Он приехал в начале четвертого. Очень злой. Я поняла это, как только услышала визг тормозов на улице. А потом из машины, резко остановившейся у нашего подъезда, выскочил растрепанный Морозов.
Я не успела дойти от кухни до двери, как раздалась нетерпеливая трель звонка. Потом еще одна. И еще.
— Саш, я тут, ты чего…
— Слава богу! — Морозов влетает в квартиру, чуть не сбив меня с ног. — Думал, ты уже уехала.
Он шумно выдыхает и, немного успокоившись, осматривает меня с головы до ног. А я рассматриваю его. И мне очень-очень нравится то, что я вижу. Бугай умеет хорошо одеваться, что и требовалось доказать. На нем темный классический костюм, светлая рубашка и галстук-бабочка. Все четко, строго, идеальные линии. Ничего лишнего. Хоть сейчас фотографируй и отправляй Морозова на обложку глянцевого журнала или женского любовного романа. Хорош…
А он протягивает руку и нежно проводит ладонью по щеке, а затем подходит ближе, касается губами моего виска.
— Я думал, ты уже уехала, — повторяет он. — А ты осталась… Я не ожидал.
Мне очень приятно так стоять рядом с ним, ощущать тепло его тела, горячее, немного сбившееся дыхание, вдыхать запах его парфюма, касаться щекой его щеки… Просто закрыть глаза и окунуться в тот восторг, который уже накрывает меня, заставляя, требуя время остановиться.
— Чего ты ожидал? Что я схвачу билеты и убегу без тебя на балет? — Я смотрю в его глаза и вижу ответ на свой вопрос.
— Ты не умеешь ждать, и терпение — точно не твой конек. С Большим театром непросто конкурировать. К тому же я не смог позвонить. Мобильный сдох, я еще не понял, почему он не заряжается.
— Где ты был? — Вопрос срывается с губ, и я тут же жалею, что задала его. Даже сама услышала в своем голосе нотки ревности и обиды.
— Одевайся, расскажу по дороге. Нам придется поторопиться.
Волшебство рассеивается, но не исчезает, а как будто проникает в меня. Беда, Вика, это просто беда!
— А это что? — Кивает на сумку с вещами, которую я приготовила на случай ночевки не дома.
— Ты обещал, что я не вернусь сегодня к папе и дяде.
— Да.
— Тогда бери сумку.
Прямо у подъезда сталкиваемся с папой. У него в руках здоровые пакеты с красками, и он очень удивлен, увидев нас с Морозовым здесь.
— С наступающим, Олег Владимирович. Всех благ, — быстро произносит Морозов, держа меня за руку. — Пусть все сбудется.
— Пусть, — медленно повторяет папа, глядя на Сашу. — С наступающим! Вика. — Сейчас его взгляд уже на мне. — Позвони.
В машине тепло и, как всегда, очень уютно. Морозов, чертыхаясь, воюет с мобильным, пытаясь его зарядить, но терпит неудачу: его смартфон не подает никаких признаков жизни. Я решила не задавать ему больше вопросов. Захочет — сам расскажет, к тому же обещал.
— Если все будет нормально, то мы успеем, Вик! Тачку придется бросить, конечно, но тут могут помочь. Мобильный свой дай, пожалуйста.
Одной рукой Морозов держит руль, умудряясь мягко лавировать в довольно плотном автомобильном потоке, а другой быстро водит пальцем по экрану моего телефона.
— Здрасьте. — Прижимает к уху мой мобильный и резво перестраивается в крайний левый ряд дороги. — Это Морозов. Да… мой не работает, не важно. Машину у входа в Большой театр заберете. Будем там через час.
Ему явно ответили то, что он хотел услышать. А потом Саша произносит то, что хотела услышать я:
— Прости, Вик! В банке задержался, потом две аварии на дороге. Ничего особенного, но трассу почти полностью парализовало на подъезде к тебе. Поэтому и опоздал. Злишься?
— Нет, — честно отвечаю. — Я знаю, как работают в банках. Мама редко когда приходила домой 31 декабря раньше девяти вечера.
Морозов удивленно смотрит на меня, но молчит. А я вспоминаю, что должна ей позвонить, поздравить с Новым годом. Но я точно не буду этого делать из машины Саши. Его наш с ней разговор совсем не касается.
Мы подъезжаем к Большому театру без двадцати шесть. Морозов едва успел остановить свой внедорожник, как дверцу открыл какой-то мужчина.
— Александр Константинович, я могу забрать машину?
На улице холодно, но внимание отнюдь не на погоде. Кажется, даже воздух пропитан праздником, сотни, тысячи огоньков иллюминации, шум, толпы смеющихся людей, откуда-то льется музыка…
— Нравится? — Слышу рядом довольный бас Морозова. — А еще ничего не началось. Пойдем скорее.
Пока Саша прокладывал нам дорогу через толпы людей, нас, наверное, раз пять спросили про билеты. Я, правда, не поняла, нам их предлагали или, напротив, просили продать.
Внутри театра людей не меньше. Я даже не успеваю оглядеться, напитаться историей главной сцены страны.
— Вика, давай сюда. — Морозов помогает мне снять пальто и быстро раздевается сам. — Первый звонок уже был.
— Да не торопи ты девушку, Саня! — за спиной раздается сухой, чуть насмешливый мужской голос. — Время еще есть. Добрый вечер, молодые люди.
