— Давай ещё одного.
Постепенно в сторонке вырос холмик мёртвых, переломанных тел. Сели на землю полуживые боевики.
— Копай дальше.
Но вдруг выстрел! Один из мусорщиков, схватившись за грудь, упал навзничь. Другие рухнули где стояли, извиваясь червяками, поползли под машину.
Чёрт, как он смог?..
Подхватить валяющийся под ногами автомат, направить, вбить в мусор длинную очередь от борта до борта.
Ну что? Жив? А вдруг жив? Сунешься и получишь пулю в лоб. И надо ему это?
— Эй, ты, иди сюда. Включай пресс. До упора!
Вот теперь точно всё!
Ну что, ребята, поговорим? Подойти, грубо пнуть торчащую, кажется сломанную, ногу. Хорошо что сломанную — больнее будет.
Вскрикнул, побледнел. Но смотрит злобно.
— Отойдём?
Ухватить его за волосы, оттащить в сторону, чтобы все его видели, но не могли слышать. Вот здесь будет хорошо. Подходящая сценическая площадка. И «зрители» рядком, как в партере. Пора начинать спектакль.
— Заткнись! — Ткнуть дулом автомата в живот.
Что страшно? Чем страшнее, тем лучше. Страх хорошо развязывает языки. Страх и боль. А лучше боль, помноженная на страх.
Ещё удар с безразличным выражением на лице. Пытка с угрозами и корчанье рожи действует меньше, чем хладнокровное истязание. Ну что, будем разговаривать? Где там заранее заготовленный вопросник?
— Кто вас сюда послал? — Пауза. — Кто?!
Удар. И беглый, но внимательный осмотр пленников, чтобы понять, вычислить самых слабых. Наверное, вот эти двое. Смотрят, не отрываясь, на палача и его жертву. Другие опустили очи долу, похоже, смирились со своей судьбой. Этих быстро не разговорить. Что же, смотрите, этот спектакль для вас.
Удар. Несильный, но так, чтобы рассечь лицо, чтобы потекла, закапала кровь.
— Так кто вас послал?
Пленник молчит. И будет молчать. И пусть молчит, потому что он «мясо», назначенное на разделку. Его муки должны развязать языки остальным. Как ни странно, созерцание чужих мучений бывает более действенно, чем когда пытают тебя. Человек — худший враг самому себе и самый изощрённый палач, с которым не сравнится никто сторонний. Наблюдая чужие страдания, он неизбежно примеривает их на себя. Настраивается на боль. И это ожидание и предвкушение страшнее, чем если резать его на куски. Такими пытками можно сломать самых упорных молчунов.
— Ну что? — Оглянуться равнодушно вокруг и, не глядя на жертву, быстро выстрелить ему в ногу, разнося в куски коленную чашечку.
Взвыл, задёргался, но смотрит волком. Крепкий парень.
— Так что?
Не делая паузы, не пытаясь услышать ответ, выстрелить в другую ногу, чтобы все увидели, поняли, что не так уж и важен палачу ответ. И если кто-то хочет избежать страданий, он должен отвечать быстро, без задержек.
— Так кто вас послал?
Ткнуть дулом в пах. Сильно ткнуть, чтобы жертва охнула. Скользнуть взглядом по лицам пленников, выбирая, кто будет следующий.
Боевики застыли в ужасе, отводя взгляды.
— Ну так кто?
— Я скажу… Скажу…
— Говори. Считаю до трёх… Раз… Два… Три…
Тишина. Выстрел! Страшный вой, кровавое пятно, расползающееся по земле.
Извини, парень, ты знал, на что шёл. Ты хотел отнять чужую жизнь и, значит, должен был быть готов отдать свою. Таковы законы войны. Именно так потрошат «языков» в боевых условиях — так, а не уговорами и сладкими посулами.
Боль и страх! И смерть. Но не теперь. Теперь пусть все смотрят, как он мучается, как возится на грязной земле, истекая кровью.
Кто следующий?.. Пожалуй, вон тот. Он «поплыл», его заливает холодный пот и бьёт мелкий озноб. Этот дозрел. Схватить его за шкирку, оттащить, бросить в лужу чужой крови. Пока чужой.
— Ну что? Скажешь, кто вас сюда послал?
Ткнуть дымящееся, горячее дуло в колено, чтобы он спрогнозировал дальнейшие действия, которые видел. Он может выстроить очерёдность событий. Колено — колено — пах…
— Считаю до трёх. Раз.
— Это!..
— Тише, не ори! — Наклониться к самому лицу. — Теперь говори.
— Это Абдулла.
Посмотреть вопросительно, словно сомневаясь, поверить или нет. Выстрелить или погодить?
— Адрес?
— Я скажу, скажу…
Сказал.
С видимым сожалением убрать оружие. Посмотреть на следующих. Оттащить в сторону.
— Кто послал? Ну? Я уже знаю. Но хочу услышать от тебя.
Молчание.
Навскидку выстрелить в руку, так, чтобы пуля выворотила сустав.
— Так как зовут твоего командира?
— Абдулла.
Значит, первый не соврал.
— А адрес?
И адрес сходится!
— Молодец. Полежи пока. — Повернуться к мусорщикам. Прочитать заранее заученную фразу. — А вы пока яму выкопайте. Вон там. — Показать, где надо копать.
Похватали лопаты, кинулись чуть не бегом. Впечатлились расправой — это хорошо. Это очень хорошо.
Ну что? Ещё один, последний?
Имя…
Адрес…
Три совпадения можно принять за правду.
Ладно, теперь надо проявить милосердие… В виде пули, которая прекращает земное существование и муки.
