– Солнце так напекло голову, что мне показалось, ты возник прямо из воздуха посреди дороги!
– Так оно и было, – спокойно ответил путник, и Павел сбился с шага. – Я прибыл из другого мира.
«Чудак! О чем это он говорит?» – подумал Павел, но продолжил идти к месту отдыха, чтобы напоить путника. Того требовали законы мира Империи.
«Быть может, после смерти богов и падения Игры Путешественники разом сошли с ума и теперь бродят повсюду неприкаянные?» – размышлял Павел. С самого падения Игры он не видел ни одного торговца. Путешественники всегда казались ему приближенными к богам даже более жрецов, и Павел допускал мысль, что перемены могли сказаться на этом клане сильнее, чем на остальных людях. Но этот человек мог говорить. Нет, совсем не сходится.
Дойдя до дерева в полном молчании, Павел нашел в тени свой заплечный мешок и достал оттуда бурдюк с вином. Сначала он гостеприимно позволил утолить жажду путнику, потом жадно напился сам. Воды в бурдюке гораздо больше, чем вина. Но чистую воду Павел до сих пор не мог себе позволить, он еще не настолько богат.
Странник опустился на землю, не щадя дорогие одежды, и откинулся на мягкий бок кобылы, которая лишь всхрапнула во сне. Он расположился ровно так, как до того хотел сам Павел. Это вызывало раздражение. Павел понял, что невежливо (и довольно опасно) оставить незнакомого человека рядом со своим добром, а потому решил отдохнуть от работы, пока путник не уйдет. Все планы на день летели в бездну. И Павел разозлился, но решил ничем этого не показывать.
– Меня зовут Петрус, – представился наконец путник.
– Высокородный, – удивленно буркнул Павел.
– Не понимаю, – нахмурился путник. – Как я сказал тебе, я прибыл из другого мира.
– В моем мире, – Павел с раздражением решил, что раз уж этот безумец хочет играть в какую-то одному ему ведомую игру и морочить голову простолюдину, то он ему легко может это устроить, – Петрус – имя, что может носить лишь патриций.
– Как бы здесь звали простолюдина… на манер моего имени? – Петрус, казалось бы, не услышал злых ноток в голосе Павла и выглядел бесхитростным.
– Петр, – нехотя ответил Павел.
– Хорошо, зови меня Петр, – мирно согласился путник.
– Ты странный, – Павел нахмурился. Люди всегда казались ему загадочными, но этот человек побил все рекорды.
– Как я и сказал, – снова начал незнакомец, – я прибыл сюда издалека… из другого мира. И у меня есть миссия.
– Что? – Павел совершенно запутался. Какой другой мир? Какая миссия? – Ты звучишь как безумец, но выглядишь как патриций. Скажешь подобное в городе, и тебя забьют камнями или нарекут юродивым.
– Поэтому я и не в городе, Павел, – прошептал Петрус… то есть Петр. – Поэтому я здесь, с тобой.
От его слов по телу Павла разлилось удивительное тепло. Словно он вернулся домой, разжег очаг и сидит в кресле, глядя на огонь. И не было никакой изнуряющей работы, только мир и покой. Ощущение правильности.
– Ты мне нужен, – продолжил Петр, и его голос стал всем, что Павлу хотелось слышать всю оставшуюся жизнь. – Верховный Бог выбрал меня, чтобы нести миру новое Слово Его. А я выбираю тебя, чтобы ты разделил со мной эту тяжкую ношу.
В голове Павла поплыло. Он завороженно кивнул. И вправду, Божественное Слово до́лжно услышать каждому. И он, простой фермер, поможет посланнику Верховного Бога нести свет в мир.
– Пойдем со мной, Павел, – сказал незнакомец, резво поднимаясь и протягивая руку осоловелому собеседнику. – Я все расскажу тебе.
Павел послушно встал и пошел следом. О недопаханном поле и кобыле он даже не вспомнил.
3
1911 год от возведения Первого Колизея
Чудны́е разговоры, как стал называть их Павел, начались лишь год спустя. В первое время Петр много рассказывал или, как он это называл, свидетельствовал о новом порядке. Павел дивился рассказам о других мирах и о падении богов, которых в очередной раз предал подлый Аид. Правда, Петр звал Аида совсем другим именем – Локи, объясняя, что раньше, во времена многобожия, люди четырех миров заблуждались, выдумывая разные имена своим богам.
Павел только-только привык и осознал, что его мир не единственный, что вселенная гораздо шире, чем он привык думать, а Петр снова рушил его картину мира, призывая понять, что многобожие изначально было ошибочным – и к каким последствиям это привело.
Боги мертвы из-за своей жажды власти и развращенности. Одна Игра чего стоила. Петр поведал Павлу, что Верховному всегда претила эта варварская традиция. Он убеждал своих братьев и сестер, что Игра есть пережиток прошлого, но те не слушали его. И чем же это все закончилось?
Петр рассказал, что и сам был когда-то Чемпионом другого мира и ему и еще некоторым в ночь восстания Аида удалось спастись волею Верховного Бога. Чтобы познать ее, несколько лет они путешествовали по миру, полному песка, который Петр называл Новым Царством.
