Стараясь не упустить преимущество, я бью локтем ей в лицо. Первый удар достигает цели, второй – нет. Коммандер Джеймсон вцепляется мне в локоть, пальцами другой руки, словно наручниками, стискивает мое запястье, а потом выворачивает. Я пытаюсь вырваться. Боль пронзает выкрученную руку. Спасаясь от перелома, я разворачиваюсь и со всей силы вдавливаю ей в предплечье каблук ботинка. Она морщится, но не отпускает меня. Бью ногой еще раз, сильнее.
Ее пальцы чуть ослабевают, и мне наконец удается вывернуть руку.
Она успевает вскочить на ноги, когда я, отступив на несколько шагов, снова поворачиваюсь к ней лицом. В боевых стойках мы, не сближаясь, движемся по кругу в поисках слабого места противника; обе тяжело дышим, моя рука все еще горит от боли, а по ее лицу от виска течет струйка крови. Я уже знаю, что в силовой схватке мне ее не одолеть. Она выше, мощнее, у нее за плечами годы тренировок, с которыми мои таланты не идут ни в какое сравнение. Единственная надежда – еще раз застать ее врасплох, придумать, как обратить ее силу против нее. Я все ищу ее слабое место, выжидаю. Мир вокруг нас исчезает. Я собираю в кулак всю свою ярость – она вытесняет страх и придает мне сил.
Ну вот, мы лицом к лицу. Я ждала этого мгновения с того самого дня, когда все началось. В конце концов мы должны были встать друг перед другом вот так, с голыми руками.
Коммандер Джеймсон бьет первой. Ее скорость ужасает меня. Только что она покачивалась в стойке напротив, и вот она уже рядом, заносит кулак. Я не успеваю уклониться, только в последний момент мне удается поднять плечо, и удар получается скользящий. В глазах вспыхивают искры – меня откидывает назад. От ее следующего удара удается увернуться. Почти. Я откатываюсь от нее, пытаясь прогнать с глаз туман. Вскакиваю на ноги. Когда она снова бросается на меня, я подпрыгиваю и бью ногами в голову – попадаю, но по касательной: Джеймсон слишком проворна. Я снова отскакиваю назад и теперь медленно пячусь к краю крыши, боясь оторвать взгляд от противницы. Хорошо, говорю я себе. Напусти на себя испуганный вид. Наконец задник моего ботинка упирается в парапет. Я кидаю взгляд вниз, потом опять на коммандера Джеймсон. Она не очень твердо держится на ногах, но кажется неустрашимой. Мне нетрудно изобразить ужас в широко раскрытых глазах.
Она надвигается на меня, как хищник. Не произносит ни слова, но в этом нет нужды – все, что хотела сказать, она мне уже сказала. Ее фразы ядом разливаются в моей голове: «Малютка Айпэрис, ты мне очень напоминаешь меня – я была такой же в твоем возрасте. Прелестной. Настанет день, и ты узнаешь: жизнь не всегда выходит такой, какой хочется. Ты не всегда будешь получать то, что тебе надо. Есть силы, не подвластные тебе, – они сформируют тебя. Жаль только, твоя жизнь закончится здесь. Было бы забавно увидеть, во что ты превратишься».
Ее глаза гипнотизируют. Сейчас я и представить себе не могу худшего зрелища.
Она бросается вперед.
У меня есть лишь один шанс. Я ныряю под нее, хватаю за руку и перекидываю через голову. Сила инерции перебрасывает ее за край крыши.
Но она успевает вцепиться в меня. Я наполовину свисаю над улицей, левая плечевая кость выходит из сустава – я сдавленно кричу. Носками ботинок я цепляюсь за крышу, изо всех сил стараясь удержаться. Коммандер Джеймсон прижимается к стене здания, ища опору под ногами, она впивается ногтями в мою плоть, и я слышу, как трескается кожа. Слезы застилают глаза. Внизу солдаты Республики командуют эвакуацией.
– Застрелите ее! – кричу я им во все горло. – Застрелите!
Двое поднимают голову, узнают меня. Они прицеливаются, а коммандер Джеймсон заглядывает мне в глаза и усмехается:
– Я так и знала, что ты неспособна сделать это сама.
Солдаты открывают огонь, тело коммандера Джеймсон бьется в конвульсиях, хватка резко ослабевает, и она, точно раненая птица, падает на мостовую. Я отворачиваюсь, но тошнотворный удар доносится до меня. Ее больше нет. Все. Я осталась один на один с ее словами и с моими собственными. Они все звенят в моих ушах:
«Застрелите ее! Застрелите!»
И тут же на ум приходят слова Метиаса: «Редко когда убивают за дело».
Я спешно отираю слезы с лица. Что я наделала? Мои ладони испачканы ее кровью, я отираю здоровую руку об одежду, но без толку. Не знаю, смогу ли когда-нибудь ее смыть.
«Это тот случай, когда за дело», – шепотом повторяю я.
Наверное, она сама себя уничтожила, я ей только помогла. Но даже эта мысль кажется мне отговоркой.
От боли в вывихнутом плече кружится голова. Я поднимаю правую руку, стискиваю зубы, берусь за вывихнутую левую и изо всех сил нажимаю, пытаясь ее вправить. Снова кричу. Кости несколько мгновений сопротивляются, но потом я слышу и чувствую, как сустав становится на место. И снова слезы текут из глаз. Меня бьет дрожь, в ушах стоит звон, блокируя все звуки, кроме стука сердца.
Сколько прошло времени? Часы? Секунды?
Пульсирующий свет логики сквозь боль проникает в мой мозг. И, как всегда, спасает меня. «Дэю нужна твоя помощь, – шепчет голос разума. – Иди к нему».
