– Ты можешь погибнуть. Понимаешь? И вполне вероятно, в твоей крови ничего не найдут.
Иден снова отстраняется от меня:
– Решать должен я, а не ты.
Он повторяет слова Джун.
– Отлично, – сдаюсь я. – И какое же твое решение, малыш?
Брат собирается с духом и говорит:
– Я, пожалуй, хочу помочь.
– Хочешь помочь им? Ты шутишь? Ты так говоришь из чувства противоречия?
– Нет, я серьезно.
Комок подступает к горлу.
– Иден, мы потеряли маму и Джона. Папа пропал. У меня почти никого не осталось. Я не могу лишиться еще и тебя. Все, что я делал до этого дня, я делал ради тебя. Я не позволю тебе рисковать жизнью ради Республики… или Колоний.
Вызов в глазах Идена блекнет. Он ставит локти на ограждение путей, опирается головой на ладони.
– Одно я знаю о тебе наверняка: ты не эгоист, – говорит он.
Я молчу. Эгоист. Я эгоист – я хочу, чтобы Иден был в безопасности, чтобы ничто ему не угрожало, и мне плевать, что он думает на сей счет. Но от его слов чувство вины закипает в груди. Сколько раз Джон пытался оградить меня от неприятностей? Сколько раз предупреждал он меня, чтобы я не вставал на пути Республики, чтобы не пытался найти лекарство для Идена? Я никогда не слушал его и не жалею о своем упрямстве. Иден смотрит на меня невидящими глазами – этим недугом наградила его Республика. А теперь он идет к ней, точно агнец на убой. А я не могу понять почему.
Нет, я понимаю. Он – такой же, как я, он поступает так, как поступил бы я сам.
Но мысль, что я могу его потерять, невыносима. Я кладу руку на плечо Идена и веду его в вагон.
– Сначала доберись до Лос-Анджелеса. Позже поговорим. А ты пока подумай, потому что, если ты добровольно…
– Я уже все обдумал, – перебивает Иден.
Он скидывает мою руку со своего плеча и направляется к поезду:
– И потом, неужели ты думаешь, что мы их остановим, если за мной придут?
И вот подходит его очередь. Люси помогает Идену забраться в вагон, и я на мгновение задерживаю его руку в своей. Иден, хотя и огорчен, все еще цепляется за меня.
– Ты давай скорее, ладно? – говорит он.
А потом вдруг обхватывает меня за шею. Люси улыбается мне своей умиротворяющей улыбкой.
– Не волнуйтесь, Дэниел, – уверяет она. – Я его в обиду не дам – буду сражаться за него, как тигрица.
Я благодарно ей киваю, потом крепко обнимаю Идена, закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
– Скоро увидимся, малыш, – шепчу я, неохотно отпуская его руку.
Иден исчезает в вагоне. Еще несколько секунд – и состав трогается, увозя первую волну эвакуации к западному побережью Республики, а в ушах у меня все еще звучат слова Идена.
«Я, пожалуй, хочу помочь».
Поезд уходит, и я некоторое время сижу в одиночестве, снова и снова проговаривая про себя слова брата. Теперь я его опекун, у меня есть все права, чтобы защитить его от зла, и после того, что я сделал для спасения Идена, ни черта я не позволю Республике снова упечь его в лаборатории. Я закрываю глаза, зарываясь пальцами в волосы.
Спустя какое-то время я возвращаюсь к помещению, где находятся Патриоты. Дверь открыта. Я вхожу внутрь. Паскао перестает разминать руки, а Тесс поднимает на меня глаза – она заканчивает перевязывать плечо раненой девушки.
– Так что, ребята, – говорю я, глядя на Тесс, – вы вернулись в город, чтобы задать Колониям перцу?
Тесс опускает глаза.
– Какая разница, если нас не пускают в бой, – пожимает плечами Паскао. – А что, у тебя есть какие-то соображения?
– Президент дал добро, – отвечаю я. – Он считает, пока вас буду возглавлять я, мы точно не станем воевать с Республикой.
Дурацкие опасения. Ведь в их руках мой брат.
На лице Паскао появляется осторожная улыбка.
– Так-так. Похоже, намечается хорошая заварушка, – ухмыляется он. – Так что у тебя на уме?
Я засовываю руки в карманы и напускаю на себя самоуверенный вид:
– То, что у меня всегда хорошо получалось.
Джун
51,5 часа с момента последнего разговора с Томасом.
15 часов с момента расставания с Дэем.
8 часов с момента начала затишья – Колонии приостановили бомбардировку Щита
Мы в самолете Президента, взявшего курс на Росс-Сити в Антарктиде.
Я сижу напротив Андена. Олли лежит у моих ног. Два других принцепс-электа в соседнем отсеке, отделенном от нас стеклом (3 × 6 футов, пуленепробиваемое, герб Республики вырезан на обращенной ко мне стороне, судя по кромкам резьбы). За иллюминатором кристально-голубое небо, а внизу – одеяло облаков. С минуты на минуту мы почувствуем, как самолет пойдет на снижение, и увидим обширную столицу Антарктиды.
Бо́льшую часть перелета я молчу, слушаю бесконечные переговоры Андена с Денвером – ему докладывают о ходе военных действий. И только когда мы почти достигаем антарктических вод, Анден наконец замолкает. Я смотрю, как свет обрисовывает молодое лицо, на котором отражается весь груз забот, легший на его плечи.
