Теперича мне причитается аж процент от всех прибылей с этого патента. Перечислять будут в Рюгельский банк на открытый на меня счет, и имя мое нигде более не упоминать. Патент Скарг оформит незамедлительно, и завтра вместе с часовщиком они его и зарегистрируют в Патентной Палате. Мастер Бару уже потирает лапки, и рвется в бой. Обговорили с ним уже частным порядком — чтоб изготовил он первый образец лично для меня, в дешевом варианте «макси», потому что мне надо хорошее, но не выпендрежное. И — несколько чесов в дорогом варианте — Горну и…на презенты. А уж дальше пусть сам считает-рассчитывает, кому какие количества предлагать. Меня в то время уже тут не будет. Насоветовал ему еще стрелки сделать белыми, а циферблат черным — светящейся краски тут нету как-то, а в таком виде в темноте рассмотреть проще будет. Идею насчет откидного стекла, чтоб пальцами время наощупь смотреть — не стал подсказывать. По мне так это не есть правильно, и только хуже сделаешь. На том пока и расстались, крайне довольные друг-другом. Жизнь, кажется, понемногу налаживается. Ничего, найдем еще краску светящуюся, и стекло каленое противоударное, а потом автоподзавод «придумаем»… Это вам не командирские башенки к промежуточному патрону приделывать…
***
Вечером того же дня меня вдруг отловил буквально на лестнице капитан Макс, и велел зайти к нему на разговор. Разговор был недолгий, и не сказать неприятный, хотя и особого удовольствия не доставил.
— Я просмотрел Ваше дело… лейтенант — начал он — И у меня возникли некоторые вопросы. Нет, я не оспариваю решение господина майора, вовсе нет… но, как Вы понимаете, по должности я обязан все знать.
— Так точно, господин капитан — надо привыкать теперь, чтоб не называть благородием — сам теперь, получается, «благородие», хе-хе. Экая ж мерзость, понимаешь, словно в белогвардейцы записался. Ну да, ничего, перетерпим.
— Итак, прежде всего — вот указано, что Вы перешли из войск господина барона Вергена… и в деле Вашем имелась отметка особого надзора? Так ли это?
— Так, господин капитан.
— А почему? В чем причина этой отметки?
— Не могу знать — раз спрашивает, значит, дело мое тут заново заведено, иначе бы, наверное, не крутил. Да и перед ним лежит от силы пара листков — вот и все дело, у Кане тогда и то серьезнее было. Или хитрит чего-то?
— Ладно… тогда вопрос — отчего же не продолжили службу у барона? Не захотели, или не смогли?
— Барон не пожелал меня более в рядах своих видеть, господин капитан.
— По какой же причине? В деле запись о награждении, и медаль вот я у Вас вижу, и штурмовой знак…
— Истинно так, и награжден был, а причина… я о ней могу только догадываться, но… смею ли я надеяться на то, что мысли мои по сему поводу далее этой комнаты не пойдут?
— Разумеется, лейтенант. Но к чему такие опасения?
— Мне кажется, что господин барон, да продлятся его дни и слава, остался мною не очень доволен, но не хотел бы, чтобы я остался недоволен им, потому и отправил в отставку, наградив. Мне не хотелось бы…разочаровать господина барона, да продлятся его дни и слава. Говорят, это не очень полезно для жизни бывает, разочаровывать славного барона Вергена.
— Разумно. Но… надеюсь, причина огорчения господина барона не столь уж ужасна, чтобы Вы не могли ее даже мне поведать?
— Отнюдь, господин капитан. По моему разумению, все дело в одном, не очень героическом, эпизоде времени начала войны. Когда Свиррский Сводный полк, в составе которого был и подчиненный мне штрафной взвод, совершил не очень удачный рейд в предгорный Валаш…
— Чем же сие закончилось?
— Полк погиб, практически полностью.
— А Ваш взвод?
— Мы сумели вырваться, но я потерял более половины солдат.
— В этом была Ваша вина?
— В той части, какой может быть вина командира взвода, когда разбит полк… Хотя и я тоже сплоховал.
— В чем же?
