— Не то чтобы стучала, — начинает объяснять Морозов, к которому явно вернулась осторожность, — просто, когда выяснилось, что вы знакомы и учитесь в одной группе…
— Она подставила меня, об этом твоя подружка рассказывала? — У него лицо вытягивается от удивления. А я нарушаю данное самой себе обещание не говорить больше о Дятловой. — Видимо, нет. Ну так слушай!
Рассказываю, как мне кажется, сдержанно, без эмоций и оценок. Только факты.
— …А после того, как она узнала о… том, что мы… короче, о наших родителях, у меня перестала пропадать еда из холодильника, никто не стремился унизить меня на парах или высмеять. Лена пыталась стать мне лучшей подружкой. Об этом ты ее не просил?
— Нет. — У Морозова глухой голос, даже чуть сиплый. — Больше ничего… она ничего тебе не делала?
— Нет.
— Чего раньше не рассказала?
— Мне и сейчас рассказывать не стоило. Но, раз она тебе все сливала обо мне, будет справедливым показать тебе всю картинку целиком.
— Я не встречался с ней, Вик. — Морозов откидывается на кожаную спинку сиденья и прикрывает глаза. — Она лезла ко мне, в компанию нашу… а потом проговорилась, что на третьем курсе на социологии учится. Ну и…
— Не встречался, но спал с ней? Да она мне фотки вас в постели присылала! Не важно. Мне плевать.
— Че?! Какие фотки! Покажи! Не спал я с ней, клянусь! Я всегда помню, с кем… она мне много про тебя рассказывала. Ты же к себе за километр не подпускала. Твоя мать с ума сходила, потом эта авария. Я должен был знать, как ты живешь!
— Зачем? Социальная ответственность? Да? Я так и знала!..
Выскакиваю из машины и вдыхаю ледяной воздух. Мне точно нужно охладиться.
— Вика!
За спиной хлопает дверь.
— Стой! — Он разворачивает меня к себе, удерживая за плечи. — Мне уже плевать, чья ты дочь и почему не хочешь с Ольгой мириться. Я с тобой хочу быть. Точка.
Его губы сжаты в тонкую бледную полоску, глаза лихорадочно блестят. Он волнуется, но держит меня крепко, даже слишком.
— Пусти…
— Вика! С тобой непросто, со мной — тоже, наверное. Иногда хочу… нет, не то… У нас с тобой все будет по-другому. Забудь ты уже, что они поженились. Про девок этих… Изосимову иногда заносит, но тут просто выпила. Опять. Пошли домой. Пожалуйста.
— Это все? Ты все рассказал? Моя мать…
— Твоя мать не просила меня с тобой встречаться. Никто не просил. Вик! Мне на крови поклясться? На Библии? На Конституции? — Резкий холодный ветер, пришедший на смену легкому снегопаду, пробирает до костей, а мое легкое платье совсем не предназначено для такой погоды. — Иди-ка сюда. Ты мерзнешь?
Утыкаюсь носом в его пальто и чувствую, как мужские руки крепко обнимают меня. Может, и правда это все? А девки — обычная злоба и зависть?
Он больше не спрашивает, берет за руку и ведет к подъезду.
— Тебе согреться нужно, я чай сделаю. Телефон — это минут пять займет, мне просто на связи быть надо. А потом куда захочешь, туда и поедем. Можем сразу в ресторан. В «Живаго» очень вкусная русская кухня.
В квартире тепло, Морозов помогает снять пальто и тут же укутывает меня в плед, даже не спросив, нужно ли это.
— Садись. Чай? Или погорячее? Коньяк будешь? — Саша уже достает кружки и включает чайник. — Может, ты голодная?
— Почему у тебя елки нет? Даже обычной еловой ветки? Мне елку принес, игрушек накупил, а себе? И я не голодная, не переживай.
Он ставит передо мной большую чашку только что заваренного чая, достает из холодильника упаковку с эклерами.
— Ты кушай. В буфете не ела почти ничего. — Он быстро уходит вглубь студии и возвращается буквально через полминуты. — Я не фанат традиций новогодних. Вообще, должен был сейчас в пабе сидеть в Альпах, но… я не жалею точно.
Я пью чай и действительно согреваюсь, или, правильнее сказать, отогреваюсь. Уже одиннадцатый час, и мысль о том, что надо будет скоро отсюда выходить, чтобы снова влиться в толпу людей, кажется мне отнюдь не праздничной. Слишком много событий, голова требует перерыва.
— Ты что, даже сладкое не любишь? — Морозов рядом возится с телефонами, но поглядывает на меня. — Так куда хочешь? На Красную площадь или в «Живаго»? И там и там программы, весело будет.
— Не хочу. Никуда не хочу, Саш, — с грустной улыбкой признаюсь я. — Хочу просто сидеть, укрывшись пледом, слушать Чайковского и смотреть в окно. Мне хватило на сегодня веселья. Но у тебя же другие планы? Билеты пропадают?
— Без тебя не поеду никуда, — чеканит каждое слово Морозов. — Значит, остаемся здесь. Только елка все-таки нужна. И мандарины. Игрушки тоже, зато Снегурочка уже есть. Помнишь ту? Мы вместе покупали.
— Саш! До Нового года меньше двух часов! Его уже справляют, слышишь?
За окном время от времени в отдалении мелькают слегка размытые разноцветные всполохи, сопровождаемые громкими хлопками.
