Морозову не до елки, на его лице нетерпение, но он сдерживается. Больше ни о чем не спрашивает.
— Да тут игрушек на две елки, не меньше. — Саша присел на корточки и выбирает игрушки. — Как тебе эта? Симпатичный олень, ты посмотри, какие у него рога!
Глаза разбегаются от такого разнообразия. Кажется, все самое дорогое, яркое и пестрое, что я не позволила купить Морозову для нашей с папой елки, собралось в этих двух коробках.
— Кстати, а где снегурка, которую ты вместе с дедом мне покупал? Помнишь?
— Обижаешь. Уже под елкой. Можешь посмотреть.
Посмотреть не успеваю, потому что снова звонят в дверь.
— Еда! — возвещает Морозов.
И точно, еда. Через пару минут Саша уже шуршит пакетами, ставя готовые блюда на стол, на котором уже горят красивые свечи. — Отлично, еще горячее. Никогда у меня такого спонтанного Нового года не было.
Он еще что-то бубнит себе под нос, принюхивается к тарелкам, цокает языком, отпускает комментарии в адрес поваров, которые все это приготовили… А я ловлю себя на мысли, что эта квартира, которая так мне не понравилась в первый раз, уже не кажется бездушной. Новый год, елка, иллюминация и жующий сырную закуску Морозов делают это пространство таким уютным…
— Сейчас помогу, ты на верхушку не тянись, я сам. — Бугай отбирает у меня золотистый наконечник и сам надевает его на макушку. — Ну вот, давай еще вот здесь и здесь. Как тебе этот клоун?
— Это петрушка, Саша. И у него очень грустное лицо.
— Ты тоже не улыбаешься. А через полчаса Новый год. Может, поешь чего? Надо проводить старый год.
— Не думала, что ты знаешь и, главное, чтишь традиции.
— Я просто не могу все время есть один. Пошли.
На столе расположился филиал гастрономического рая, неудивительно, что Морозов так прыгал вокруг еды. Даже у меня слюнки потекли. Одной соленой и копченой рыбы тут две больших тарелки ассорти. Салаты с крабами, креветками, заливное… Морозов — фанат морепродуктов? Я вообще думала, что он по мясу спец.
— Садись! — Указывает мне на стул, а сам тянется к бутылке шампанского. Громкий хлопок — и густая белая пена наполняет бокалы. — За нас, Вика. За тебя, и за меня!
Это шампанское намного вкуснее и слаще. Наверное, потому что я пью его с губ Морозова, наглых и бесстыжих губ, которые без спроса вытворяют черт знает что!
Ловлю его нахальные руки на своей попе, но толку-то? Лишь сильнее сжимает и еще ближе к себе притягивает.
— Мне нравится, как мы провожаем год, — шепчет мне на ухо. — Все, как я хотел, и даже лучше.
— Тихо, тихо, останови сани, Дедушка Мороз!
Я выскользнула из его рук и отошла ко окну. И через несколько секунд услышала музыку. Нежную, очень грустную и потрясающе красивую мелодию. Энди Уильямс, Love Story. Я сотни раз слушала эту песню, выучила наизусть текст, но каждый раз, когда она звучит, на глазах выступают слезы.
— Иди ко мне. — Я делаю шаг и оказываюсь в очень мягких и нежных объятиях. — Потанцуем? С Новым годом, Вика!
Глава 43
— Саш… Саша… — Он молчит, крепче сжимает в объятиях, уткнувшись подбородком в мою макушку. — Уже есть полночь? Мы пропустили Новый год?
За окном безостановочно гремят фейерверки, а сколько времени — совершенно непонятно.
— Сейчас, подожди. — Морозов нащупывает на диване мобильный и немного щурится от вспыхнувшего ярким светом экрана. — Нет, еще три минуты. Включать телек? Бой курантов хочешь послушать?
Он уже ищет пульт от плазмы, потом включает ТВ, отчего в студии сразу становится светлее. Судя по словам президента, он вот-вот закончит свое поздравление.
— Шампанское? Где? — Морозов лихо перепрыгивает через спинку дивана и хватает со стола бутылку. — Нет! Давай новую. Год новый, бухло тоже новое.
Я даже сказать ничего не успеваю, только смотрю на экран, а в голове проносится весь прошедший год. Кажется, так давно это было: встреча Нового года дома с родителями и мамиными подругами, весенняя сессия, папин звонок, развод, душное лето, папа, мама, когда хотелось убежать на край света и никогда ее больше не видеть, свадьба, осень, учеба, общага, первые заработанные деньги, первая встреча с Морозовым, его вранье и манипуляции, авария мамы, больница…
И как итог — я стою в центре московской квартиры своего сводного брата Александра Морозова и встречаю с ним Новый год в качестве его девушки. И чувствую себя на своем месте. Несмотря ни на что.
— Держи. Успел. — Пена ускользает через край бокала, и маленькие пузырьки щекочут пальцы. Звон хрусталя. — Давай!
— С Новым годом! — произношу я под бой кремлевских курантов и делаю маленький глоток.
Голова и так шумит то ли от обилия впечатлений, то ли от шампанского, то ли от парня, который залпом, как водку, за секунды выдул свое шампанское, а теперь требует того же от меня:
— До дна, Вика, до дна!
Его мобильный взрывается громкой мелодией, что ненадолго отвлекает Морозова от меня. И это здорово, потому что я успеваю выпить свой бокал в том темпе, к которому привыкла.