– Какова история наших отношений с Антарктидой? – спрашиваю я спустя некоторое время.
На самом деле это значит: «Вы и в самом деле думаете, что они нам помогут?» Но такой вопрос не имеет смысла, поскольку на него нет ответа.
Анден отворачивается от иллюминатора и устремляет на меня свои зеленые глаза:
– Антарктида поддерживает нас. Несколько десятилетий мы получали от нее международную помощь. Наша экономика недостаточно сильна, чтобы существовать независимо.
Все еще с трудом верится, что наша страна, которую я считала такой мощной, на самом деле борется за выживание.
– А какие у нас отношения теперь?
Президент не сводит с меня глаз. Взгляд напряженный, но лицо по-прежнему спокойно.
– Антарктида обещает удвоить помощь, если мы предложим соглашение, которое заставило бы Колонии снова сесть за стол переговоров. И они угрожают сократить помощь вдвое, если до конца года у нас не будет соглашения. – Он делает паузу. – Поэтому наша задача убедить их не только предоставить нам военную помощь, но и не снижать экономическую.
Нам придется объяснить, почему все разваливается на части. Я судорожно сглатываю:
– Почему Антарктида?
– Она давно соперничает с Африкой, – отвечает Анден. – Если кто и способен помочь нам выиграть войну против Колоний и Африки, то только она.
Он наклоняется вперед, упирается локтями в колени. Его руки в перчатках всего в футе от моих ног.
– Посмотрим, как пойдут дела. Мы должны им кучу денег, и в последние годы они не очень-то нами довольны.
– Вы когда-нибудь встречались с президентом лично? – спрашиваю я.
– Я сопровождал отца во время его визитов в Антарктиду. – Анден заигрывает со мной улыбкой, отчего все внутри вдруг приходит в трепет. – Он умел очаровывать партнеров по переговорам. Вы полагаете, у меня есть шанс?
Скрытый смысл его вопроса очевиден – он говорит не об Антарктиде.
– Харизма у вас есть, если вы об этом, – улыбаюсь я.
Анден смеется, и на душе у меня теплеет.
– В последнее время моя харизма не работает, – констатирует он, отворачиваясь и опуская глаза.
Самолет снижается. Я смотрю в иллюминатор и глубоко дышу, пытаясь согнать со щек румянец.
Мы идем на посадку, тучи все приближаются, и вскоре мы погружаемся в бурлящий сизый туман. Несколько минут, и мы выныриваем из серого одеяла навстречу обширному пространству, испещренному высотками самых разных цветов. От такого зрелища перехватывает дыхание. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, насколько велик технологический и цивилизационный разрыв между Республикой и Антарктидой. Тонкий прозрачный купол накрывает весь город, но мы проникаем сквозь него так же легко, как через одеяло облаков. Каждое здание, кажется, может произвольно менять цвет (два уже из светло-зеленого перекрасились в темно-синий, а одно меняет золотистую окраску на белую), и все они новенькие, будто их только построили, безупречные – в Республике такие можно по пальцам перечесть. Громадные изящные мосты, отливающие на солнце ослепительной белизной, перекинуты между многими небоскребами; они соединяют этажи соседних зданий, образуя некое подобие сотообразной паутины из слоновой кости. По центру верхних мостов располагаются круглые платформы. Я приглядываюсь и различаю на них что-то похожее на воздушные суда. (Еще одна странность: все высотки имеют громадные серебристые числовые голограммы над крышами в диапазоне от нуля до тридцати тысяч. Я морщу лоб. Видимо, цифры проецируются лучами, исходящими из крыш. Возможно, они означают число обитателей в каждом из небоскребов, хотя тридцать тысяч – относительно мало для зданий таких размеров.)
Пилот предупреждает о посадке. Многоцветные здания постепенно заполняют все пространство до самого горизонта, и мы снижаемся на одну из платформ. Внизу я вижу людей, которые готовятся принять наш самолет. Когда мы пролетаем над площадкой, наши кресла сотрясает резкий толчок. Олли поднимает голову и рычит.
– Магнитная посадка, – поясняет Анден, видя мой испуг. – С этого момента нашему пилоту нечего делать. Платформа сама посадит судно.
Мы касаемся поверхности так мягко, что я ничего не чувствую; выходим из самолета в сопровождении сенаторов и охраны, и прежде всего меня потрясает комфортная температура за бортом. Прохладный ветерок, теплые солнечные лучи. Разве мы не в самом холодном регионе Земли? (По моим прикидкам, здесь семьдесят два градуса[3], ветер юго-западный и относительно слабый с учетом высоты, на которой мы находимся.) Я вспоминаю тонкий нематериальный купол, сквозь который мы сюда проникли. Вероятно, с его помощью жители Антарктиды контролируют климат.
Потрясения на этом не заканчиваются: люди в биозащитных костюмах и противогазах тут же проводят нас в пластиковую палатку. (Вероятно, известия о чуме в Колониях дошли и досюда.) Кто-то быстро осматривает мои глаза, нос, рот и уши, потом проводит ярко-зеленым лучом по всем телу. В напряженной тишине я жду, пока оператор (толком не пойму, мужчина или женщина) читает показания на приборе, который держит в руке. Краем глаза вижу, что такую же проверку проходит и Анден – должность Президента Республики не исключает чумы. Спустя добрый десяток