Я ищу Дэя. Он должен был добраться до другой стороны улицы, более безопасной зоны вокруг убежища, где солдаты Республики возвели баррикады… Я свешиваюсь за край крыши: кто-то забрал Идена, так и не пришедшего в сознание, и теперь уносит в укрытие. Несколько человек склонились над Дэем, закрывая мне обзор. Я ползу вниз по стене здания со всей скоростью, на какую способна. Наконец добираюсь до пожарной лестницы и спешно спускаюсь по металлическим ступеням. Страх и адреналин служат мне отличным болеутоляющим.
Пожалуйста, безмолвно молюсь я, пожалуйста, пусть он будет жив.
Вокруг него целая толпа.
– Отойдите! – вопит кто-то. – Назад! Дайте нам место! Скажите им, пусть поторопятся!
Меня душит комок в горле, я едва дышу. Мои ботинки топают по мостовой в такт сердцебиению. Я расталкиваю людей и опускаюсь на колени рядом с Дэем. Кричавшим оказывается Паскао. Он смотрит на меня безумным взглядом.
– Побудь с ним, – говорит он мне. – Я сбегаю за врачами.
Киваю, и он срывается с места.
Я почти не вижу людей, кольцом окруживших нас. Могу только смотреть на Дэя. Он дрожит всем телом, глаза его широко раскрыты от шока, волосы прилипли к лицу. Я приглядываюсь: кровь в двух местах пятнает одежду. Одна рана на груди, другая близ бедра. Кто-то сдавленно кричит – может быть, я. Словно во сне, склоняюсь над ним, касаюсь его лица:
– Дэй, это я, Джун. Я с тобой.
– Джун? – тяжело выдыхает он, глядя на меня.
Он пытается поднести руку к моему лицу, но это ему не по силам. Его трясет. Я беру его голову в свои руки. Его глаза полны слез.
– Кажется… меня… подстрелили…
Двое из толпы кладут руки на раны, пережимают сосуды, и с уст Дэя срывается жалобный стон. Он пытается посмотреть на людей, но не может поднять голову.
– Сейчас придут врачи, – заверяю я, наклоняясь так, чтобы прижаться губами к его щеке. – Держись. Ты меня слышишь? Оставайся со мной. Смотри на меня. Все будет хорошо.
– Я… так не думаю, – невнятно произносит Дэй.
Он часто моргает, отчего слезы стекают по его щекам. Падают на мои пальцы.
– Иден… в безопасности?..
– В безопасности, – шепчу я. – Твой брат жив, он в безопасности, ты его очень скоро увидишь.
Дэй хочет ответить, но не находит сил. Его кожа сереет. Нет, пожалуйста. Я отказываюсь думать о том худшем, что черной тучей висит над нами. Я ощущаю ледяное дыхание смерти, заглядывающей через мое плечо; ее невидящие глазницы устремлены прямо в душу Дэя; она терпеливо ждет, когда погаснет его свет.
– Я не хочу… уходить… – произносит наконец Дэй. – Не хочу… оставлять тебя… Идена…
Я прикасаясь губами к его дрожащим губам, чтобы он только помолчал.
– С Иденом все будет в порядке, – тихо говорю я, отчаянно пытаясь его удержать. – Держись, Дэй. Сейчас тебя отвезут в госпиталь. Врачи вот-вот подойдут. Уже совсем скоро.
Уже совсем скоро.
Дэй только улыбается мне – его улыбка такая грустная, что мое оцепенение проходит и я срываюсь в слезы. Его ярко-голубые глаза. Передо мною тот самый мальчик, который бинтовал мои раны на улицах Лейка, который ценой собственной жизни готов был беречь свою семью, который, несмотря ни на что, оставался рядом со мной, – мальчик света, смеха и жизни, скорби, ярости и страсти, мальчик, чья судьба переплелась с моей навечно.
– Я люблю тебя, – шепчет он. – Побудешь со мной немного?
Он говорит что-то еще, но очень тихо и неразборчиво, я не могу разобрать слов. Нет. Нет. Ты не можешь уйти. Его дыхание становится все более поверхностным. Я вижу, как он пытается сохранить сознание, но с каждой секундой ему все труднее фокусировать на мне взгляд. На миг Дэй переводит глаза на что-то за моей спиной – я оглядываюсь, там нет ничего, кроме неба. Я снова целую Дэя, прижимаюсь к его голове.
– Я тебя люблю, – снова и снова шепчу я. – Не уходи.
Закрываю глаза. Мои слезы скатываются на его щеки.
Скорбь и ярость овладевают мной, когда я стою на коленях, приникнув к нему и чувствуя, как жизнь уходит из его тела. Я никогда не была религиозной. Но теперь, видя вдали спешащих к нам медиков, обращаю отчаянные мольбы к неведомой мне высшей силе. Я надеюсь, что Некто, Кто-то там слышит меня – Он возьмет нас в свои руки и сжалится над нами. Я вкладываю остатки сил в свои мольбы, обращая их к небесам.
Пусть он останется жив.
Пожалуйста, не забирай его. Пожалуйста, не дай ему умереть на моих руках; ведь вместе мы прошли столько испытаний, ведь Ты и без того забрал сотни жизней. Пожалуйста, я прошу Тебя, оставь ему жизнь. Я всем пожертвую ради него, сделаю все, что Ты попросишь. Может, мои наивные обещания покажутся Тебе смешными, но я говорю от всего сердца, и мне все равно, если ли в них смысл и можно ли их исполнить. Пусть только он останется в живых. Пожалуйста. Я не вынесу этого во второй раз.
В отчаянии я оглядываюсь, слезы туманят взор. Вокруг лишь кровь, дым, вспышки и пепел; я слышу только крики, выстрелы и вопли ненависти, а я так устала от борьбы, я в таком смятении, так зла и беспомощна.