— Организуя отражение атаки врага, я, по неопытности, спутал горских конных стрелков, рейтаров, с драгунами. В результате мы поздно открыли огонь, потеряли много людей, хотя и смогли отбиться. Возможно, это и расстроило господина барона… да продлятся его дни и слава.
— Хм… ну, что ж — пожалуй, с этим все ясно… наверное, этим и объясняется отметка в Вашем деле. Впрочем, во-первых, для рисской армии это не имеет значения, а во-вторых — барон, похоже, ошибся в Вас… что ж, бывает и такое. Не смею более задерживать, господин лейтенант… Кстати, Ваш теперешний вид весьма… соответствует тому, как должен выглядеть офицер. Видно человека с пониманием… И, да — мы с Хоргом ждем с нетерпением, когда же наступит послезавтра…. Кстати, могу порекомендовать — тут недалеко отличное кабаре — «Дикий ландыш», там и меню, и музыка… и в целом…да и нас там знают…
— Благодарю за совет, господин капитан…
— Макс. Не стоит слишком формально, дружище Йохан, называйте меня просто по имени.
— Спасибо… Макс.
Вышел, и подумал — вот же сволочь, откуда их таких берут? Где этот бляцкий инкубатор? Но в этот шалман рекомендованный, как там его, «Бешенная ромашка», или «Йобнутый одуванчик»? — заглянуть надо. Пора уже планировать пьянку, места занимать заранее может надо, и заказать чего.
Кабак оказался и впрямь шикарным. Даже слишком, и цены не то чтоб заоблачные но… Ладно, пока деньги есть — будем соответствовать. Заплатил за ужин на троих «с напитками» авансом аж три золотых — так тут принято, после перерасчет сделают. Ничего, вытерплю, тем более что скоро на фронт, там деньги не понадобятся. Заодно наверное — толкну в оружейном Колин револьвер… а если приспичит, то и свой карабин. Авось потом на войне что-нить из трофеев снова подберу.
***
…Пьянка наша протекала неспешно, и вполне себе благостно. Хорг и Макс явились ко времени, и приятно обрадовали, скинувшись по полтиннику на пропой — так выйдет, мне еще и недорого обойдется. Видать, так принято тут. Кабаре действительно не подкачало, и выпивка, и музыка и ужин — все очень достойное. Мясо птицы, фрукты, какие-то морепродукты запеченные… Публика чистая, веселится и отдыхает культурно. Неплохо, неплохо. Я сам тоже вполне соответствую — новая форма, полевая, но пошита добротно. Сидит точно по фигуре, как по мне сшито, хе-хе. Мало того, у меня еще есть и второй комплект — перешитый из сержантской. Та, конечно, похуже, зато не так жалко, если что. Очки я тоже напялил, входя в образ, господа офицеры оценили, смеялись, мол, совсем по союзной моде, тут это считается хорошим тоном. Мол, не иначе решил на кого из девушек впечатление произвести (Девушки, кстати, присутствовали — в Союзе в целом на посещение дамами в одиночестве таких заведений смотрят без особого осуждения, если все происходит в рамках). Очки я заполучил бесплатно. Когда явился к Бару, тот выскочил по зову приказчика, державшегося теперь со мной крайне почтительно, откуда-то из глубин мастерской, весь растрепанный и одухотворенный. Дело, по-видимому, шло, Бару только что словами не подавился, желая расписать, как он счастлив, и какие ему видятся перспективы. На попытку оплатить изготовление оправы он только руками замахал, как вентилятор, и вовсе выдал мне в нагрузку бесплатно первый экземпляр часов. Сказал, что это «несерийный» — механизм высокого качества, но в простом латунном корпусе, водозащищенный и с крышкой-решеткой. Все, как я просил. И ремешок широкий, удобный. Примерил — конечно, великоват хронометр, и тяжеловат, сантиметров пять в диаметре и не меньше полутора сантиметров толщиной. А по ширине, считая и массивные уши под ремень, так и еще больше. Таким и в драке приварить неслабо будет. Здоровенный хроноскоп. Но… все равно — огромный прогресс. Да и то сказать, в прошлой жизни, помню, многим мужикам нравилось таскать такие огромные часы на руке. У меня самого тоже одно время был шикарнейший Морган, не сильно и дорогой, но очень хороший, тоже немаленького размера. Потом, кажется, подарил кому-то. Ничего котлы, то, что надо, вполне. Главное — надежно. И смотрится солидно. Тогда я заодно взял у Бару письмо к Горну, каковое и передал, вместе с бутылью дорогущего коньяка (примазавшись в плане того, что мол на пьянку его мне звать невместно, а вот коньяк — очень даже неплохой… и не надо никому знать, что куплен он мастером Бару в приложение к письму…). В общем, дело пошло. На пьянку я, кстати, часы нацепил, и естественно, господа офицеры заинтересовались, но я только намекнул, что лучше бы им подождать немного, а там и заглянуть в мастерскую мастера Бару, здесь же, на Малой Морской улице. Часовщик со мной согласился, что по первости господам офицерам стоит делать неплохую скидку — а дальше уже остальные попрут валом. А риссцам и подавно он рад будет. В общем, реклама — двигатель торговли, да-с. В общем, выглядел я на все сто процентов, и в целом пьянка удалась. Процедура обмывания звездочек тут, в целом, соответствовала канонам, разве что емкость была вовсе не стакан, а небольшая стопочка. Ну так и пьянка шла в приличном месте и в форме одежды — тут недоразумения всякие, ввиду чрезмерного употребления, противопоказаны. Да еще и в чужой стране, в чужом городе. В общем, посидели хорошо. Разговоры в основном были так, ниочем, все больше байки, да рассуждения о том, что из представленных закусок и напитков лучше, и в каком сочетании…
…Музыка играла вполне себе душевная, медленная, не печальная, но и не веселая мелодия, меланхоличная такая, спускались сумерки, в заведении зажгли освещение. Народу чуть прибыло, но тесно не стало. Некоторые компании уже развеселились, шумели, но не сильно, и вполне прилично. Антураж и освещение, музыка и гомон толпы убаюкивали, и я бы, наверное, не удивился, если бы над стойкой вдруг зажегся телевизор, со сцены бы начали исполнять какогонить Шуфутинского, а девочка за соседним столиком достала мобильник, и начала бы нудеть: «Ну, зааая! Нуу гдеее тыыы? Мы уже скучааааем! Приезжаааай скарееееей!» Стечкин уже откланялся, пересев за столик к каким-то знакомым, Макс долго созерцал масляными глазами девушек у стойки, потом отправился танцевать, а вскоре и вовсе удалился с одной из них куда-то в глубины заведения. Я сидел, допивая последний графинчик в одиночестве, заранее попросив рассчитать, и потихоньку уплывал куда-то в клубах ароматного табачного дыма. Музыка уже слышалась как-то временами и словно через воду. Хорошо… Какая-то красивая женщина села за столик рядом — брюнетка, с чуть вьющимися длинными волосами, в синем изящном платье, с темными печальными глазами. Закурила дорогущую папиросу в мундштуке, заказала вина. То ли девочка, а то ли виденье… От нее так и веяло дорогими духами, печальной нежностью, и блядством. Очень хотелось подойти, присесть рядом, поговорить и утешить. Ведь она явно искала утешения, и нуждалась в нем. В том, чтобы именно я подошел, и все уладил… А чтоб потом — отправиться куда-то… в нумера, и чтоб она отдалась там со всей благодарной страстью… И это было бы очень обидно, потому что тогда она — несомненно блядь, если отдается первому встречному после пяти минут разговора. А если не отдается, то тоже как-то не очень — ибо ну зачем же? А если не первому, а только мне? Тогда не обидно… Но ведь, тогда — это, значит, эта, как ее… любовь? Тогда надо жениться и все! Моментально, ибо если это любовь, то упускать это нельзя, это же шанс, раз в жизни! Но… куда мне, мне ж на фронт надо, а тут в Улле мне вообще не жить, сожрут… Да и то, ну какая дура в такого как я вдруг бы влюбилась… И вообще, лучше бы, чтобы все же, не любовь, а так, без всяких обязательств… но ведь тогда она выходит, обратно — блядь? Хотя, каждому же мужику хочется встретить такую бабу, чтобы сразу была на все согласная, и чтоб без всяких обязательств вообще!… но только с ним о