Тот, видя, что возвращение ему отрезано, и будучи не в состоянии взлететь достаточно высоко, чтобы обезопасить себя от человеческих стрел, ринулся в свободную от воинов сторону — к морю и храму — и исчез где-то между домами. Его исчезновение было замечено, и, опасаясь, что, обогнув поселение, он сможет над морем долететь до своего замка, люди поспешно и лихорадочно искали его.
Победитель, убив второго шерна, тоже принимал участие в поисках и бежал к храму, осматриваясь вокруг быстрым взглядом.
Именно на него смотрела Ихезаль, желая, чтобы он поднял на нее глаза, когда за ее спиной послышался шум падающего тела. Она быстро повернулась, и кровь у нее в жилах застыла от ужаса. В нескольких шагах от нее на плоской каменной площадке лежал преследуемый шерн. На вид он был совершенно обессиленный — одно крыло у него было повреждено и в нескольких местах сочилось желто-зеленой кровью; на труди и ногах тоже были глубокие раны от стрел, однако было видно, что он жив; грудь его тяжело вздымалась, а четыре красных и сверкающих глаза настойчиво вглядывались в девушку.
Ихезаль не смогла деже вскрикнуть, зачарованная этим страшным взглядом. По золотым обручам на предплечьях и у щиколоток она узнала наместника шернов Авия и с ужасом смотрела на него, в то же время она ощущала какое-то странное любопытство. Омерзительный и раненый шерн, которого она первый раз видела вблизи, показался ей, несмотря ни на что, удивительно и угрожающе прекрасным.
В нем чувствовалась какая-то злая сила, коварство и охватившая его тревога, смешанная с удивлением. Он лежал на боку, на сломанном крыле; другое, черное с синим отливом, сверкающее — широко распростерлось на полу. Голова у него была слегка приподнята, и под слабо фосфоресцирующим лбом сверкали ужасные красные глаза…
— Спрячь меня! — на языке людей сказал он, все еще смотря на девушку. В его словах не было просьбы, скорее это был настойчивый приказ. Ихезаль безвольно приблизилась на шаг к нему.
— Спрячь меня, сука, быстро! — снова зашипел шерн. А она автоматическими, безвольными шагами все приближалась к нему, не в силах оторвать глаз от его пылающих зрачков. В тот момент, когда только один шаг отделял ее от него, раненый шерн, собрав последние силы, молниеносно высунул из-под крыльев страшные белые ладони.
С коротким криком она отскочила назад, избежав гибельного прикосновения. В этот момент к ней вернулось полное самообладание: она схватила лежащий невдалеке плащ первосвященника и неожиданным жестом набросила его на голову врагу, а потом, не имея больше ничего под рукой, стянула с себя одежды и опутала ими лежащего шерна.
Тем временем воины во главе с Победителем подбежали уже ко входу в храм. Она услышала на лестнице звук их шагов и громкие крики. Не думая о том, что она совсем обнажена, девушка бросилась к балюстраде и, наклонившись вниз, закричала:
— Идите сюда! Идите…
Ей не хватило дыхания, и она не смогла даже крикнуть им, что поймала сбежавшего наместника.
Однако по ее голосу внизу поняли, что шерн должен быть там, и поспешно кинулись наверх, чтобы его захватить.
— Живьем, живьем! — кричал Ерет, который вбежал первым. — Победитель велел взять его живьем.
В одно мгновение на Авия упала куча разгоряченных тел. Ослабленный ранами, запутавшийся в одеждах, он не смог оказать сопротивления, однако поднимающие его люди не доверяли его видному бессилию, помня о страшной силе, содержащейся в белых, мягких ладонях шернов, которые, соединившись, поражают противника убийственным током. Его перевалили на грудь, держа каждую ладонь вдали от другой.
Шерн, до сих пор хранящий презрительное молчание, застонал от боли и рванулся в сторону, переворачивая держащих его людей, однако тут же упал, сраженный тяжелым ударом палки. Обе его руки были растянуты веревками в разные стороны.
Ерет толкнул лежащего лицом вниз шерна:
— Вставай, гад! — крикнул он.
Авий поднял голову и моргнул кровавыми глазами, но не двинулся с места. Тогда за каждую веревку, привязанную к его рукам, взялись по три человека и, принимая меры предосторожности против того, чтобы он не сложил рук, его потянули к той части крыши, которая выходила, на площадь, где толпились люди. Здесь Ерет велел перебросить его на веревках через балюстраду, чтобы он повис над тимпаном храма.
Внизу узнали наместника, и раздался громкий победный крик. Подростки швыряли в него камнями, которые, однако, не достигали своей цели, в его сторону плевали, посылали ему проклятья и оскорбления. Шерн не издал ни одного звука. Распятый в воздухе перед храмом с бессильно повисшими крыльями и выгнутыми назад руками, он только смотрел в толпу своими кровавыми глазами с ненавистью и презрением.
На крышу храма поднялся Победитель с неотступным Элемом.
— Он здесь, он здесь, господин! — кричал новый первосвященник, подводя его к тому месту, где висел шерн.
Марек наклонился, но, увидев шерна, отпрянул с неожиданным отвращением, настолько это была омерзительная картина.
— Снять его! — закричал он.
