– Лаборанты докладывают, что ваш брат храбро переносит эксперименты. Я хотел еще раз поблагодарить вас…
– Пока не слишком старайтесь, – прерываю я его, подняв брови. – Еще ничего не закончилось.
Впереди несколько дней, похожих на этот, и если Иден начнет увядать после опытов, я, вероятно, буду не столь вежлив. Я сбавляю тон, делаю над собой усилие и пытаюсь говорить спокойно. Получается не очень.
– Побеседуем наедине, Президент? Есть кое-какие задумки, я бы хотел согласовать их с вами. С появлением коммандера Джеймсон у нас, возможно, будет шанс втянуть Колонии в небольшую заваруху. Вы, я, Джун и Патриоты.
Глаза Андена темнеют, губы растягиваются в неясной гримасе, он оглядывает присутствующих. Огромная ухмылка Паскао, похоже, не улучшает его настроения. Но несколько секунд спустя он кивает своим телохранителям:
– Подготовьте нам комнату. И выключите камеры наблюдения.
Военные бросаются выполнять приказ. Мы с Джун, шагая следом за Анденом, обмениваемся долгим взглядом. Она цела, совершенно невредима, но боюсь, отвернись я, и она исчезнет. Хочется спросить, что произошло, но я откладываю разговор до поры, когда мы окажемся вдвоем, и, судя по выражению ее лица, она тоже ждет подходящего момента. Моя рука так и тянется к руке Джун. Но и тут я сдерживаюсь. Наш танец друг вокруг друга, кажется, обречен повторяться снова и снова.
– Итак… – приглашает к беседе Анден.
Мы усаживаемся в отдельной комнате, и телохранители отключают камеры. Президент откидывается на спинку стула и пронзительно смотрит на меня:
– Пожалуй, начнем с того, что случилось утром с нашим принцепс-электом.
Джун с достоинством вскидывает подбородок, но ее пальцы слегка подрагивают.
– Я засекла коммандера Джеймсон в Рубиновом секторе. Видимо, она преследовала разведывательные цели и, вероятно, знала, где буду я. – (Я удивляюсь тому, как ровно звучит ее голос.) – Некоторое время я шла за ней, пока мы не оказались в районе базы воздухолетов на границе Рубинового сектора и Баталлы. Тут она напала на меня.
Даже столь короткий рассказ об их стычке приводит меня в бешенство.
– Мы подозреваем, – вздыхает Анден, приглаживая рукой волосы, – что коммандер Джеймсон выдала Колониям дислокацию и расписание полетов лос-анджелесской воздушной базы. Вероятно, она пыталась похитить миз Айпэрис, чтобы с нами поторговаться.
– Означает ли это, что Колонии намерены атаковать Лос-Анджелес? – спрашивает Паскао (я уже знаю его следующую мысль). – Но тогда выходит, слухи о падении Денвера верны…
Он замолкает, видя выражение лица Андена.
– Мы получаем некоторые непроверенные данные, – отвечает тот. – Говорят, у Колоний есть бомба, которая может сровнять с землей весь город. Сдерживает их только международный запрет. Они ведь не хотят, чтобы в войну в конечном счете ввязалась Антарктида. Как бы там ни было, нам необходимо получить сыворотку и предъявить ее Антарктиде, прежде чем Колонии подавят наше сопротивление. От Колоний мы можем защититься. Но мы не в силах противостоять их союзу с Африкой.
Я медлю, но все же решаюсь поделиться мыслью, которая не дает мне покоя:
– Сегодня во время эксперимента я разговаривал с Иденом. И он навел меня на одну идею.
– Какую? – спрашивает Джун.
Смотрю на нее. Прекрасная, как всегда, но вторжение начало сказываться даже на ней: плечи слегка сутулятся. Перевожу взгляд на Андена.
– Сдаться, – говорю я.
Анден не ожидал этого.
– Вы хотите, чтобы я помахал перед Колониями белым флагом?
– Да. – Я понижаю голос. – Вчера канцлер Колоний сделал мне предложение: если я подниму народ против Республики за Колонии, он гарантирует мне и Идену защиту по завершении войны. Мой план таков: вы объявляете о капитуляции, а я одновременно предлагаю канцлеру встретиться, чтобы дать ответ – сообщить, что собираюсь призвать граждан принять власть Колоний. В этом случае у вас появляется возможность застать их врасплох. Канцлер уже исходит из того, что вы готовы сдаться в любой день.
– Псевдокапитуляция противоречит международным законам, – бормочет себе под нос Джун, но смотрит на меня заинтересованно. – Не знаю, понравится ли это Антарктиде. А ведь смысл наших действий в том, чтобы убедить ее помочь нам.
Я мотаю головой:
– Кажется, они не сильно возражали, когда Колонии без предупреждения нарушили перемирие и напали на нас.
Анден внимательно вглядывается в меня, оперев подбородок о ладонь. Я перехватываю его взгляд:
– А теперь вы ответите им любезностью на любезность.
– И что произойдет, когда вы встретитесь с канцлером? – спрашивает он наконец. – Мы можем разыгрывать капитуляцию лишь до того момента, когда наступит время атаковать.
– Знаете, что сказал мне утром Иден? – взволнованно тараторю я, подаваясь к Андену. – «Жаль, что не все в Республике могут стать солдатами». Но они могут.
