Оставшись вечером одни, Марек велел немедленно прислать к себе Элема. Монах вошел в первый раз одетый в праздничную красную одежду и с серебряной диадемой на лбу в связи с приходом Победителя, которого он сопровождал и, вместе с тем, вел за собой… Он почтительно остановился в дверях и ждал.
Марек расположился в маленькой, слишком низкой для его роста комнатке, и лежал на охапке шкур с нефтяным светильником в головах. Когда Элем вошел, он приподнялся на локте и уставился на него блестящими глазами.
— Кто такие морцы? — неожиданно спросил он.
Элем побледнел, и что-то похожее на тень горького стыда, смешанного с ненавистью, промелькнуло по его худому лицу.
— Господин…
— Кто такие морцы? — запальчиво повторил свой вопрос Марек. — Неужели это?..
Он не закончил вопрос, но монах его понял.
— Да, господин, — прошептал он, — это так… Это дети шернов.
— Значит, ваши женщины… отдаются этим чудовищам?
— Нет, господин. Они не отдаются им.
— Но как же? Как же?
Он вскочил и уселся на постели.
— Слушай, а ведь вы — собаки! Я знаю подобную историю! И на Земле когда-то говорили о дьявольском потомстве! Послушай, всех вас следует забить камнями вместо этих несчастных!
Гнев мешал ему говорить.
— Подойди сюда! Говори немедленно, откуда взялась эта сказка о детях шернов, в которую поверили и эти обезумевшие женщины!
— Нет, господин, это не сказка.
Марек смотрел на него широко открытыми глазами.
— Господин, позволь мне сказать… Шерны обладают удивительной силой. Под крыльями, широкими перепончатыми крыльями у них есть что-то вроде гибких, похожих на змей, рук с шестипалыми ладонями. Все тело их покрыто короткими черными волосами, мягкими, густыми и лоснящимися, за исключением лба и ладоней, которые у них голые, белого цвета… И эти ладони…
Он тяжело вздохнул и вытер со лба пот. Было видно, что ему трудно говорить о таких страшных вещах.
— В этих ладонях и есть их сила, — продолжил он через минуту. — Если обеими ладонями сразу они коснутся нагого человеческого тела, человека начинает сотрясать болезненная, а часто и погибельная дрожь, как при прикосновении к некоторым морским рыбам… А если этот человек — женщина…
— Ну! — крикнул Марек.
— Если это женщина… или сука, или какая-нибудь самка, то она зачинает и родит. Она дает жизнь плоду, внешне похожему на нее, но злому и отвратительному, как шерны…
— Ты уверен, что это происходит на самом деле?
— Да, господин…
В голове Марека закружился вихрь самых невероятных мыслей. Это все совершенно невозможно… Однако ему вспомнились исследования некоторых земных биологов, которые, воздействуя на оплодотворенное яйцо механически или с помощью химических реактивов, заставляли его делиться надвое и получали из них живые плоды… По-видимому, в руках этих лунных чудовищ была какая-то способность вырабатывать электрический ток или иное излучение, которое, сотрясая весь организм, каким-то образом выполняло роль мужских половых клеток…
— Нет, нет, нет! Это невозможно! — громко сказал он, стискивая руками голову.
— Однако это так, господин. Ты сам убил сегодня морца.
— Откуда ты знаешь, что это был морец?
— В том месте, где женщины коснулись поганые руки шерна, у морца есть красно-синие пятна. Ты сам видел… Мы убиваем их, истребляем, как диких животных, потому что они хуже шернов, их злоба соединяется с человеческим обличьем.
Воцарилось молчание. После долгой паузы Марек поднял голову и спросил почти беззвучно:
— И часто… это случается?
— Нет. Теперь нет. Женщину, которая была у шернов, мы закапываем, без всякого суда по горло в землю и оставляем так, пока она не умрет от голода и жажды. Но раньше…
Ему было трудно говорить. Видимо, его человеческая гордость, унаследованная от далеких предков, пришедших с Земли, страдала от подобных признаний. Он склонил голову под пылающим взглядом Марека и тихо закончил:
— Раньше морцев было много… Но они, к счастью, бесплодны. Мы истребили их. Поубивали. Жалости не было ни с той, ни с другой стороны… Теперь это случается редко… Разве что шерны украдут женщину.
— А раньше? Неужели сами женщины?
Элем протестующе покачал головой.
— Нет. Никогда. Это страшная боль. Судороги сводят мышцы и ломают кости… Но…
— Что?
— Было время, когда — покоренные — мы должны были поставлять им дань…
Марек бросился на постель.
— Вы отдавали им своих женщин?!
— Да. Десять человек каждый год. Им нужны морцы: это нас они ненавидят, а им служат, как верные псы… А шерны сами не любят работать…
Марек снова закрыл глаза. Дрожь сотрясала его тело, несмотря на тепло, исходящее от огня.
— И эти женщины… они навсегда оставались у шернов? — спросил он, не глядя на монаха.
— Нет. Шерны убивали их или отсылали назад, когда они старели…
— И тогда вы?..
— Тогда мы сами их убивали, — и через мгновение добавил как бы в оправдание: — Ведь они были матерями морцев.
