Поэтому теперь, спрошенный, он сначала заколебался, но в нем взяло верх желание откровенно поговорить с кем-то, перед кем ему не надо было разыгрывать роль вождя, посла или учителя…
— Я нужен здесь, — прошептал он.
— Плохи там дела? — спросил Матарет, не спуская с него глаз.
Ерет пожал плечами.
— Нет… нельзя сказать, чтобы плохо… Но…
Он оборвал фразу и замолчал. Матарет тоже немного помолчав, потом сказал, вставая:
— Если ты не хочешь говорить, я ухожу. Зачем мне вынуждать тебя лгать мне?
Ерет быстро схватил его за руку.
— Останься. Да. Я хочу говорить, только…
Он встряхнулся.
— Видишь ли, я сам не знаю, как это назвать. До сих пор нам везет, несмотря на то, что сейчас приходится тяжело… Мы сделали до сих пор все, что в человеческих силах…
Он поднял голову и посмотрел Матарету в глаза.
— Все, что в человеческих силах, — повторил он настойчиво, — но сверх этого — ничего.
Он покраснел, как будто против его воли у него с губ слетело слово, слишком много значащее… Матарет не усмехался. Его выпуклые глаза и сейчас смотрели куда-то вдаль — правда, с грустью. Он протянул руку и положил ее на плечо воину.
— Говори, — сказал он.
Ерет начал свой рассказ. Он рассказал о долгом и кровавом походе, как бы мысленно разворачивая его историю перед собой. Говорил о сражениях в долине, о завоеванных городах и сотнях и тысячах немилосердно уничтоженных шернов, сраженных огнестрельным оружием, утопленных в реках или в море или преданных огню. Он говорил обо всем ровно и спокойно, как работник, который вечером вспоминает тяжелую работу предыдущего дня…
А потом рассказал Матарету, как они пришли в неприступные горы и стали взбираться на вершину огромного горного кольца. Говорил о трудном переходе, об удивительном городе шернов внутри котловины и о Земле, которая предстала там перед их глазами.
— Мы посчитали это хорошим предзнаменованием и знаком того, что Победитель находится с нами. Тем временем, с минуты, когда мы на этой вершине увидели Землю, для нас начался самый страшный труд, страшный, потому что бесплодный. Я думал, что мы, как вихрь, обрушимся на этот город и обратим его в пыль; мне даже было жаль его удивительной красоты, но тут Победитель заколебался. Он поступил как человек: разумно. Поступил так, как поступил бы каждый из нас в этом случае…
И рассказал, что Победитель, пересчитав воинов, не осмелился вести их всех в котловину, чтобы не иметь в случае неудачи отрезанного пути назад.
— Части войска, — рассказывал он, — он велел вернуться и охранять дорогу (если это можно назвать дорогой), которой мы поднялись наверх, видимо, чтобы шерны из других городов не оказались у нас в тылу… Там я был военачальником. Остальные воины под его предводительством опустились внутрь котловины, почти до половины высоты горного вала — и там образовали укрепленный лагерь. На равнину вниз спускаются только маленькие отряды, беспокоят шернов и снова возвращаются назад, часто с потерями. Мы перестали побеждать — просто воюем теперь.
— И так до сих пор, без изменений? — спросил Матарет после недолгого молчания.
Ерет кивнул головой.
— Без изменений. С тем количеством войска мы ничего не сделаем, это ясно. Шерны увидели наше бессилие и расхрабрились. Теперь они на нас нападают. Не было часа, чтобы мне с моим отрядом не приходилось бы вступать в схватку… Казалось, вся страна пуста, а они тем временем повырастали откуда-то целыми отрядами и прут на нас. Скалы чернеют от них и шевелятся, как живые. Мы постоянно стреляем в них и убиваем, но должны беречь заряды в опасении, что их не хватит. Тогда мы бы погибли…
— И что будет дальше? — спросил Матарет.
— Не знаю. Рано утром вчера Победитель сам прошел разделяющий наши отряды переход и долго разговаривал со мной. Он еще не говорил об отступлении, но на его озабоченном лице можно было прочитать эту мысль. Он приказал мне отправиться сюда и привезти как можно быстрее подкрепление, оружие и боеприпасы. Мы прошли очень трудный путь к морю и саням, оставленным под защитой небольшой группы людей; нам приходилось прокрадываться, как пресмыкающимся. Но я знаю, что еще тяжелее нам будет возвращаться назад с грузом, потому что шерны хотят теперь любой ценой погубить Победителя и нас вместе с ним…
Наступила тишина. Оба смотрели перед собой, блуждая мыслями далеко от того места, в котором они находились.
— Да. Надо им сообщить, — наконец отозвался Матарет.
— Кому?
Он ничего не ответил, только усмехнулся своей обычной усмешкой и протянул руку Ерету.
— Меня интересует не Победитель… Это все неважно. Я сам не знаю что. Собирай подкрепление и держитесь, пока будет возможно. А я сделаю свое.
Он повернулся к выходу и тихо вскрикнул. Под резным наугольником в тени стояла Ихезаль. Увидев, что ее заметили, она сделала шаг вперед. Прошла мимо Матарета и остановилась около Ерета.
— Ерет! — воскликнула она, сложив умоляюще руки. — Ерет! Возьми меня с собой!
