– Если бы у тебя, Фрэнки, была такая дерьмовая команда, – заметил Гопкинс, – мы бы ни за что не справились с Великой депрессией.
– Значит, так, – резюмировал Рузвельт, – исходя из ваших слов, я должен сделать вывод, что тамошняя Америка живет не по средствам, ее промышленность находится в упадке, народ развращен, а у ее руководства стоят бездари, безумцы и извращенцы. Скажите, все это вам рассказали русские или у вас были и независимые источники информации?
– Русские, Фрэнки, нам ничего не рассказывали, – ответил Гопкинс, – и информацию о происходящем мы черпали из прямых и независимых источников, американского телевидения (будь оно неладно) и интернета…
– Интер… чего… – не понял Рузвельт.
– Интернета, – пояснил госсекретарь, – это что-то вроде помеси телевидения с Телексом16 – этакая информационная сеть, способная распространять огромное количество кино– и фотоматериалов, а также текстовой информации, и при этом доступная даже самым обычным гражданам не в самых богатых странах мира. Вы можете представить себе мгновенную общедоступную связь, когда так называемое электронное письмо, отправленное из Москвы, в момент будет получено там, где находится абонент – в Лондоне, Вашингтоне, Шанхае, Сан-Франциско или Аделаиде? А свежий выпуск «Вашингтон Пост» или «Нью-Йорк Таймс» одновременно может читать любой человек, в какой точке земного шара он бы ни находился. За время пребывания в Москве XXI века я понял, что наша планета – чертовски маленький шарик, и только от нас зависит, сохранится он или разлетится вдребезги. Одним словом, мы сами получали информацию о тамошней Америке (что было совсем не трудно), и мнение, которое мы о ней составили – только наше и больше ничье.
– Я вас понял, джентльмены, – кивнул Рузвельт, стараясь не углубляться в размышления о столь удивительных вещах, – а теперь скажите, что, по мнению мистера Путина, нам необходимо сделать, чтобы приструнить наших зарвавшихся потомков; и самое главное, что мы с этого будем иметь?
– Самое главное – мы не должны вредить той Америке, – медленно произнося слова, ответил Корделл Халл, вид которого был чрезвычайно серьезен. – Мистер Путин хочет, чтобы Америка вернулась к вашему «Новому курсу», а те политики, что пытаются продолжать проводить порочный курс, делающий ее всемирным полицейским-демократизатором и диктатором-тираном, распространяющим по миру извращения, отправились в политическое небытие. За это, при условии сохранения доктрины Монро, мы получим возможность управлять этим миром на равных с дядюшкой Джо правах. Он будет рулить своей половиной мира, а мы – своей, что при условии взаимного невмешательства во внутренние дела друг друга сделает этот мир безопасным и максимально благоприятным для жизни.
– Вы думаете, что все это возможно? – спросил Рузвельт, – в смысле, изменить жизнь нашего народа, уже далеко зашедшего по пути грехопадения и разврата?
– Оказание влияния на внутриполитическую обстановку в Соединенных Штатах XXI века – дело трудное, но вполне реальное, – твердо ответил Корделл Халл, подкрепив свои слова наклоном головы, – тем более что многие американцы, причем авторитетные и достаточно высокопоставленные, находятся на нашей стороне. Так что изменение образа жизни наших потомков – дело не такое уж и безнадежное. В Москве мне довелось встретиться с моим тамошним коллегой. Он умный, как мне кажется, человек; и если все сделать как надо, то с ним и с такими как он, мы всегда найдем общий язык.
Гарри Гопкинс со вздохом добавил:
– Чтобы мы могли максимально полно ознакомиться с жизнью наших потомков не из третьих, и даже не из вторых рук, мистер Путин дал нам с собой демонстрационный образец той машины времени, которая и сделала возможной всю эту историю. Демонстрационность этого образца заключается в том, что с его помощью невозможно физически попасть на ту сторону, но зато имеется возможность видеть и слышать все, что там происходит, принимать радио– и телепередачи из того мира, а также через специальное устройство подключаться к их интернету, чтобы продолжать получать информацию. Это необходимо для того, чтобы мы смогли увидеть самые отвратительные моменты той жизни и не полезли исправлять их немедленно, чтобы, как говорят русские, «не наломать дров». Время настоящих проникновений на ту сторону и приключений в ковбойском стиле еще придет… Первым делом мы должны сами разобраться, кто есть кто, и решить, кого ликвидировать на месте, кого изъять для передачи мистеру Биддлу с целью расследования по обвинению в антиамериканской деятельности, а кто подлежит перевоспитанию с целью дальнейшего сотрудничества.
