Отец добродушно усмехался и гладил меня по голове, когда я принялась таскать в дом горшки с растениями. Иногда я слышала тревожный звон краем уха. Он добрался до меня и в реальности, не только во снах. Но тогда мне приходилось зажмуриваться и изо всех сил тереть виски. И звон отступал. Если в эти моменты рядом была мама, она смотрела на меня обеспокоенно, улыбка ее становилась натянутой, она принималась переплетать мне косу или поправлять выбившуюся блузу, что угодно, чтобы занять руки. Но в конце концов отец шикнул на нее, чтобы она оставила меня в покое. И, к моему удивлению, она послушалась.
В школе все были младше меня на два года. Никто не вспоминал о том позорном случае – просто потому что не знали о нем. В этом возрасте два года – целая вечность. Конечно, мне снова не удалось завести друзей, но в этот раз по другой причине. Ко мне все относились с уважением и опаской. Я была старше. Слухи объясняли это тем, что я долго болела и не смогла закончить учебу в срок.
Бывших однокашников я найти не пыталась, да и они не стремились встречаться со мной. Меня это устраивало. Зато у мамы появился новый приятель. Наш сосед, куда как моложе ее, зачастил на чай. Это было просто смехотворно. Четыре, а то и пять раз в неделю, возвращаясь домой из школы, я находила его на кухне с мамой распивающим дорогущий напиток. Чай был для праздников, в обычные дни мы пили травяной сбор.
– Так ты все запасы истратишь на него, – пошутила однажды я, когда за соседом захлопнулась дверь. Все это время я хотела полить цветы на кухне, но не решалась прерывать их беседу своим вторжением. – Тоже мне, малолетний ухажер нашелся.
Я была уверена, что глупый сосед воспылал тайной любовью к моей красивой маме. Небось надеялся, что отец слишком много времени проводит в поле и не уделяет жене должного внимания. Но вряд ли ему что-то светит: мои родители очень любили друг друга, хоть изначально брак был договорной и мать была младше отца на двадцать лет.
– Он ходит сюда не из-за меня, Леля! Какие глупости! – воскликнула мама, но я уже ушла в свою комнату, не желая смущать ее.
Оказалось, что на этот возглас обратить внимание все-таки стоило. Сосед начал появляться на всех мероприятиях, которые посещала моя семья. Его звали Всеволод, и он казался мне ужасно старым. Двадцать шесть лет! Моей матери недавно сравнялось тридцать шесть. Они почти ровесники!
По меркам поселения я считалась старой девой, и мне в голову не приходило, что кто-то может положить глаз на такую, как я. Не бывавшую замужем, не вдовую, да еще и с репутацией местной сумасшедшей. Но я надеялась, что семейной жизнью счастье не ограничивается. Я собиралась работать, чтобы самой себя обеспечивать. А потому очень обрадовалась, когда на одной из ярмарок, на которой я помогала матери продавать выпечку и варенье, Всеволод подошел ко мне и завел разговор о моем будущем.
– Как дела в школе, Леля? – спросил мужчина и отвел глаза. Я думала, что он высматривает мою мать.
– Все прекрасно, – вежливо ответила я. – Мама отошла за новой партией сливового варенья.
– Что? – он, казалось, витал где-то в облаках, и мой ответ удивил его. – А-а-а… Я хотел спросить: чем ты собираешься заниматься после школы?
– О-о-о! – я удивилась и обрадовалась, что он спросил. – Хочу учиться на садовницу. Мне нравится высаживать растения и оформлять клумбы.
Я выдала это на одном дыхании, потому что еще никому не рассказывала о своих планах. Но Всеволод не засмеялся. Наоборот, он перестал озираться, избегая моего взгляда, и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Собственно, об этом я и хотел поговорить, – сказал он.
– А? – я не совсем понимала, куда свернула наша беседа.
– Ты, наверное, не знаешь, кем я работаю? – полувопросительно сказал он и рассмеялся.
Мне стало неловко. Вместо того чтобы подтрунивать над незадачливым влюбленным, лучше бы хоть немного узнала у матери о соседях. Я подавленно молчала, опустив глаза.
– Хотел пригласить тебя на практику в Городские сады… – сказал Всеволод, так и не дождавшись от меня вразумительного ответа.
– Что-о-о?.. – потрясенно и почему-то шепотом пробормотала я.
– Твоя мама говорила, ты увлекаешься садоводством, – быстро заговорил он. – А я возглавляю Городские сады…
– Вы возглавляете Городские сады?! – от переизбытка чувств я совершенно неприлично перебила старшего собеседника, да еще и прокричала эту фразу гораздо громче, чем следовало.
– Да, – Всеволод совсем не разозлился на меня, а благодушно рассмеялся. – Я видел твои схемы для клумб на нашей улице. Тебе хорошо удалось собрать разные цветы в композицию. И потому я решил предложить тебе место помощницы садовода. Сможешь совмещать учебу и практику.
От избытка чувств я чуть было не бросилась ему на шею. Но это, конечно, было бы верхом неприличия. А потому я сдержалась и пообещала прийти со всеми документами в Городские сады на следующий же день после выпускного.
Я была так счастлива, что впервые в жизни забыла о тревожном звоне и загадочных снах с девушками, похожими на меня. И еще я впервые больше двадцати минут не вспоминала о нем.