— Ты все слышала?!
Она утвердительно кивнула головой.
Ерет нахмурился и беспокойно шевельнулся. Он посмотрел на Матарета, как будто его присутствие удерживало его от ответа.
— Возьми меня с собой! — повторила она. — Я хочу быть рядом с Победителем!
Глаза ее радостно горели, отблеск какой-то надежды расцветил бледное, сжигаемое каким-то внутренним жаром лицо.
Ерет отвернулся.
— Стереги шерна, которого тебе оставили! Хватит тебе одного, который в оковах!
Ихезаль побледнела и отпрянула назад.
— Ерет! — закричала она.
Но он уже выходил из храма, не оглядываясь назад.
Девушка наклонила голову и какое-то время стояла не двигаясь. Ее охватил вихрь странных, в безумном танце пляшущих мыслей. В груди пели радостные гимны, что он является… что, может быть, как она, человеком, одновременно она ощущала боль, как будто кто-то наполнил ее душу неожиданной и непонятной пустотой…
Она тревожно осмотрелась. Из-за внутренней пустоты она невольно сильнее ощутила пустоту места, где находилась, пустоту огромного брошенного храма. Машинально она припала к основанию одной из колонн, втиснувшись между двумя большими каменными кадильницами.
Они были пустые и холодные. Много дней уже никто не бросал душистой травы во внутренние медные чаши, где валялись рассыпавшиеся в пыль угли, некогда священные. На основании колонны еще были видны следы дыма, который когда-то поднимался отсюда.
Она смотрела на окружающую ее пустоту удивленными глазами, как будто сегодня в первый раз ее заметила.
— Как это было? — прошептала она безотчетно. — Как это было? как было?..
Ей вспоминались ее детские сны, а потом появление светлого земного пришельца…
— Где он теперь?..
В ушах у нее зазвучали слышанные некогда скрежещущие слова:
«Прошел Победитель над морем и через равнинную страну прошел, но вот дошел до гор высоких и остановился перед ними бессильный…»
И снова:
«Служить нам будет человеческое племя — за исключением той, которая захочет стать госпожой и пойдет за шерном…»
«Нет! нет! нет!» — отчаянно закричало в ней что-то.
Она протянула белые руки, высунувшиеся из фиолетовых рукавов.
— Ерет! — громко кричала она, хотя около нее уже давно никого не было. — Ерет! Смилуйся надо мной! Возьми меня с собой! Я хочу к Победителю! Не оставляй меня одну под колдовскими чарами шерна! На его глазах нет цепей! Я хочу к Победителю! Хочу видеть, знать, что он самый сильный, что он…
Она упала на каменный пол, дорогие украшения, свисавшие с ее шеи, зазвенели.
Солнце заглядывало в окно храма, но послышался уже гром надвигающейся бури — громкий и угрожающий. Ихезаль не тронулась с места.
«Вот лопается надо мной потолок храма, — думала она, — валятся колонны, расходятся каменные стены…»
Пусть это произойдет! Пусть так будет!
Пусть обрушится весь мир и погребет меня под обломками!
Снова зазвучавший, близкий уже раскат грома потряс стены храма, и солнце исчезло за тучами. Ихезаль тихо плакала.
Тем временем Матарет, попрощавшись на ступенях с Еретом, которого вызвали к первосвященнику, задумавшись, пошел вперед, не отдавая себе отчета, куда идет. На углу какой-то улицы он неожиданно встретил Рода. Глаза у магистра блестели, покалеченное лицо прояснилось. Увидев товарища, он остановился и громко закричал:
— Матарет, ты уже знаешь?
Тот вместо ответа подошел к нему и сильно схватил за локоть.
— Собери людей, которые должны нас сопровождать, — сказал он, — мы отправляемся немедленно.
— Ты с ума сошел, — воскликнул Рода, — смотри!
И он показал рукой на потемневшее от туч небо, под которым уже поднялся ветер, со свистом проносящийся по опустевшим улицам, трепля одежду на них, единственных людях, которые еще не спрятались от бури в свои дома.
— Мы отправляемся немедленно, — повторил Матарет спокойно.
Решительный, почти приказывающий тон, к которому он до сих пор не прибегал, удивил Роду. Он ошеломленно посмотрел на товарища, не зная, что делать… Матарет, заметив его беспокойство, усмехнулся.
— Учитель, ты самый великий, и я никогда чтить тебя не перестану, но поверь мне, что теперь нам нельзя терять времени. У меня есть идея…
Дождь еще лил потоками, как будто небо утонуло в воде, когда одиннадцать человек, одетых в плащи, прокрались через ворота города в маленькой упряжке собак, направляясь старой дорогой на север.
— А если я не позволю собирать новое подкрепление?
Ерет медленно поднял голову и посмотрел на первосвященника.
— В таком случае я соберу его без позволения Вашего Высочества, — спокойно, но решительно заявил он.
Элем засмеялся.
— Ты нравишься мне, мальчик, — сказал он, — это была только шутка… Подкрепление отбудет сегодня ночью…
— Знаю.
— Победителю обязательно нужны такие слуги, как ты. Без них он, наверное, ничего не смог бы сделать…
— Ваше Высочество позволит мне уйти?