Встретить здесь знакомых Морозова в мои планы не входило, а вот бугай явно не удивлен.
— Здравствуйте, Дмитрий Александрович. С наступающим!
Саша протягивает руку высокому плотному мужчине. У него жесткое властное лицо. Светлые серо-голубые глаза быстро сканируют меня, и от его взгляда хочется поежиться. Но я не буду этого делать.
Он пожимает руку Морозову, но продолжает смотреть на меня, ожидая, что сейчас ему скажут, кто я такая.
— Виктория, моя девушка, — говорит Морозов, и вот тут я уже не смогла сдержаться, вздрогнула. — Это друг отца, Дмитрий Александрович Леднев.
— Привет, Виктория! — улыбается Леднев. Кажется, я теперь знаю, как Саша смог так быстро найти билеты. Даже я наслышана о могуществе этого человека. — Что ж, идемте. Наши места рядом.
Глава 38
Историческую сцену Большого реставрировали шесть лет. Например, зрительный зал и часть его анфилады воссоздали по чертежам девятнадцатого века. Здесь полностью изменили акустику, построили подземный концертный зал. Обо всем этом я читала пару лет назад, а сейчас могу увидеть собственными глазами.
— Вик, Вика… — Руки Морозова обвивают меня за талию. — Нам сюда.
Я сама не заметила, как остановилась в проходе, рассматривая главное фойе. Однако никого из моих спутников не интересовало убранство главного театра страны. Леднев переговаривается с каким-то знакомым, а бугай, то есть мой парень, таращится прямо в мое декольте. Хочется взять его за ухо, как нашкодившего кота, слизавшего сметану с хозяйской тарелки.
— Ну а чего? — Морозов перехватывает взгляд и, как обычно, все понимает верно. — Моя девушка, на кого мне еще смотреть? На старых кошелок в брюликах? Ого! — Саша осекается, и с него мгновенно слетает вся напускная придурь. Взгляд становится цепким, впивается в красивую женщину лет тридцати — тридцати пяти, рядом с которой садится Леднев. — Как интересно.
— Что? — Не в моих привычках лезть в чужие дела и задавать подобные вопросы, но его реакция заинтриговала.
— Потом, — резко бросает мне Морозов, и я вновь поражаюсь его способности так быстро менять образы.
Наши места в партере, строго напротив сцены, видимость идеальная. Звонит третий, последний звонок. И я пропадаю…
— У меня такое впечатление, что весь первый акт ты была не со мной, а на сцене.
Недовольный бас Морозова возвращает меня из чудесной новогодней сказки в прозаичную реальность. У него обиженное лицо, а мне зацеловать его хочется от переполняющих меня эмоций. От огромной благодарности за то, что я здесь, я часть этой феерии. Благодаря ему!
— Когда у меня будут дети, я обязательно приведу их сюда, — неожиданно для самой себя выпаливаю Морозову. — Ты… Саш, спасибо тебе! Я никогда не забуду этого. Вот что бы ни случилось, как бы мы дальше…
— Ты уже строишь в голове, как рассталась со мной? — Морозов обрывает мою восторженную тираду и заявляет: — Даже не думай! Пойдем в буфет, что ли. Антракт все-таки — время отдохнуть от прекрасного. Последнее, что я ел сегодня, — ваши бутерброды утром. Может, поэтому твой балет мне не зашел. — Морозов совершенно не стесняется своих эмоций и не боится показаться невеждой. — Детский сад какой-то, а не шоу.
— Да уж, не боксерский ринг, — усмехаюсь я.
— А это идея, — оживляется бугай. — В следующий раз пойдем на бокс. В Москве отличные бои проводят.
Не успеваю ничего ответить, потому что Морозов вдруг берет меня под руку и уводит чуть левее, к группе людей, которые о чем-то увлеченно разговаривают. В центре небольшой компании Леднев со спутницей, на которую так бурно отреагировал бугай. Мне она, кстати, показалась смутно знакомой, хотя, возможно, у нее просто очень распространенная внешность и я путаю ее с кем-то.
Честно говоря, идти мне туда не очень хочется: я не знаю этих людей, у нас явно мало общего, вообще они очень напоминают маминых коллег-банкиров. Но нам уже приветливо машут рукой, приглашая присоединяться.
— Мы на секунду. Я только у Элеоноры уточню кое-что, не видел ее сегодня в банке.
— Элеонора — это подруга Леднева, да? — снова интересуюсь я.
— Она возглавляет наш московский филиал, — напряженно отвечает Морозов. Больше ничего не успевает добавить: мы как раз поравнялись с кампанией.
— Я не знала, что увижу тебя здесь сегодня, Саш. Интересуешься балетом?
Элеонора говорит спокойно и даже доброжелательно, но я сразу понимаю, кого она мне напомнила. Маму. Нет, внешне они абсолютно не похожи, но взгляд, мимика, а вот сейчас тон голоса… Так разговаривают женщины, привыкшие руководить, они не могут полностью «выключить босса», где бы и с кем бы ни находились. Хотя, похоже, никого это не напрягает, судя по лицам мужчин, да и Морозов полностью расслаблен. А я всем нутром своим чувствую эту двойственность — образ женщины, которая всегда стоит за мужчиной, и состоявшейся деловой женщины, привыкшей к тому, что ее приказы выполняются беспрекословно.
— Моя девушка любит балет, — спокойно отвечает бугай, а у меня внутри уже растекается приятная легкость от его слов. — Поэтому мы здесь.