Марек долго сидел в молчании, закрыв лицо руками. Потом отнял руки и, нахмурившись, сказал себе громко и решительно:
— Придется побеждать!
Элем радостным жестом поднял руку вверх, но Марек не видел его. Он смотрел прямо перед собой, как будто пытался увидеть в мрачной дали ожидающую его судьбу.
III
Авий слишком презирал этих пришельцев с Земли, называемых себя людьми, чтобы посылать послов и выяснять: почему на заходе солнца ему не принесли положенной дани и что означает эта враждебная суета, которую он заметил вечером около своего трехбашенного замка над морем? Он решил в отместку за это спалить все поселение у Теплых Озер, а людей истребить всех до одного. Однако приказа он пока не отдавал, несмотря на то, что морцы с нетерпением ожидали его. Он понимал, что охрана замка слишком немногочисленна, и в случае сопротивления, а он заметил вооруженных стражников, дело могло дойти до тяжелой схватки, исход которой был сомнителен, поэтому следовало подождать до прибытия подкрепления. Это как раз была та ночь, когда шерны прибывали из-за моря, чтобы забрать дань и сменить в замке охрану.
Укрепленная башня, где жил Авий, стояла посередине окруженного крепкой стеной сада, который соединялся с небольшой охраняемой бухтой, над морем. Шерны, составляющие окружение Авия, а главное, немногочисленные его морцы никогда не осмеливались выйти за ворота ограды, зная, что несмотря на все мирные договоры, их ждет там смерть от руки ненавидимой ими и ненавидящей их человеческой массы, в укрепленной башне они чувствовали себя в совершенной безопасности. Они полагались на надежность стен, а еще больше надеялись на страх, внушаемый ими, который удерживал любое человеческое существо вдали от них. В случае убийства шерна или хотя бы нападения на него месть бывала страшной, морцы же заботили шернов гораздо меньше, и они не слишком переживали, если кого-то из них, посланного в глубь страны, встречала смерть. Хотя шерны и пользовались их услугами, в глубине души они презирали морцев не меньше, чем людей.
А кроме того, в случае серьезной опасности в замке всегда был готов путь к отступлению — днем на лодках, ночью — на парусных санях через замерзшее море. Тем же путем прибывали сюда каждую четвертую ночь соплеменники Авия за данью. Именно сегодня наместник ждал их прибытия.
Однако еще больше, нежели отсутствие подкрепления, от кровавого приказа удерживала его врожденная лень шернов. Нужно было принять решение, обратиться к морцам, отдать соответствующие распоряжения… Он размышлял обо всем этом и с удовольствием представлял вспыхнувший в ночи огонь и страх убиваемых людишек, но тем не менее ему не хотелось даже шевелиться.
Он лежал на широкой софе, укутав волосатое тело в мягкую, красную ткань, подвернув под себя ноги с острыми когтями, страшные шестипалые ладони скрывались в складках свисающей перепонки широких крыльев, напоминающих крылья летучих мышей… Рядом в медных треножниках курилась особая трава, острый и одуряющий аромат которой доставлял шерну особое удовольствие. Затуманенным и сонным взглядом своих четырех круглых кроваво-красных глаз он скользнул к двери, где, охраняя его, сидели шесть морцев, скорчившихся от холода, который их хозяин, казалось, совсем не чувствовал.
В голову ему пришло, что сейчас уже полночь и посланники шернов должны были уже прибыть. Он хотел что-то сказать, отдать какой-нибудь приказ, но ему не хотелось этого делать. Морцы только с трудом и неточно понимали язык цветных вспышек на его белом фосфоресцирующем лбу, а ему не хотелось трудиться и пользоваться голосом. Поэтому он только вытянул онемевшие крылья, пошевелил ими и громко зевнул, открыв бездонную пасть, окруженную роговым наростом в форме широкого и короткого клюва.
Морцы сорвались с мест, как свора хорошо выдрессированных собак, а один из них, мужчина, огромного, по сравнению с лунными жителями, роста, с кроваво-синим пятном на щеке, подскочил к хозяину и присел на пол, вопросительно глядя в его кровавые глаза.
— Посланники прибыли? — блеснул шерн ему.
Морец, его звали Нузар, с испугом посмотрел на него и простонал:
— Господин…
Авий заворчал:
— Скотина! С вами, как с собаками или людьми, приходится разговаривать голосом! Прибыли ли посланники, спрашиваю.
— Нет еще, но скоро прибудут…
— Дурак!
Он повернулся на другой бок и приказал добавить в треножник травы. Морцы, у которых как-никак были человеческие легкие, задыхались от густого, невыносимого дыма. Но ни один, однако, не смел в этом признаться: было бы бесчестьем, что они не испытывают удовольствия от того, что шерну высшему существу, так приятно.
Тем временем Авий прикрыл два своих глаза, служивших для близкого наблюдения, а верхними — дальнозоркими, в которых очертания ближних предметов сливались в туманную дымку, уставился куда-то в темноту перед собой, мечтая о намеченной резне, за которой он будет наблюдать из верхней своей башни…