— Что надо делать? — Манди усадила своего сына на полу около маленького сына Элайн и повернулась как раз для того, чтобы получить тунику самого великолепного расшитого шелка, на который когда-либо бросала взгляд. Цвета темной сливы, красивая, солнечная и скользкая, с матовыми фигурами павлинов, вытканными по ней. Все края были щедро украшены золотым шнуром, и вся ткань усыпана крошечными золотыми бусинками.
— Почините это — и так, чтобы ничего не было заметно, если хотите удостоиться королевской милости. Здесь порвалось на рукаве внизу, когда он снимал ее через голову.
Подозревая, что «он» — это граф Мортейн, она последовала за Элайн в главную комнату и обнаружила его сидящим в огромной кадке — ванной из бочки. Пар поднимался над поверхностью тонкими струйками, и принц с закрытыми глазами наслаждался горячей водой с травами, плескавшейся вокруг его шеи.
Манди видела графа Мортейна однажды или дважды, в давние времена ее турнирных скитаний, достаточно, чтобы составить общее впечатление от темноволосого человека, невысокого по сравнению с рыцарями вроде Харви или Люпескара, но коренастого и энергичного. Человек в кадке походил на того, из воспоминаний, и одновременно удивил ее. Никто никогда не говорил о Мортейне как о красавце. Все такие почести были отданы его блестящему брату — Ричарду Львиное Сердце, и все же черты Иоанна были очень привлекательны. Его лицо не было похоже на лицо Ричарда, и кости не были так близко к поверхности кожи. Скулы высоки, нос короткий и привлекательно прямой, и рот чувственно изгибался в состоянии покоя.
— Не стой как истукан, — резко подтолкнула ее Элайн. — Бери иголку.
Манди принесла свою корзинку со швейными принадлежностями и удалилась в угол комнаты. Она выбрала свою самую прекрасную серебряную иглу и нашла длинную шелковую нить точно такого же оттенка, как порванная туника. Затем, с предельной осторожностью и деликатностью, она приступила к починке. Время от времени она отрывала глаза от шитья, чтобы поднять голову и взглянуть на него. Его веки все еще были закрыты, и он казался забывшим о суматохе, окружающей его. Она подумала, что он наверняка привык к постоянному потоку слуг и просителей и научился не замечать их.
Она почти закончила свою работу и была очень довольна результатом, потому что шов стал почти незаметен, когда примчалась одна из собак Иоанна, чтобы обнюхать ее, и уткнула свой холодный мокрый нос в ее колени. Манди была захвачена врасплох, игла соскользнула, глубоко уколов указательный палец. У нее вырвался крик боли. Собака присела на лапах и зарычала на нее, оскалясь, и показала угрожающе острые белые зубы.
— Нерон, сюда!
Собака немедленно отозвалась на властный окрик из бадьи и, повиливая хвостом и скуля, побежала к графу.
Он сидел теперь, полностью пробужденный.
— Лежать, — скомандовал он, направляя указательный палец. Собака присела на все четыре лапы и следила за ним беспокоящимися глазами, ее лохматый хвост хлестал по полу.
— Проклятый полукровка, — сказал Иоанн, но с оттенком ленивой привязанности в тоне. — Надо было велеть хранителю псарни утопить тебя при рождении. — И поглядел через комнату на Манди.
Она вытащила иглу из пальца и высасывала выступавшую яркую бусинку крови, со своими собственными мыслями, в основном повторяющими слова принца Иоанна, но содержащими значительно большее количество яда.
— Вы поранились? — спросил он.
Манди помотала головой.
— О, пустяки. Единственное беспокойство — чтобы не испачкать кровью ваше прекрасное платье, милорд.
— Хорошо, это очень трогательно, если таково действительно ваше единственное беспокойство, — сказал он ласковым голосом.
Манди покраснела:
— Было бы жаль повредить такую прекрасную тунику, тем более что я потрудилась, чтобы починить ее, — сказала она.
Иоанн был удивлен.
— Значит, меня вы не опасаетесь?
Манди подняла голову и посмотрела на него. Его глаза, теперь, когда они были открыты, напомнили — с острой болью — глаза Александра. Такие же густые ресницы, то же самое томительное выражение, хотя для Иоанна, казалось, было легче подавить его, чем сохранить.
— Нет, милорд, я не боюсь вас, — ответила она.
Это была правда. Иоанн имел ужасную репутацию. Она слышала, как он захватил город Эвре обманом и приказал казнить весь французский гарнизон. Головы солдат были выставлены на копьях и шестах, укрепленных на городских валах. Много раз она слышала, как люди говорили, что требуется очень длинная ложка, чтобы без потерь пообедать из одного котелка с графом Мортейном. Но это были мужчины.
Женщинам нечего было бояться Иоанна, кроме опасности его разрушительного обаяния.
— Тогда моя слава угасает. Я думал, что все матери пугали своих непослушных детей рассказами о том, что я сделаю с ними.
— Моя мать никогда не пугала меня.
— Потому что вы никогда не были непослушной? — Одна бровь изогнулась, и чувственные губы разошлись в непреодолимой улыбке, ребяческой и зрелой одновременно.
— Потому что судьба и так выпала хуже некуда. — Палец перестал кровоточить, и Манди сделала последние несколько стежков на красном шелке.