— У нас все будет красиво, — перебивает бугай и уже тыкает по экрану нового телефона. — Я же Морозов, буду твоим приватным Дедом Морозом. — Он поигрывает бровями. — Это наш первый Новый год. Я хочу, чтобы ты его запомнила!
Глава 42
Я никогда не знала, а на самом деле просто не задумывалась, как устроен сервис для богатых людей. Все эти бизнес-классы и VIP-залы в аэропортах, консьерж-услуги, личные помощники, не говоря уже о секретарях, ассистентах, домработницах, водителях и так далее, далее и до бесконечности далее. И вот последние минут тридцать — сорок я только и успеваю, что открывать и закрывать дверь.
Сначала явились натуральные «двое из ларца» — Илья и Сергей, он привезли елку. Большую. И живую. Действительно живую. В кадке.
— Можем сами высадить весной, — отвечает на мой немой вопрос Морозов. — А если не хочешь, ребята обратно заберут.
— Куда высаживать? Сюда, под окно?
— Нет, конечно. — Он пожимает плечами. — На дачу можно. К маме.
Ловлю себя на мысли, что ничего о ней не знаю. Морозов вообще о своей маме ничего не рассказывал, обмолвился лишь однажды, что родители развелись несколько лет назад. И все. При мне он ни разу с ней не общался, да и она вроде не звонила.
— Она сейчас там, на даче?
— Да, но на другой. Под Малагой.
— Малага? Это, кажется, в Испании?
— Ну да. Тебе нравится, куда парни поставили елку? Нормально?
— Да, вроде… Тут опять звонят…
— Игрушки, наверное, приехали. Или еда.
Приехали две девушки в костюмах Снегурочек. Первая мысль была о том, что стриптизерши и ошиблись дверью. Или не ошиблись?
Оказалось, декораторы. В чемоданах привезли несколько метров мишуры, гирлянды, дождик, новогодние композиции из шариков и игрушек, явно ручной работы, а еще рождественский венок на дверь и большие красивые свечи. Да, и три ярко-красных шерстяных носка! Их-то куда вешать?! Камина здесь нет.
Морозову не хватает только наполеоновской треуголки на голове: девчонками командует так, что мне их даже жаль стало. «Поставь сюда… Нет, гирлянды выше, еще выше… Дай, я сам повешу!» Хотя по уверенным движениям «снегурочек» сразу видно: профи. Но молчат и покорно делают, как велит заказчик. Никогда мне не сделать карьеру в сфере услуг — я бы эту мишуру ему уже в нос засунула, если бы мной так помыкал.
Игрушки, на этот раз на елку, приехали в тот момент, когда закрепляли ярко-синюю гирлянду у встроенного в стену шкафа. Не представляю даже, как она держится, но девочки заверили, что можно не волноваться. Правда, еще раз уточнили насчет домашних животных.
— Спасибо! Дальше мы сами. — Морозов забирает у курьера две большие коробки и ждет, когда обуются «снегурочки». — С наступающим!
Я оглядываю студию и не узнаю ее. За каких-то полчаса она наполнилась новогодним сказочным светом. Иллюминация раскинулась по всей квартире, и теперь здесь как в волшебном доме. Обычный свет от люстр кажется неуместным.
— Саш, а не много ли света? Пробки не выбьет? — Вопрос не праздничный, но и не праздный. Остаться в полной темноте как-то не хочется в Новый год.
— Наоборот, гирлянды на светодиоде, «жрут» меньше. Не переживай. Давай за елку! Это наша вторая елка за неделю!
Начало двенадцатого. Я чувствую, что забыла сделать нечто очень важное, что обязательно нужно успеть до полуночи… Мама. Позвонить маме.
— Погоди, мне звонок надо сделать.
Кручу головой, хотя прекрасно знаю, что спрятаться в этой огромной студии без дверей можно разве что в ванной. Все остальное пространство обнажено.
— Кому звонить собралась? — Иногда мне кажется, что у Морозова начисто отсутствует чувство такта. — Папе?
— Маме. Тоже хочешь с ней поговорить?
Он молчит. Собственно, ответ ясен. Она не сразу взяла трубку, я уже решила, что либо не слышит, либо просто некогда ответить. А то и не хочет.
— Вика? Я уже не ждала. Здравствуй. С наступающим!
— Привет! И тебя. Пусть… мам, пусть в следующем году каждый получит то, что недополучил в уходящем. Согласна?
— Согласна! Ты с папой у Володи празднуешь? Что-то у вас там тихо…
— Нет, не с папой.
— А где тогда?
Смотрю на застывшего Морозова, он даже не делает вид, что ему безразлично. Наоборот, еще ближе подходит, чтобы точно ни слова не пропустить.
— Я… с другом встречаю.
— Каким другом? Подругой? Ты же только переехала в Москву?
— Нет, мы раньше были знакомы. Мам, это моя жизнь, помнишь? С Новым годом!
— Подожди! Мы с Константином приедем в Москву через неделю, но, надеюсь, раньше. Познакомишь со своим другом.
— Зачем?
— Вика!
— Папа с ним знаком. Этого достаточно. Еще раз с Новым годом!
— Ты что, правда не собираешься ей рассказывать про меня? — восклицает Саша, едва я прекращаю разговор. — Почему? Она ведь все равно все узнает. Я ничего скрывать не собираюсь.
Морозов сейчас немного пугает своим видом: стоит, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Ему бы на голову шлем с рогами — точно киношный средневековый викинг.
— Я тоже ничего не скрываю, но сама рассказывать не буду. Сама узнает. Ты елку начал наряжать? Давай хотя бы посмотрим, что в этих коробках.