Выстрел… Выстрел…
Пленники один за другим повалились на землю.
Тишина. Очень «громкая» после криков и стенаний.
Мусорщики оттащили, свалили трупы в яму, засыпали их землёй и мусором.
— Ты сядь в машину и прокатай грунт сверху.
Сел, проехал туда-сюда, заравнивая холмик. Теперь нормально.
Встали рядком как на расстреле. Ждут. Надеются, но готовятся к худшему. Понимают. И он понимает, потому что они видели его. Лицо, конечно, скрывает маска, но фигуру, жесты, походку запомнили. Через которые профессионал может вычислить личность. Правда, они не профессионалы и перепуганы до смерти, поэтому вряд ли смогут рассказать что-то внятное.
Но тем не менее… Есть правила, не знающие исключений.
— Сели в машины, поехали.
Сели. Поехали. Подальше от закатанной могилы.
— Стоп. Сюда… ближе.
Остановились. Сидят в кабинах. Показать жестом: «Опустите стёкла». Опустили.
Добродушно улыбаясь, подойти ближе. И они заулыбались в ответ. Похоже, поверили в благополучный исход. Людям свойственно надеяться. Даже на самом краешке…
Махнуть им, словно на прощание… А ведь так и есть — на прощание. Махнуть, а другой рукой забросить в кабину гранату. И ещё одну. И ещё…
Раздались взрывы. Посыпались стекла. Уцелеть в кабинах не было никаких шансов. Но тем не менее бросить ещё по гранате, чтобы наверняка, с гарантией… Машины зачадили. Чуть позже загорится, сдетонирует бензин, разнося мусоровозы в клочья.
Извините, парни, иначе нельзя. Иначе придётся выбивать из цепочки самого себя. Целые цепочки оставлять за спиной невозможно.
Всё. Теперь ходу по горячим следам, пока боевиков не хватились и не забили тревогу.
Едем… знакомиться с Абдуллой!
Дом. Охрана. Плевать, что охрана. Теперь плевать, потому что придётся действовать внаглую.
Постучать. Улыбнуться — это обязательно! Улыбка располагает и позволяет выгадать секунды. Сказать что-то по-английски, неважно что. Показать карту и стодолларовую бумажку, мол, заблудился, покажи, куда мне идти.
Заблестели глазки. Сто долларов — хороший гонорар за минутную услугу. Приоткрылась калитка.
Протянуть доллары, а с другой руки, снизу, выстрелить в шею, чтобы не успел крикнуть. Проклацала короткая, на три патрона, очередь. Пули перерубили шею, не дав вырваться крику.
Быстро шагнуть внутрь… Чья-то тень. Без сомнений, без паузы, выстрелить на поражение, не задумываясь, кто это. Перешагнуть через рухнувшее тело.
Кто ещё?..
Нет, пусто.
Быстро пройти к двери, ведущей в дом, бегом подняться по ступеням.
Два вооружённых человека.
Выстрел!.. Выстрел! Два трупа… Но убедиться — пнуть ногой в раны. Никому не нужны сюрпризы за спиной.
Ещё дверь. Открыть, по возможности, тихо… Но нет, дверь закрыта. Выстрелить в замок. Толкнуть. Войти. Кто-то дёрнулся навстречу. Выстрел! Ещё…
Второго не убивать, второй нужен живой. Чуть живой.
— Где Абдулла? Где?!
— Там.
Добить ударом в висок. Теперь вверх по ступенькам, на второй этаж.
Боец навстречу. Расчётливо выстрелить, перебив руку с оружием. И ещё одну пулю в колено, чтобы не бегал.
— Где Абдулла?
Абдулла появился сам — высунулся из-за двери, услышав какую-то возню. Не готов был к нападению: вылез навстречу врагу, вместо того чтобы попытаться сбежать. Ну и славно, не придётся его теперь ловить.
Крикнуть, опасливо оглядываясь назад, заранее вызубренную фразу:
— Спасайтесь, на вас напали!
Пусть соображает, кто это, зачем здесь, о чем предупреждает. Выгадать секунду. Быстро приблизиться, ударить в шею. Обмяк, упал.
Обойти дом, чтобы исключить угрозы.
Выстрел навстречу! Чёрт!.. Упасть, откатиться, отползти. Дать очередь снизу.
Всё? Теперь всё?
Вернуться. Ну, здравствуй, Абдулла.
— Кто тебе дал заказ? Кто?
Молчит. Хотя вряд ли будет молчать долго. Командиры, они более разговорчивые, чем рядовые бойцы, потому что размякли на штабной работе, привыкли к спокойной жизни.
— Что, будем молчать?
Вытащить нож — специально большой, специально хищный, с насечкой, хотя убить можно любым, хоть даже кухонным. Но тут важен антураж. Ткнуть острием в бок, неглубоко, но так, чтобы достать до рёбер, чтобы раздвинуть их.
Больно?
Больно. А дальше включим воображение. Подтащим живого охранника, срежем с него штаны, оголим… Теперь поиграем ножом вблизи живота, чтобы кровушка пошла, чтобы закапала и… одним ударом отрубим его мужское достоинство. Под корень.
Кричи, кричи… Крик хорошо действует на психику.
И ещё один бессмысленный, но эффектный жест: встать над узнаваемым обрубком, поднять ногу, мгновенье помедлить и ударом каблука сверху растоптать, втереть в пол то, что было недавно мужской плотью. Так, чтобы кровь из-под ноги брызнула.
Страшно?.. Ох как страшно!
Ну что, Абдулла?.. Усмехнуться, срезать ремень, располосовать штаны, оголить, примериться…