Люди, держащие Авия, неохотно подняли его, не смея, однако, ослушаться приказа, и на веревках привели и поставили перед Победителем.
У Элема загорелись глаза.
— Какую смерть ты предназначаешь ему, господин? — настойчиво спрашивал он, крутясь у ног Марека. — Можно было бы его испечь на вертеле или, еще лучше, скормить рыбам… Ты не знаешь, господин, как это делается? Мясо у него на ногах раздирается в клочья, чтобы приманить рыб, а потом он помещается по пояс в воду…
— Убирайся! — процедил Марек сквозь зубы, потом огляделся вокруг.
— Кто его поймал? — спросил он.
Воцарилось молчание. Люди смотрели друг на друга; те, которые пришли позднее, указывали на прибежавших раньше, до тех пор пока глаза всех не остановились на съежившейся в углу девушке.
— Кто его поймал? — повторил Марек.
— Я.
Она вышла из толпы и остановилась перед ним. Так как ей пришлось снять с себя почти всю одежду, чтобы связать шерна, она стояла перед ним обнаженной до пояса; только вниз от белых бедер спадала фиолетовая юбка… Марек посмотрел на нее, и ее щеки залились краской. Невольным движением она перебросила на грудь рассыпавшиеся волосы, как бы желая спрятаться в них…
— Ты? — удивленно прошептал он. — Ты?!
— Это внучка Малахуды! — зашелестело в толпе, узнавшей девушку. — Последний отпрыск старого первосвященника!
Она тем временем стояла, глядя прямо в глаза Победителю, со связанным шерном у самых ног — и чувствовала, что под его взглядом все силы оставляют ее. Кровь отхлынула от щек, ноги ослабли и подгибались… Она напрягала все свои силы, чтобы не упасть…
Внезапно она почувствовала, что кто-то обнимает ее.
— Это моя невеста, — поддерживая ее, сказал Ерет.
Девушка вздрогнула и вырвалась из его объятий, снова обретая дар речи.
— Неправда, — закричала она, — неправда!
Изложив на груди руки, она заговорила быстро, как бы стараясь оправдаться от тяжкого обвинения:
— Ты не слушай его, господин, потому что это неправда! Может быть… когда-то… действительно… но теперь…
Она замолчала.
— Теперь? — спросил Марек, удивленный всей этой сценой.
— Теперь, — ответила она, невольно понижая дрожащий голос, — теперь только ты один господин мой, Победитель, с далекой звезды пришедший, чье имя пусть будет благословенным во веки веков!
Говоря это, она опустилась на колени и коснулась лбом его ног, рассыпая на них сверкающее золото своих волос.
Тем временем шум вокруг них усиливался, стали раздаваться громкие крики. Марек, который собирался что-то сказать стоящей перед ним на коленях девушке, поднял голову и посмотрел вокруг вопросительным взглядом, не в состоянии из отдельных слов и выкриков понять, о чем идет речь.
— Господин! — выступил вперед Элем. — Народ требует смерти Ихезаль, внучки Малахуды…
Марек почувствовал, что девушка, охваченная внезапным испугом, прижалась к его коленям.
— Что? — спросил он. — В чем она провинилась?
Никто не отвечал. Наступила тишина, но лица всех присутствующих молча и угрожающе были обращены на золотоволосую девушку, в глазах их читалась безжалостность. Марек посмотрел на Ерета, который был родственником первосвященника и минуту назад сам назвался ее женихом. Молодой воин стоял нахмурившись, и кусал губы, но ни словом не выразил своего протеста.
— Она должна умереть, — наконец заявил Элем.
— Должна умереть! — закричали сразу со всех сторон.
— Что вы хотите от нее? В чем она провинилась? — повторил Марек, положив ладонь на ее золотые волосы.
— Ни в чем не провинилась, — сказал Элем, — но должна умереть. Она была наедине с шерном, — он показал на Авия, — поэтому должна умереть.
— Но это она его поймала! — вскричал Марек.
— Да, но делая это, она была здесь наедине с ним, и поэтому должна умереть, закопанная в песке. Таков закон.
— Таков закон! Она должна умереть! — послышалось отовсюду.
Победитель вспыхнул от гнева.
— Плевать мне на ваши законы! Я здесь устанавливаю законы, если вы признали меня вашим господином! Она будет жить, потому что я хочу этого!
Элем согнулся в поклоне.
— Ты можешь все, Победитель, но ты сам не захочешь того, чего мы не хотим, чтобы от нашей плоти рождались дети шернам!
Ихезаль сорвалась с места.
— Я чиста! — крикнула она с горящими глазами, повернувшись к толпе лицом. — Слышите, я чиста! Кто смеет…
Слезы сдавили ей горло и помешали говорить дальше. Она закрыла лицо и, падая вновь к ногам Марека, повторила тихим и молящим голосом:
— Я чиста… Убей меня, Победитель, но поверь, что я чиста…
Марек наклонился над плачущей девушкой и, как ребенка, взял ее на руки.
— Она находится под моей защитой, слышите! — заявил он. — Никто не посмеет прикоснуться к ней. Я беру на себя ответственность за нее!
Среди собравшихся послышался ропот, однако никто не посмел возразить. Обращаясь к Элему, Марек добавил: