– Илья Бочков.
– Илья Бочков? Пойдет! На репетиции чтоб ходил, не то убью. Будешь ходить? Завтра придешь? В семь?
– Обязательно.
– Тогда на сегодня все. По домам!
Студийцы потянулись со сцены. Кирилл стал протискиваться к двери из кресел, придерживая обеими руками полы пиджака.
Илья устремился было за Тарой, но Попов окликнул его:
– Бочков!
Илья оглянулся.
– Ты, Бочков, хоть понял, что тут происходит?
Илье было нечего ответить.
Попов подошел к нему вплотную и задумчиво положил ладонь на плечо новобранца. Вблизи он оказался гораздо моложе, чем Илья думал. Голова Попова была выбрита очень тщательно, а усы и борода – крайне небрежно и давно. Все это старило руководителя студии.
Крупные глаза Попова глядели строго, маленький рот сжался в точку.
– Я готовлю свою версию «Гамлета». Слыхал такое название?
Илья неуверенно кивнул.
– Ты Лаэрт, а Виталик – Гамлет, – пояснил Попов. – Ты его убьешь, а он тебя. Ясно? Все просто! У тебя получится.
– «Гамлет»? – вдруг засомневался Илья. – Кажется, припоминаю… Мы в школе проходили. Это ведь какая-то пьеса?.. Это что, и слова учить придется?
Кирилл гневно повел темными глазищами:
– Никаких слов! Это современный театр, это мой авторский проект! Слова давно умерли. Они не нужны, они мешают. Открытая эмоция, пластические импровизации, звук, свет! Впрочем, текст тоже будет, но тот, который сам собой вырвется у актеров именно в эту минуту, прямо на сцене. Уникальный текст – прямо из глубин подсознания! Сегодня он один, а завтра самочувствие другое – и текст другой.
– И слова учить не надо?
– Ни в коем случае! Никакой формалюги, никакой зубрежки! Только свежесть и непредсказуемость реакции. Актеры в моем проекте прямо с улицы. Ты вот что сегодня Виталику говорил?
– «Пошел вон»…
– Отлично – экспрессивно, точно! По существу! Но это было сегодня. Завтра ты найдешь другие слова. Я даже против так называемого ненорматива ничего не имею. Шекспир умер, причем довольно давно, а мы-то с тобой живы. Все, пока! Иди… Но растяжкой тебе все равно заняться надо. Без растяжки никуда!
На ходу благодарно кивая, Илья выбежал в полутемный коридор – ему не хотелось упустить Тару. Да и заблудиться в лабиринтах Дворца металлистов он боялся. Поэтому он увязался за девичьей группкой и добрался до вестибюля.
На вахте все так же восседал угрюмый старец. Он читал ту же статью на том же, судя по картинке, месте.
Тара стояла у большого зеркала и поправляла волосы надо лбом.
Илья подошел к ней, сказал чужим тихим голосом:
– Здравствуй, Ксюша.
– Привет.
– Тебя проводить… можно?
– Можно.
Они вышли на высокое крыльцо, где фонарю с горем пополам удавалось осветить сеяние мелкого дождика у верхней ступеньки. Сделать хоть что-то с темнотой прочего мира этот жалкий светоч был бессилен. Темнота дышала свежестью и счастьем.
Пока Илья раздумывал, что бы такое сказать, из Дворца выскочил Кирилл Попов. Был он в короткой курточке и белом шарфе. Он спустился на тротуар неожиданно легкими и быстрыми прыжками, хотя был коренаст и плотен.
Попов не пошел по асфальтовой дорожке, а совершил еще один прыжок, в кусты. Оказывается, там стояла машина, незаметная в потемках. Нежно щелкнула дверца. Машина мигнула огнями и ушла в темноту так же легко и упруго, как сам Кирилл Попов только что скакал по ступенькам.
Тара раскрыла зонтик и сказала:
– Он гений.
– Да ну! – не поверил Илья.
Прыжки Попова его удивили, но до гениальности не дотягивали.
– Нет, он настоящий гений! Лучший режиссер в Нетске. Неужели ты никогда о нем не слышал? Он сейчас со всеми в городе перессорился, вот и торчит в этом глупом Дворце. Но это ненадолго, до конца проекта.
– Так ты актриса?
– Студия Попова полубюджетная, – начала объяснять Тара. – Создана только на один проект. У нас есть и профессионалы, Виталик, например, или Катя Пюсова, есть и такие, как я.
– А ты?..
– Вообще-то я учусь в мясо-молочном колледже, на менеджменте. В театральный я два раза провалилась, но у меня еще есть три попытки. А в рекламе я просто подрабатываю.
Вот когда Илья горько пожалел, что не послушался матери и не пошел по фамильной молочной линии! Теперь он был бы рядом с Тарой каждый день! Может, даже сидел бы рядом на каких-нибудь занятиях по молоку или мясу. Тогда ему ничего не стоило бы просто повернуть голову и увидеть ее – воздушную полосу волос, чудный коротконосый профиль и темный цветок густо накрашенного глаза.
Чтобы поглядеть на это чудо сейчас, Илье приходилось наклоняться и заглядывать под зонтик. Дождь шел такой мелкий, что совсем не было слышно, как он стучит. Но зонтик Тары все-таки был мокрый. Его ребристый купол блестел и ловил отсветы редких фонарей и желтых окошек ближних домов.