Анден хранит молчание.
– Позвольте мне тайно пометить все сектора каким-то знаком – таким, чтобы граждане поняли: не время отлеживаться на диванах в ожидании, когда Колонии захватывают их дома. А потом, в конце обращения, которого ждет от меня канцлер, я вдруг призову народ к сопротивлению!
– А если он не ответит на твой призыв? – спрашивает Джун.
– Имей же хоть каплю веры, милая, – улыбаюсь я ей. – Люди любят меня.
Джун против воли улыбается.
Когда я обращаюсь к Андену, улыбку на моем лице сменяет серьезность.
– Народ любит Республику больше, чем вы думаете. Даже больше, чем я думал. Знаете, сколько раз я слышал, как беженцы поют патриотические песни? Знаете, сколько раз за последние месяцы видел граффити, призывающие поддерживать вас и Республику? – Теперь я говорю страстно: – Граждане по-настоящему вам верят. Они верят в нас. И если их призвать, они будут сражаться за нас – будут срывать флаги Колоний, протестовать перед их офисами, они превратят свои дома в ловушки для солдат-захватчиков. В стране появятся миллионы таких, как я.
Мы с Анденом смотрим друг на друга. Наконец он улыбается.
– Ну а пока ты будешь превращаться в самого разыскиваемого преступника Колоний, – говорит Джун, – мы с Патриотами поддержим твои эскапады. Мы возведем их до уровня национальной идеи. Если Антарктида станет возникать, Республика скажет, что все это гражданские выступления. Коли уж Колонии хотят грязной игры, давайте играть по-грязному.
Джун
17:00
Баталла-Холл.
68° Фаренгейта
Ненавижу заседания сената. Страстно ненавижу – собирается кучка грызущихся политиков и говорящих болванов. Говорящих, говорящих, непрерывно говорящих, а ведь в это время можно упражняться на улице, тренируя мышцы и мозги. Но после того как мы с Анденом и Дэем составили план, выбора у меня не остается – необходимо выступить. Я сижу в круглой палате в Баталла-Холле в противоположном от Андена конце, но лицом к нему. Стараюсь не обращать внимания на недобрые взгляды старших коллег. Лишь на заседаниях сената я еще чувствую себя ребенком.
– Атаки на наши базы в Вегасе усилились после падения Денвера, – обращается Анден к беспокойной аудитории. – Мы видели африканские подразделения на подходах к городу. Завтра я еду туда на встречу с генералами.
Он замолкает. Я задерживаю дыхание. Я знаю, как претит Андену мысль о необходимости признать поражение от кого бы то ни было, в особенности от Колоний. Он смотрит на меня – просит моей помощи. Он очень устал. Как и все мы.
– Миз Айпэрис, – говорит он. – Если вам будет угодно, прошу рассказать, что вы узнали, и дать совет.
Я набираю в грудь воздуха. Только обращения к сенату я ненавижу больше, чем заседания, а в данном случае дело и того хуже – я собираюсь солгать.
– Уверена, вы все уже знаете про коммандера Джеймсон, предположительно она работает на Колонии. По моей информации, вполне вероятно, Колонии вскоре нанесут неожиданный удар по Лос-Анджелесу. Если так и если атаки на Вегас продолжатся, долго нам не продержаться. После беседы с Дэем и Патриотами мы полагаем, что единственный способ защитить наших граждан и, возможно, провести переговоры с целью заключить справедливое соглашение – это объявить о капитуляции перед Колониями.
Ошарашенное молчание. Потом палата взрывается. Первым вскакивает Серж:
– При всем моем уважении, Президент, – голос его дрожит от возмущения, – вы не обсуждали этого с другими принцепс-электами.
– У меня не было возможности поговорить с вами, – отвечает Анден. – Миз Айпэрис в курсе, потому что она имела несчастье увидеть все своими глазами.
Даже Мариана, которая чаще всего выступает на стороне Андена, на сей раз возражает, но, по крайней мере, спокойно:
– Такие переговоры опасны. Если вы идете на это ради спасения наших жизней, то я рекомендую вам и миз Айпэрис немедленно пересмотреть ваше решение. Передача граждан Колониям ничуть их не защитит.
Другие сенаторы не столь деликатны.
– Капитуляция? Мы без малого сто лет сдерживали натиск Колоний на границах!
– Неужто мы успели настолько ослабнуть? Чего они добились, кроме временной оккупации Денвера?
– Президент, вы обязаны были обсудить столь серьезный вопрос со всеми нами, пусть и в самый разгар кризиса!
Я наблюдаю – страсти накаляются, вскоре вся палата кипит оскорблениями, яростью, недоумением. Одни изливают яд ненависти на Дэя, другие проклинают Колонии. Некоторые умоляют Андена поменять решение, запросить международную помощь, призвать ООН не блокировать наши порты.
– Это немыслимо! – вопит сенатор (худой, вероятно не больше ста сорока фунтов, со сверкающей лысиной), глядя на меня так, будто я виновна в поражении страны. – С какой стати нам принимать во внимание рекомендации девочки? И Дэя! Вы шутите?! Отдать страну врагу по совету треклятого мальчишки, который должен числиться в списке государственных преступников!
Анден смотрит на оратора, прищурившись:
– Будьте осторожны в высказываниях о Дэе, сенатор, иначе народ отвернется от вас.