перестала видеть. Как будто не живем в одной квартире. Вот уж не думала, что, переехав в Москву, совсем перестанем общаться.
— Сегодня никуда не уйду. Как и обещал, тридцать первого декабря не работаю. И завтра тоже. Но со второго января… А тебе когда на учебу?
— С девятого января. Но надо будет еще перед стартом модуля заехать в универ.
Папа одобрительно кивает и, забрав рубашку, уходит в ванную.
Тридцать первое декабря. Последний день старого года. Пусть он закончится поскорее. Я давно вышла из возраста, когда веришь в сказки и ждешь чуда в новогоднюю ночь. И что Дед Мороз с красавицей Снегурочкой принесут тебе счастье. В детстве папа был моим неизменным Дедом Морозом, с ним всегда приходил праздник. Но детство давно закончилось.
— Мама звонила, пока ты в душе была, — сообщает папа уже из кухни. — Поздравляла с наступающим. Сказала, что вчера тебе сообщение отправляла, а ты не ответила.
Папа колдует с завтраком, а еще параллельно готовит свой фирменный пирог с рыбой на праздничный стол к дяде Володе. Я не знаю, как он все это успеет. Еще вечером вчера даже продуктов этих в квартире не было. Ночью принес, а я и не заметила?
— Отправляла. Она всю жизнь тебе будет на меня жаловаться? Я отвечу ей сегодня. И с Новым годом тоже поздравлю.
Он кивает и уже кладет мне на тарелку омлет с сыром и пару гренок.
— Расскажи про свою работу, пап. Как я поняла, платят там хорошо, но ведь легких денег не бывает, верно? За все надо платить.
— Я и плачу. — Он пожимает плечами. — Своим временем. Я тебя и правда почти не вижу, с дорогой в два часа в один конец. Но работа интересная, местами даже творческая, хотя халтура, конечно.
Он улыбается уголками чуть покрасневших глаз, на лице явные признаки недосыпа.
— Я часто думаю, как бы сложилось все, если бы тогда вы с мамой уехали в Италию, когда тебя Марио звал, — говорю я после небольшой паузы. — Тебе бы точно не пришлось сейчас малевать стены и переделывать одно и то же из-за прихоти истеричной хозяйки. И вообще…
— Как ты узнала? — Папа смотрит на меня с огромным удивлением в глазах, даже есть перестал. — Откуда? Мама рассказала?
— Да, но она не мне рассказывала. Я слышала, как она хвасталась двум своим подружкам. Они у нас дома были, а тебя тогда не было с ними. Я не помню, ты, кажется, в магазин пошел. Летом это было, лет пять с половиной назад, — рассказываю я. Тот разговор не для моих ушей явно был, но запомнила я его слово в слово.
— Подслушивала, значит?
— Ага. И мне совершенно не стыдно. — Скрестив руки на груди, откидываюсь на спинку стула. — Это ей должно было быть стыдно. Но она хвалилась этим клячам, какой у нее покладистый муж — такое предложение отверг ради нее!
Он молчит. Продолжает спокойно есть. Меня подмывает спросить у него, не жалеет ли. Я, когда узнала тогда, не сразу поверила, подумала, может, мать все придумала, к тому же они праздновали что-то, вина выпили. Но потом полистала старые альбомы и нашла этого Марио. Даже вспомнила его, здоровый такой мужчина, с вьющимися длинными волосами, и все время смеялся. Он еще подбрасывал меня вверх, а я визжала от восторга. Сколько мне тогда было? Года три-четыре? А потом он пропал. Я забыла его, как дети забывают тех, кто исчезает из их мира. Ведь на смену тут же приходят новые люди, новые впечатления.
— Так это правда, да? Этот Марио — он кто?
— Он приезжал к нам по обмену в училище, когда мы студентами были. Подружились. — На папином лице я не вижу каких-то особенных эмоций. Мои слова его точно не взволновали. Как и напоминание об этой истории.