Волосы и лицо Ильи тоже стали мокрыми. Дождь обдавал прохладой и почти нечувствительно исчезал на горячих щеках. Люблю тебя, Тара (или лучше все-таки Ксюша?)… Люблю тебя, Тара! Дорога пусть будет длиннее, чем вечер, длиннее, чем ночь…
– Кирилл повезет «Гамлета» на фестиваль в Тотельдорф. Ты тоже поедешь, если закрепишься в проекте, – прервала молчание Тара.
Неужели все это время она думала о Попове?
– Мне ехать? Зачем? Куда? – не понял Илья.
– В Тотельдорф. Это в Германии. Там будет театральный фестиваль под открытым небом. Представляешь? Приглашение уже пришло – у Кирилла большие связи. Только деньги надо найти. У Кирилла есть какой-то спонсор, но на поездку может не хватить.
Обо всех этих непонятных вещах она говорила голосом бесконечно грустным и смотрела прямо перед собой. Кажется, она даже не замечала, что рядом идет Илья и поминутно сует голову ей под зонтик.
– Я живу здесь недалеко, – вдруг предупредила она. – Вон мой дом. Можешь поворачивать назад и отправляться к себе домой.
Илья пожалел, что им не пришлось идти куда-нибудь на другой конец города. Дом Тары оказался всего лишь последней пятиэтажкой перед школьным стадионом, где с двух краев заросшего поля белели горбатые футбольные ворота. Дальше начинались заросли улицы Созидателей.
Палые листья сплошь покрывали землю. Шагов не было слышно, дождя тоже, только слабый, непонятный и нескончаемый осенний шум стоял в ушах.
Илья махнул рукой в сторону улицы Созидателей и сказал без всякой надежды на ответный интерес:
– А я видел, как вон из того дома воры вещи выносили.
Как Илья и ожидал, никакого ответа не последовало: Тара думала о своем. Она даже полила Илью накопившейся водой с зонтика и рассеянно уколола спицей.
– Мой подъезд. До свидания, – сказала она у первой же двери пятиэтажки.
Темная дверь, поломанные кусты у подъезда, смутное бормотание телевизора с первого этажа – и это все чудеса на сегодня?
– Не стой тут зря, – продолжила Тара. – И не вздумай приставать! Почему-то все начинают приставать именно у двери подъезда.
– Я не начинаю, – обиделся Илья. – Я тебя нашел, и теперь мне можно жить дальше.
Тара очень удивилась.
– Ты в самом деле никогда не слышал про Кирилла Попова? – с подозрением спросила она. – И из-за меня пришел в студию?
– Конечно. К чему мне ваш Попов!
– Так ты не хочешь стать актером?
– Нисколько. Но я буду ходить в студию, потому что там ты.
Тара некоторое время глядела в его лицо, малоразличимое в темноте, потом сказала:
– Я забыла – прости!.. – как тебя зовут?
– Илья Бочков.
– Илья… Ну да! Ты, кажется, хороший парень, Илья Бочков. Кирилл сказал, что ты способный – темперамент есть и еще что-то. Поэтому я не буду притворяться. Я люблю другого. Мне не очень везет, но я хочу, чтобы он тоже меня любил. А все-таки…
Илья никак не рассчитывал, что она, вместо того чтобы сложить зонтик и отпереть дверь, положит руки ему на плечи и поцелует. Он опомнился только тогда, когда стало совсем темно, когда спица ненужного зонтика впилась ему в плечо, а теплые нежданные губы Тары – в его губы. Рот Тары оказался невыразимо нежным и сладким. Он пах какой-то помадой, чем-то знакомым, цветочным. Или фруктовым?
В следующую минуту Тара уже отвернулась. Щелкнул замок домофона, а Тара проговорила:
– Не вздумай только приставать! Я люблю другого.
Илья так и не успел понять, что это значит. Может, как раз надо было пристать?
Тара исчезла. Холодная дверь с нумерованными пуговками домофона затворилась за ней. Осень шелестела в кустах. Невнятно кричал сквозь стену чей-то телевизор.
Неужели все это наяву?
Илья шел, осторожно ступая по мокрой листве. Он боялся дышать. Его губы пахли цветочной помадой, и он не хотел, чтобы неосторожная капля дождя или шальной сквозняк развеяли этот едва уловимый запах. Сегодня темнота спрятала своих чудовищ, отделавшись банальными личинами деревьев, заборов, помоек. Дождь был тих, грязь шоколадно блестела, супергерой Альфил опустил свой меч. Где-то неподалеку гулял, наверное, звероподобный Снарк, но сегодня ему никого не надо было спасать.
Илья сделал несколько магических кругов вокруг дома Тары. За это время он много раз перебрал в уме то невероятное и странное, что случилось с ним сегодня. Все с начала и до конца было чудом! Каждая мелочь что-то значила, но все-таки непостижимое объяснить нельзя. Кто так запутал коридоры во Дворце металлистов, что они сплелись друг с другом и выводили всякий раз в новое место? Куда делась комнатка, где сидела влюбленная пара с бутербродами? Что вообще тут означает хлеб с маслом? Или машина в кустах?
Илья слишком хорошо знал темноту, чтобы не разглядеть, что Кирилл уехал в новой «мазде». Скорее всего, в красной – точно такой, как у
Анжелики-Изоры. Или в той же самой? Угнал он машину, что ли? В конце концов, разве могут разъезжать несколько одинаковых красных «мазд» по захолустному району?
5
Как удачи, так и несчастья имеют обыкновение сбиваться в стаи и налетать на человека скопом, сбивая с ног. Затем они дружно исчезают. Так случилось и с Ильей: он встретил Тару, потерял ее, снова нашел, но на этом чудеса закончились.