19 апреля 2018 года (29 сентября 1941 года) РФ-2018, Москва, отель «Националь»
Иван Алексеевич Бунин, русский прозаик и публицист
Уже две недели мы втроем находимся в чуждом для нас мире XXI века. Москва, превратившаяся в помесь Вавилона с бедламом, оставляет после себя какое-то тягостное впечатление. Столица новой России, живущая своим нервным суетливым ритмом, как тут все говорят, выглядит будто слепок с какого-то европейского, или, скорее, американского города: Нью-Йорка, Детройта или Филадельфии. Куда делся неспешный, даже немного ленивый город времен моей благословенной молодости? Ведь если посмотреть на город из окна гостиницы, становится непонятным, в какое время суток москвичи спят и куда они торопятся на своих заполонивших улицы многочисленных авто двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Довоенный Париж, раньше казавшийся мне невозможно суетливым, на фоне этой Москвы мог показаться сонной захолустной деревней…
Война Советов с местной Польшей продлилась даже меньше, чем я ожидал. Всего пять дней боевых действий – и Польская республика снова прекратила свое существование, как и присоединившаяся к ней в этом конфликте Литва, после чего всякие препятствия к нашему дальнейшему путешествию отпали. В местных газетах об этой странной войне писали разное, но все сходились в одном – когда большевистские солдаты появились на литовской земле, местное население даже не шевельнулось, устав от антибольшевистской и антирусской пропаганды предыдущих властей и изрядно обнищав из-за политики местной объединенной Европы. А армия и полиция этого карликового государства, появившегося на свет сто лет назад в виде осколка Российской империи, попросту разбежались, думая, что если они сняли мундиры, то их никто не найдет.
Правда, потом большевики собрали полицию обратно, объяснив, что война войной, а порядок поддерживать нужно. Тем более что война ведется не против литовского народа или граждан Литвы, (для большевиков это разные понятия), а против политиков, которые сами развязали войну, не задумываясь о последствиях хотя бы для себя лично. Потом я собственными глазами смотрел по местному телевидению, как президент Литвы – пожилая женщина, прикинувшаяся обычной пенсионеркой – переходит границу и сдается белорусским пограничникам, потому что дорога на север в Латвию, и без того охваченная паникой, была для нее уже отрезана. Белоруссия долго не может решить, выдать ли ее господину Сталину, который обвиняет ее в развязывании войны, или отпустить на все четыре стороны, как требуют европейские страны и САСШ.
О самой Литве, где не происходит ничего ужасного, никто даже и не заикается. Что с возу упало, то пропало. Что касается беглой госпожи президента, то прошло уже почти десять дней, а воз и ныне там. Соломин говорит, что никто не умеет так хорошо торговаться, обещая и вашим и нашим, как последний диктатор Европы Лукашенко.
Однако нам нужно было покидать Калининград. Особые впечатления у нас оставил перелет из этой, самой западной территории России в Москву. Огромный, как дворец, белоснежный двухмоторный аэроплан всего за час с небольшим с комфортом перенес нас за тысячу верст на московский аэродром Внуково. В пути мы один раз пили сельтерскую воду, а остальное время любовались землей, какой она выглядит с высоты двенадцати верст… Звука моторов, именуемых реактивными, так как они не имеют пропеллеров, в салоне не слышно, и можно спокойно разговаривать или дремать. Когда я пишу об этом, то не думайте, что я восторгаюсь этим, как какой-нибудь гимназист. Совсем нет. Но Земля и вправду прекрасна, когда смотришь на нее сверху вниз… И потому я просто не мог себе позволить дремать, жадно глядя в иллюминатор и стараясь запомнить это удивительное ощущение.
Конечно, удобств в начале XXI века значительно больше, чем за сто или даже за восемьдесят лет до того, но и мир с каждым днем становится все опаснее. Угрозы, которые пугали мое поколение, здешними людьми воспринимаются как невинные детские страшилки, причем начиналось это еще в то время, которое мы совсем недавно покинули. Как оказалось, человечество все время боится не того, чего надо, и спокойно проходит мимо вещей, которые очень скоро должны стать действительно ужасными. Например, когда в конце XIX века Беккерелем был открыт радиоактивный распад, кто мог предположить, что из этого может получиться почти бесконечный источник энергии для человечества, и почти абсолютное оружие, способное стереть с лица Земли все живое?
Маленькие, засвеченные излучением солей урана фотопластинки уже несли на себе тень огромных грибовидных взрывов, стерших в этом мире с лица земли Хиросиму и Нагасаки. Наш мир, благодаря вмешательству потомков, теперь, скорее всего, будет полностью избавлен от ядерного оружия как такового. Если думать об этих ужасах постоянно, можно сойти с ума, поэтому местные люди абстрагируются от таких кошмарных мыслей о всеобщем уничтожении, живя почти такой же обычной жизнью, как и их предки в первой половине ХХ века. Они влюбляются и женятся, ходят в синема или смотрят свой телевизор, а потом старушки на лавочках долго и обстоятельно обсуждают приключения любимых телегероев.
Очень интересная встреча произошла у нас уже в Москве, в ресторане той гостиницы, в которой нас поселили: оказывается, там про