— Да, спасибо! И тебя, мам! Нормально… да я в Москве, потом расскажу… Ага… давай, пока!
Смотрю на свой телефон — эсэмэска от папы: «Поздравляю, родная! Будь счастлива! Как отмечаешь?» Набираю его номер, он отвечает сразу — наверное, ждал.
— Привет! С Новым годом! И тебе счастья! Самого-самого большого на всем свете! Ты самый лучший человек в мире! — говорю я, наблюдая, как Морозов быстро проходит мимо и скрывается в ванной. — Я хочу, чтобы этот год принес тебе много-много радости.
— Вика, — тихо смеется в трубку папа. — И тебе много-много счастья. Где ты сейчас? С Морозовым?
— Ага! Мы… в центре, в его квартире. — Он молчит, и это меня начинает напрягать. — Пап, я днем вернусь, может, утром. А ты когда?
— Не знаю, но вряд ли позднее полудня. Вика… — Он снова берет паузу, и я примерно представляю, что он сейчас скажет. — Помни, что я тебе говорил. Будь внимательна.
«Как могу стараюсь, пап, но получается так себе», — думаю про себя, но вслух, конечно же, не скажу такое. Он и так часто обо мне волнуется.
На телефоне еще несколько сообщений: от Скалкиной, Марат написал поздравление и еще от неизвестного номера. Кажется, именно с него мне совсем недавно звонили, когда мы были в Большом. «С Новым годом! Счастья и любви! Ты настоящая. Руслан».
Ого! Он не объявлялся с того момента, как подрался с Морозовым на улице, я уже думала, что забыл обо мне. Быстро отвечаю всем на поздравления. Заканчиваю в тот момент, когда Саша выходит из ванной.
— Поговорила с отцом? Он не переживает, что ты со мной?
— Переживает. Саш, давай поедим. Мы же так за стол и не сели.
— Ну наконец-то! Пошли! Там уже все остыло, правда.
Морозов еще недовольно поворчал, рассматривая холодное мясо, но жевал очень бодро, даже мне пару кусков положил.
— Тут еще дня на три хватит. Я больше не могу!
Смотрю на Сашу и не понимаю, как в него может столько влезть. Да, бугай здоровый, но ведь не слон же.
— Да ты не ела особо, — возражает бугай и подкладывает мне на тарелку еще салата. — Но, знаешь, я, когда был маленьким, любил этот праздник именно за то, что несколько дней после Нового года холодильник был полон еды. А потом все кончилось.
— Что кончилось? Еда?
— Родители развелись. Я один Новый год проводил у отца, другой — у мамы. У каждого свои компании, дома не отмечали почти никогда. То в ресторанах, то на курортах… А ты как отмечала?
— Да обычно. Как все. Мы же обычные. Чего?
— Ну кого-кого, а тебя я никогда бы не назвал обычной. Да и… родителей твоих тоже. И как у вас было? Салаты, куча родственников и телевизор?
— Почти. Мамины подруги с работы приходили. Иногда с мужьями, иногда без. И потом до утра танцевали с перерывами на перекус. А мы с папой уходили с горки кататься, у нас у здания мэрии каждый год горку большую ставят.
— А сейчас хочешь, — внезапно перебивает Морозов, — на горку?
— Тут есть горки? Они еще открыты?
— Ну не совсем здесь, но на ВДНХ точно есть. И в новогоднюю ночь должны работать. А хочешь — пойдем на набережную, тут вообще десять минут пешком. Просто погуляем.
— А ВДНХ далеко? Я не была еще в той части города.
— Не очень. Быстро доедем. Сейчас пробок уже нет.
— Слушай, нет. — Показываю рукой на свое платье. — В этом точно на горки не полезу.
— Не проблема. Сейчас все будет!
Я даже не переспрашиваю. После «снегурочек» и «парней из ларца» не удивлюсь, если Морозов что-то придумал.
— Померь! — Он вытаскивает из шкафа что-то ядовито-зеленого цвета и бросает на диван.
— Это чье? — Рассматриваю лыжные штаны и куртку. — Зачем?
— Надевай давай. Это племянника, он частично свое барахло у нас держит, когда на доске прилетает кататься. Долгая история. Посмотри, подходит?
По глазам вижу: не надену сама — меня оденут.
Все подошло, даже великовато немного. Спать совершенно не хочется, а находиться наедине с Морозовым в закрытом пространстве в новогоднюю ночь чревато. Мы подошли к черте, но перешагнуть через нее я пока не готова. Так что, может, бугай и прав.
— Подходит. Насчет горки не уверена, но, может, просто погуляем?
— Воробьевы горы или на ВДНХ? В клуб ночной…
— Не поеду.
— Понял!
На улице шумно, но не так, конечно, как было на Красной площади. Ощущение, что сто лет прошло с тех пор, как мы там были, а не несколько часов.
— Поехали на ВДНХ? — предлагаю я.
Такси в новогоднюю ночь работают идеально, не ожидала, что машина приедет так быстро.
— Поехали!
Морозов одной рукой держит мобильный — кто-то позвонил, а другой обнимает меня.
— Слушай, а у вас так всегда было? Вы с папой по одну сторону, а мать — по другую? Просто странно как-то. Я такого не встречал.
— Тебе интересна наша семья? Зачем?
— Хочу понять тебя, — Морозов убирает в куртку телефон и усаживается поудобнее. — Но если тут тайны какие-то или тебе неловко…