5
1955 год от Великого Раскола
Сон был привычным. Я видела его много раз. Это было то место с безжалостным солнцем, колючим от песка ветром и треугольными строениями. Я уже бывала здесь. И знала, что произойдет. Понимала, что вот-вот грубые руки вытащат тело девочки из ниши в… пирамиде, да. Я никак не могла запомнить это название, которое для нее было привычным.
Я почти с нетерпением ждала, когда же мы умрем и я смогу проснуться, чтобы забыть этот сон, как и любой другой.
Но нас никто не беспокоил, и в какой-то момент она уснула. Через мгновение я почувствовала, как соленая влага на ее лице начала засыхать в духоте. Оказывается, все это время девочка плакала. Вспомнить почему не получалось – ее сознание сковал сон. Я видела картинки грез. Во сне была женщина, которая то обнимала и играла с ней, то журила. Наверное, мать. Еще мелькали девочки-сверстницы, которые задирали и обзывали ее. Мое сердце сжалось от сочувствия. Я понимала ее боль, потому как сама прошла через это. А еще была гладкая и от этого холодная ткань, которая обволакивала ее тело. Материя была невероятно красива – полупрозрачная, со сверкающими нитями и узорами роз. Никогда не видела такую, а девочку она приводила в ужас. Я поняла, что она барахтается в этой ткани, окончательно запутавшись. Я знала, что дальше она станет хныкать или кричать, чем себя и выдаст.
Но внезапно где-то рядом раздались голоса, и девочка раскрыла глаза, не успев до конца погрузиться в кошмар. Разговаривали трое. Мы перевернулись на живот, и я ощутила, как поверхность… пирамиды слегка царапает ее кожу. Не больно, а даже немного щекотно.
Но сосредоточиться на ощущениях не вышло, потому что именно в этот момент она выглянула на ровную площадку, на которой нас должны были убить. Там и правда стояли трое. И там был он. Больше я ничего не видела, только жадно вглядывалась в черты его лица. Он был гораздо старше, чем во всех предыдущих снах. Девочке и вовсе показался стариком. Мне захотелось шикнуть на ее мысли. Он был просто старше и печальнее. Не старик. Она не узнавала его. Просто любопытно вслушивалась в разговор. Я же ревниво оглядела молодую черноволосую девушку, к которой он обращался тепло и нежно, но быстро поняла, что она вместе с юношей. И вот юноша был похож на старика гораздо больше, чем он.
Я не вникала в беседу троицы. Во мне боролись два противоречивых чувства: радость оттого, что я снова вижу его, и досада. Стоило мне только захотеть забыть все, что связано с ним, решить воспротивиться этой странной связи, и вот он тут как тут. Разум призывал отринуть любые грезы, но сердце рвалось к нему против всякой воли. Погрузившись в споры с самой собой, я пропустила большую часть происходящего на поляне.
Очнуться от внутренней борьбы мне помог страх. Девочка задохнулась, и сердце ее забилось, как у испуганного зайчонка. Она проворно спряталась в укрытии, но потом не выдержала и снова выглянула.
Молодая черноволосая девушка стояла прямо у пирамиды и, закинув голову, смотрела на нас. Хотя… нет, она просто подставляла лицо солнечным лучам, потому как глаза ее остекленело смотрели в никуда. Она была слепой, я поняла это и расслабленно выдохнула. Мое облегчение было нелепым, ведь скоро нас обнаружат более опасные люди. И оттого еще более нелепым был страх перед этой девушкой.
Девочка в укрытии вспоминала своего деда, чьи глаза были точно такими же, как у черноволосой, – незрячими и бесполезными. Но я не дослушала мысли малышки, потому что слепая внезапно обратила свой взгляд на меня. И это были абсолютно обычные льдистые глаза. Она смотрела только на меня, не на девочку.
– Найди границу миров… – прошептал мелодичный голос в моей голове.
А после она хитро подмигнула, глаза вновь заволокло белесой дымкой, и взгляд потерял осмысленность. Черноволосая вернулась к своим спутникам. Я ошеломленно смотрела на нее, позабыв обо всем. С кем она говорила? Здесь была только девочка, которую она не могла увидеть, а меня-то тем более: я же как бы… внутри малышки. Но я чувствовала, что эти слова предназначались мне. Девочка их даже не слышала. В голове ее не было ни одной мысли о словах слепой девушки.
Что-то здесь не так. Возможно, я окончательно сошла с ума? Словно погружаться в чужие сны и умирать раз за разом – само по себе недостаточно безумно. Теперь появились другие люди, которые могли общаться со мной в этих снах. От отчаяния я едва не взвыла. Только-только я решила взять свою жизнь под контроль, отречься от всех непонятных и необъяснимых вещей, как мое состояние ухудшилось.
Но дальше – больше. Я почувствовала, что девочку охватил восторг напополам со священным ужасом, и снова вернулась к внимательному созерцанию. У подножия пирамид творилась волшба. Бушевали радужные всполохи, а три фигуры то меркли, то становились ярче. Все это переливалось и кружилось, бросая нам пригоршни песка в лицо. Когда волшебные потоки стихли, на поляне остался только