Петр направился к ним, следом поспешил Леннон. Аня, увидев подошедших, приподнялась, обняла Петра рукой за шею и слегка коснулась его щеки губами.
— Добрый вечер, молодые люди, — приветствовал их Мошкин. — Как дела за покерным столом?
— Идут скромно, — ответил Джон. И посмотрел на Аню, а потом на приятеля, проверяя, не ревнует ли тот.
— Вот ведь банкиры какие! — наигранно возмутился Елагин. — На ходу подметки рвут.
— Зачем нам ваши подметки? — удивился Мошкин. — Нам интересен ваш азарт. Не будь азартных людей, не было бы ни скачек, ни казино, ни покера, ни биржи. Рыночной экономики бы не было, кабы не такие люди, как вы, которые хотят разбогатеть быстро и сразу. Не хотят работать, складывать копеечку к копеечке, проверять каждый вечер, сколько их там, в жестяной коробочке от монпансье, закопано в горшке под фикусом. Я помню, в школе учился, и повели нас в оперный театр на «Пиковую даму». Я так сочувствовал Герману… А когда он запел «Что наша жизнь… Игра», я чуть не заплакал. А когда он взял и застрелился, несмотря на мои слезы, тогда я дал себе зарок никогда в жизни не играть в карты. А ведь там еще девушка Лиза была, которая утопилась.
— Разве? — удивилась Аня. — Это другая Лиза утопилась.
— Да нет же, — настаивал Мошкин, — я, конечно, смотрел оперу сквозь детские слезы, но хорошо помню, что Герман обманул ее, назначил свидание в доме графини, чтобы узнать тайну трех карт. Старуха умерла, Герман смылся и забыл про бедную девушку. Она с горя и утопилась. Впрочем, это несущественно, что с ней стало. Но всякая девушка должна помнить, что связываться с игроком — чревато.
— А с банкиром можно связываться? — спросил Леннон.
— С банкиром не чревато и к тому же экономически выгодно, — ответил Мошкин.
Он посмотрел на Аню, и та вздохнула:
— Я вас оставлю.
— Это ваше право. Но я напомню вам, милая девушка, что игрокам доступна лишь одна страсть, а на любовь они совсем не способны.
— А мне все равно, — ответила Аня и, подхватив Петра под руку, потащила в сторону выхода.
— Погоди, — остановил ее он, — может, по бокальчику чего-нибудь слабоалкогольного? Я, между прочим, сегодня четыре с половиной миллиона фишек выиграл.
— Молодец, — улыбнулась девушка, — но мне все равно, сколько у тебя денег.
Они вернулись к стойке, где Мошкин наблюдал, как бармен наливает ему виски. Парень был спокоен, никуда не спешил, и рука у него не дрожала.
— А ты как считаешь, кем лучше быть? — обратился к нему Мошкин. — Банкиром или игроком?
— Барменом, — ответил тот, подвигая Мошкину стакан. — Игрок, когда проиграется или выиграет, куда идет? В бар. Банкир, когда в банке санацию объявят, куда спешит? В бар, нажраться. А тут я, которому наплевать, кризис в мире или экономический подъем, каждому налью, получу свои чаевые, выберу любую девушку, которой не нужен пьяный банкир или пьяной игрок, и увезу ее. Потому что самое главное в мире — это стабильность.
— Я тебя вспомнил, — произнес Леонид Сергеевич, — ты у Качановского аналитический отдел возглавлял. Что же ты так низко пал?
Бармен пожал плечами и ответил:
— Все дело в стабильности.
— На этот случай есть история о Конфуции, — напомнил о себе Леннон и посмотрел на Елагина. — Расскажи всем, Петя.
— Да я как-то…
— Что за история? — встрепенулся Мошкин.
— Да не очень смешная, — ответил Елагин. — Однажды вечером император, проезжая мимо своего дворца, увидел, что из кустов торчит нагая мужская задница. Пригляделся и узнал задницу Конфуция. «Как низко ты пал, мудрец», — поморщился император и поехал дальше. Конфуций поднялся и помог подняться Хуа Фэй — прекрасной изящной наложнице императора. «Иди домой, — сказал он красавице, — а завтра приходи сюда снова. Я расскажу тебе, чем Инь отличается от Янь».
— Все слышали? — обрадовался Леннон и посмотрел на бармена. — А теперь налейте мне бокал сухого вина. Мускат белый красного камня.
— Это десертное.
— Тогда бокал божоле.
— Нет такого.
— Господи, куда я попал?! — воскликнул молодой человек. — А что же тогда есть?
— Южноафриканское шардоне.
Бармен посмотрел на Петра.
— Девушке бокал крымского брюта, — сказал Елагин, — а мне стакан боржоми.
Ночью они снова вышли к морю. Сидели и смотрели на звезды.
— У тебя есть своя звезда? — спросила девушка.
— Есть, — ответил Елагин и показал на небо, — я родился под ее знаком. Это Арктур, четвертая по яркости звезда на небе. Арабы называют ее Харис-ас-сама — Хранителем небес. По древнему греческому преданию, Зевс отправил своего сына Аркада на небо охранять нимфу Калисто, которую жена Зевса Гера превратила в Большую Медведицу. Калисто, мать Аркада, и они всегда рядом. Арктур и означает «Страж Медведицы». Но это звезда не из нашей галактики, она залетела к нам ненадолго и очень скоро исчезнет с нашего неба.
— Как и ты, — вздохнула Аня. — Прилетел к нам ненадолго и снова улетишь, а я буду всю жизнь смотреть на небо и ждать, когда ты вернешься.