Но Аид и там не оставил их в покое. В песчаном мире он соблазнил правителя, которого все называли странным словом Фараон, и тот подверг гонениям оставшихся в живых учеников – так теперь звали бывших Чемпионов – и убил самого важного из них – Иешуа, сына Верховного Бога. Люди схватили его и долго пытали, распяв на кресте. Остальные ученики, пытаясь освободить Иешуа, погибли в неравном бою. Петр выжил лишь чудом, его сочли мертвым и выбросили в погребальную яму с трупами. Но он выбрался и отправился на поиски Верховного, чтобы рассказать ему о подлости бога смерти. И Петр – или, как он называл себя сам, Петрус – был избран Богом для того, чтобы нести Слово его в иные миры.
– Что же случилось с миром Нового Царства? – полюбопытствовал Павел.
Истории Петра казались ему волшебными, словно Путешественник внезапно обрел возможность говорить и раскрыл все свои секреты.
– Мир Нового Царства мертв, – печально промолвил Петр. – Локи… Аид в гневе уничтожил его, когда понял, что не сможет добраться до Верховного Бога.
– Куда же отправился Верховный? – обескураженно спросил Павел.
Он мог бы не поверить Петру, но тот говорил с такой искренностью и болью, а еще владел чудесами. А магия была доступна лишь богам, поэтому Павел знал, что Петр действительно явился в мир по воле Верховного.
– Теперь нам до́лжно его звать Господь Всемогущий, – поправил Петр ученика, ведь именно учеником посланника Божьего был теперь простой фермер. – Повелитель наш скрылся в надежном месте, где павший брат его не сможет найти.
– Неужели Аид будет упорствовать в своем стремлении разрушать? – испугался Павел.
– Несомненно, – кивнул Петр. – Потому как он само зло. Есть много вещей, которые я не могу тебе поведать, потому что ты еще слаб в своей вере и просто не выдержишь их.
– Но я хочу разделить с тобой эту ношу, – горячо зашептал Павел, дивясь самому себе. Никогда еще ничто в мире не вызывало в нем такого стремления.
– Я буду учить тебя, – добродушно усмехнулся Петр. К тому моменту лицо его начало обрастать светлой бородой, в которой он порой прятал добрые усмешки, держась строго лишь для виду. – Но ты должен укреплять свой дух и полагаться на меня. Если ты веришь Господу нашему, то я глас его.
– Я верю, – закивал Павел и с удивлением осознал, что так оно и было.
Они жили весь этот год просто, и Петр учил его. Павел не мог надивиться, что теперь тяжелая физическая работа сменилась работой души и разума. Казалось бы, сбылось то, о чем он мечтал. Целыми днями они говорили, размышляли и записывали все, чему стал свидетелем Петр за последние годы.
Свидетельства виделись Павлу схожими с мифами, а потому он выспрашивал Петра скрупулезно и до мелочей, пытаясь добавить весомости дополнительными фактами. Казалось, наставник должен был воспринимать это с благодушием, ведь ученик старается познать всю суть нового учения, но Петр подробных расспросов не любил и часто ворчал, что Павел уж слишком дотошен.
Но серьезных споров у них не бывало вовсе. У Петра было в достатке денег и драгоценных камней, а у Павла – скромный, но добротный дом и живность. Быт их был прост, фермерство – забыто. Петру даже не пришлось продавать ни одного из каменьев, что он хранил в узелке, и часто, вечерами у камина, он разворачивал их и перебирал. Павел стеснялся просить посмотреть поближе, но Петр однажды предложил сам.
– Это драгоценности из божественного чертога, – поведал он, протягивая Павлу зеленый сверкающий камень, и сразу же пояснил: – Изумруд. Камни эти дал мне сам Господь для строения Великого Храма Божьего.
– Надеюсь, этого хватит, – неуверенно промолвил Павел. Камни выглядели небольшими, и, хотя их было много, Павел сомневался, что этого достаточно для Великого Храма. – Мы могли бы потом продать дом.
– Нет, мой друг, – по-доброму усмехнулся Петр. – Этого хватит с лихвой. А дом твоих предков должен остаться твоим. Гляди, это – рубин.
И он протянул Павлу следующий, кроваво-красный камень. Затем был синий, словно густое бархатное предрассветное небо в горах, – сапфир. И фиолетовый, будто цветы шафрана, – аметист. Были и другие, но не слишком красивые, и Павел не запомнил названий. Слитки золота и вовсе выглядели блеклыми и непримечательными, совсем не похожими на те сверкающие украшения, что пару раз видел Павел на патрициях, несущихся мимо в колесницах.
И лишь два небольших камня, размером с ноготь, сияли в свете костра так, что, казалось, видно было на мили вокруг.
– А это что? – полюбопытствовал в один из вечеров Павел, осмелев. Петр никогда не протягивал ему эти застывшие звезды. Камушки всегда оставались в платке нетронутыми.
– Это не драгоценности, – отмахнулся Петр, разом став мрачным. – Это память о цене, которую нам всем приходится платить.
Павел не стал упорствовать в своих расспросах и перевел тему. Ему не хотелось расстраивать наставника.
– Давай обсудим последнюю притчу, – миролюбиво предложил он. – Наша книга свидетельств почти готова.