Вода из бадьи с шумом потекла ручьями вниз по телу Иоанна. Его кожа была гладкая, оливкового оттенка, не испорченная военными ранами. Коренастый, он, однако, не имел ни унции избыточного веса, и его фигура была совершенно пропорциональная. Хотя ростом он особо не вышел, природа была щедра с другими частями его тела.
После одного быстрого взгляда Манди опустила глаза, все еще бледная. Появился трепет, возбужденный чувством внутри ее живота. Нетерпение, напряженность. Обнаженный, после ванны, принц Иоанн флиртовал с нею, и она помогала и подстрекала к флирту.
Появились слуги с теплыми льняными полотенцами и оруженосцы — одеть своего лорда.
Манди отдала починенную тунику одному из них и наблюдала, как он надевает ее через голову своего лорда. Темные краски внешности Иоанна придали ему новое очарование от глубокого рубинового тона шелка. Говорили, что анжуйские принцы происходили от дьявола; и, глядя на него, Манди могла легко вообразить, как этот слух возник.
Пока он надевал кольца на пальцы и один из оруженосцев стал на колени для того, чтобы застегнуть драгоценный пояс, Манди отошла скромно в переднюю и глубоко вдохнула воздуха, который не был наполнен травяным ароматом банного пара.
ГЛАВА 23
Иоанн не питал особого пристрастия к турнирам. Военное мастерство его героев напомнило ему также многое из подвигов его знаменитого брата Ричарда, который так владел мечом, что менее одаренные казались неуклюжими дураками. Другой брат, Джеффри, погубил себя, пробуя подражать мастерству владения Ричардом мечом и копьем. Но вне зависимости от собственных мыслей Иоанн также знал, что люди любили турнирную суету и турниры были отличным способом пополнения солдат и добывания средств.
Итак, искупавшись и освежившись, он направился к ристалищу, но не наблюдателем, а хозяином.
Он не тратил много времени на подбор своей рыцарской дружины. Рыцарь-вербовщик был послан делать предложения, и Иоанн направился к помосту, устроенному под раскинутыми ветвями двух поваленных деревьев. Ткань закрывала помост, и кубки из итальянского стекла бросали преломленные лучи света на бесцветное полотно. Каждая бутылка искрилась, так же как и чаша-рукомойник, выполненная в форме льва с глазами из зеленого малахита.
Иоанн питал слабость к роскошным и красивым вещам. В отличие от Ричарда, которого не особенно волновало, если кубок, из которого он пил, был сделан из потрескавшейся глины, Иоанн очень заботился и был доволен, что хозяин и хозяйка Лаву постарались сделать что-то. Амон был прежде всего человеком Ричарда, но он был также любителем прекрасных вещей и обладал проницательным политическим чутьем.
Еду подавали в пестрой тени под кронами деревьев, плавно раскачивающимися в вышине. Хотя Иоанн появился в Лаву без предупреждения, Элайн и ее повара постарались приготовить трапезу, способную удовлетворить королевский аппетит. Были поданы голуби, сваренные в вине и луковом соусе, маленькие сырные пирожные, лещ, запеченный с миндалем, приятные и несладкие заварные кремы, сушеные плоды, пряные вафли, а также лучшие вина и мед из подвалов; подали также желтовато-коричневый грушевый сидр и приятную наливку из шелковицы.
Иоанн расслабился, чтобы насладиться угощением, мягкой музыкой арфы на заднем плане и восхитительным окружением весеннего дня. Он намеревался ехать дальше после краткого отдыха, но внезапно решил, что теперь он останется. Чего ради рваться в Шато-Гайяр? Сидеть под этими деревьями, вкушать утонченные яства и ждать звона оружия и топота копыт было намного лучшим времяпрепровождением, чем мелкие стычки на границе с французами. Ричард выбрал бы последнее, но Иоанн не походил на своего воинственного брата и устал от существования в его тени. Но он был научен своими прежними ошибками и знал, что единственное средство дожидаться своего часа — играть в верного пса у ног, благодарного за любые кусочки, которые попадались на его пути.
Он покормил одну из своих собак голубиным мясом и решил, что не стоит портить настроение, думая о Ричарде, в то время как существовали гораздо более приятные вещи, которые занимали его ум.
Неподалеку женщины из замка Лаву устроились со своим прядением и шитьем на свежем воздухе. Пристальный взгляд Иоанна упал на швею, которая мастерски починила его любимую шелковую тунику.
Лицо свежее и невинное на первый взгляд, но как будто что-то скрывающее, что заставляло его продолжать смотреть. Платье из каштанового шелка мерцало по гибким, податливым изгибам, и ее очеломник был короток и открыт; подчеркивая длинную белую шею. Очевидно, она была замужем, поскольку маленький мальчик продолжал карабкаться по ее коленям.
Иоанну было тридцать два года, и он был более чем вдвое моложе, когда принял в постель свою первую женщину. Больше десяти лет он был женат на Изабелле, наследнице Глостеров, но это был брак, заключенный из политических соображений, которые надолго пережили его предназначение, и не осталось уже никакой любви, исчезнувшей между ним и его женой. В конце концов, они держали отдельные дворы. Периодически другие женщины появлялись в жизни Иоанна и в его постели. Он наслаждался их компанией, когда имел время и желание, и они, в свою очередь, наслаждались им, пока он улыбался.