— А у тебя есть своя звезда?
— Есть, но она такая маленькая, что ее почти не видно. И раньше в самые звездные ночи я смотрела на нее и просила помочь. Но она никогда не помогала.
— Знаешь, как называется твоя звезда?
— Знаю, конечно. Ее зовут Виндемиатрикс — собирательница винограда. Но она никому не помогает, а, наоборот, делает женщин несчастными, отбирает у них мужчин; над той, кто родилась под знаком собирательницы винограда, все потешаются и унижают, а потом приходит внезапная смерть, как избавление…
— Глупости какие! — возмутился Елагин. — Звезды указывают путь, они защитники, а не враги.
— Они разные, — вздохнула Аня.
Он помог ей подняться. Потом взял на руки и понес к бунгало.
Внутри было темно. Не зажигая света, он пронес ее в спальню и уложил на кровать.
— Вот мы и дома, — шепнула девушка.
— А твой дом где?
— Там, где ты.
— Это хорошо, но ты вообще где живешь?
— В Судаке. То есть совсем рядом. Там у нас был дом. Из окон была видна крепость на горе. Но мама вышла замуж и уехала в Сумы к мужу. Домик они продали. Так что теперь я снимаю комнатку у знакомых. Но сейчас живу здесь, в гостинице.
— Как же так, родная мама продала дом и оставила тебя ни с чем? — поразился Елагин.
— Так она не мама, она тетка мне. Сама же как-то проговорилась. И все время повторяла, что я за все добро, что она для меня сделала, до конца жизни с ней не рассчитаюсь. Вот наш домик она и продала. Виноградники наши новые хозяева все вырубили. А маму свою я помнить не могу — она при родах умерла. Я бы тоже так хотела.
— Лучше жить долго, — шепнул Петр и поцеловал Аню.
— Это как получится, — ответила девушка, обнимая и прижимая его к себе.
Он хотел задать еще один вопрос, но промолчал.
Глава десятая
Утреннюю сессию опять перенесли. После завтрака об этом объявил Денис Мурашко. Он заскочил в ресторан, пронесся вдоль столиков, говоря налево и направо, чтобы никто никуда не убегал, потому что будет важное сообщение. Когда же его спросили, когда начнется игра, ответил, что не раньше полудня, а может быть, и после ужина, потому что случилось экстраординарное происшествие. Петр почувствовал недоброе, потому что Леннона не было рядом с ним за столом, и за другими столами его тоже не было видно.
Потом в зал вошли хозяин отеля Николай Матвеевич Деркач и президент Восточно-Европейской федерации киберспорта Вересов, известный многим как Леня Вертеп.
— Ну чё, — сказал Леонид Борисович, — все здесь? Не разбежался никто? Ну, тогда скажу. Итог такой: на сегодня осталось пять столов. Ровно пять, — повторил он, потому что услышал высказанное кем-то сомнение. — Конечно, людей, на что-то там претендующих, было больше — пятьдесят шесть, если быть пунктуальным в такой мелочи. Однако пятеро, ввиду мизерности своих стеков, снялись с турнира без ненужных подсказок. Снялись — и хорошо, а то бы вообще без штанов уехали. А так их обеспечили обратным билетом и этим, как его…
— Трансфером? — подсказал директор отеля.
— Короче, отвезли с комфортом. Но потом нашлась одна крыса, которая, как бы помягче… Так вот, нашелся один участник, который наплевал на запреты и не только потреблял, но и хранил в своей каме… В своем номере хранил дурь. Всех нас подставил. А если бы кто в полицию капнул? Представляете, что было бы? Приехали бы к нам маски-шоу. Оно нам надо? Но мы сами приняли меры: пришли к нему ночью, шмон навели и нашли. Собрали его манатки и за ворота без всякого этого самого… без почета, короче.
— А кто это? — прозвучал чей-то голос.
— Да пацан в очках, — отмахнулся от вопроса Вересов, — типа ботан такой с патлами. В наушниках еще ходил. Вчера ему еще свезло за столом, и он даже в лидерах был. А теперь без всякого уважения — пусть на троллейбусе до Симферополя катит.
Леня Вертеп обвел собравшихся тяжелым взглядом.
— Кто-то здесь против?
Все молчали.
— Не слышу народного одобрения, — повысил голос Вересов. — Если бы всех вас сейчас менты трясли, мордой в пол положили — разве лучше было бы?
— Да все нормально, Леня, — произнес Дядя Веня. — Ну, отцепили пацана — и ладно, сейчас-то зачем пургу гнать? Скажи лучше, когда столы поставят и нас пригласят.
— Так это… Как скажете. Только мы тут должны все официально теперь оформить, жеребьевка. Туда-сюда. Ну, ты сам понимаешь, перетереть кое-что надо. Короче, выходит так, что до обеда можно расслабиться. Тут-то и осталось всего ничего. А потом, после обеда какая катка? Сами все понимаете. Давайте лучше после ужина и начнем, чтобы уж и закончить сегодня. Сделаем лимиты: скажем, меньше тысячи добавлять нельзя. А то тут некоторые, не побоюсь этого слова, фраера по мелочовке коллируют. Ну, так ведь нельзя, господа. Ведь все серьезные люди.
— Ладно, — сказал Дядя Веня, поднимаясь, — пошел к себе. Чего-нибудь отметить нужно, пока время есть. К тому же какой год на дворе. Почти сто лет назад первая большая война началась. Какой-то зашкваренный баклан по тупой своей бестолковке блатной шарик над Россией закатить решил. Кто-то его накеросинил…