Писали много и разно, не очень понятно. Заговор в столице, но какой-то дурацкий — потому что, кроме убийства князя — никто больше не дернулся, а Верных перебили-переловили и вовсе просто, они словно и не ожидали такого. Никаких выступлений, ни в столице, ни на окраинах… Даже в оккупированном… хотя правильнее сказать — аннексированном? Или даже — воссоединенном, наверное? — так вот, в Валаше тоже все тихо, ни армейцы не дернулись, ни местные. Хотя, похоже, местами гулеванили, справляя «тризну» по князю Вайму — я так думаю, просто нажрались от радости. Я так понял, своего князя, Орбеля, местные не очень горячо любили. Ну… так сложилось, по многим причинам. Но князь Вайм, как ни крути, и формально и по факту — зачинщик войны. Большой войны, кровавой. И потому радость от его смерти, тем более безвременной и подлой — среди валашцев вполне понятна и объяснима. Это начали было пресекать, но князь Велим велел прекратить преследования. Мягковат товарищ-то. Как бы не кончил, как Лаврентий Палыч, хотя… брательник-то его, куда уж жестче, а тоже схлопотал пару пуль.
Про само покушение тоже как-то неясно пишут. Вроде как, ворвались заговорщики, перебив охрану (что ж там за охрана такая? Сторожа с деревянными берданками?), на совещание, постреляли князя, и министра какого-то. Да тут, как в голливудском кино, лейтенант дворцовой стражи, бывший сотник Вольных Арвин, геройски встал на защиту князя, отбил нападение, и забаррикадировался в покоях, ожидая подмоги. Жаль, подмога не пришла. Истек князь кровью, пока отстреливался Арвин от врагов, ломившихся в дверь, и сам сотник был тяжело ранен. Чуть-чуть не успели верные князю войска, погиб Вайм, и сотник Арвин тоже вскорости геройски помер. Вот такая печальная история, хоть балладу сочиняй. Князь Велим уже пообещал поставить в Альмаре конную статую сотника Арвина, спасающего его брата от врагов. Не очень понятно, как сотник на коне спасал князя от пуль… ну да, князьям виднее. Кстати про главного злодея, главу Палаты Верности Марра тоже в газетах разночтения. В основном пишут, что был смещен, арестован, судим и казнен, еще до приезда князя, Временным Правительством (за сутки-то, и следствие, и суд, и исполнение, ага), в другом месте проскочило — ранен лично сотником Арвином, когда ломился добивать князя, и умер от ран. В остальном князь милостив и никого не убили… но многие сами самоубились, или оказали сопротивление. Ну, дело-то такое. Сходу новый князь подтвердил нерушимость и неделимость в вопросе присоединения Валаша к Рисскому княжеству, однако гарантировал равноправие и единый закон, отсутствие притеснений и контрибуций, и прочие вольности и послабления. Так же обещались реформы и улучшение жизни, ну, это у всех всегда в обещаниях. Правда и металлом проглянуло на предмет того, что врагов все же много, и нельзя терять бдительности, искоренять и пресекать… но в рамках княжеской законности. Крутые в общем дела завариваются, как бы тут все же, не случилось местной перестройки… Надо посмотреть, каков князь. Больно уж многие говорят — мягок и добр, а это не лучший выбор для правителя. Но, то не моего ума уже дело, конечно.
Довольно скоро вернулись в лагерь те офицеры, которых забрали Верные. Двое ничего, а один без зубов, рука в гипсе, и клок седой в башке. Впрочем, в званиях восстановлены, и компенсации обещаны, хотя, по-моему, этот, помучаный — вряд ли в службу годен уже. Как обычно бывает, статус у репрессированных-реабилитированных резко возрос, теперь они жертвы, и имеют преференции. Мне самую чуть не хватило — кабы уже арестовали, тоже бы имел, а так… Офицеры не ознакомили меня с приказом еще и потому, что старший из Верных только выспрашивал про меня, толком не говоря, вот наши и подумали — а вдруг, наоборот, в ряды вербовать хотят? Такое тоже бывало, причем часто именно мутных и не особо в чинах вытаскивали, карьеристов — а я под эти определения хорошо подходил. На мое счастье, приказ у них на меня был, правда, не прямой насчет ареста — а просто «приехать разобраться по сигналу». По доносу, ага. А как же иначе. Некоторые из офицеров, кстати, вид имеют довольно бледный — так думаю, и с теми, кого вернули с застенков гэбни — тоже без дружеского стука не обошлось. Хотя беззубый седоголовый капитан нашамкал, что от него тупо требовали денег, он тоже неплохо пограбить сумел, и о том иные знали. Вот и взалкали злоупотреблявшие властью и княжьим доверием… Поупирайся он еще, уверенно говорил — и приписали бы измену, шпионаж, и все подобное. Живым он, в таком виде, ясное дело, не вышел бы. Такие вот дела. Ясное дело, что нынешний князь добр и мягок, но, думаю, икнутся еще доброхотам эти доносы. Карьеру теперь такой бумажкой утопить — проще, чем чугунной наковальней. Или, наоборот — на крюк посадить, намертво. Что я, собственно, и проделал — переговорив со Шмульке, настращав его, что сдам, как доносчика, если что. Парень и вовсе выпал в уныние, обещался вести себя грамотно, и больше не подставлять. Может, и не врет — на перед опыт будет иметь неудачного ссучивания.
Неопределенность закончилась вскоре, быстро и неотвратимо. Я даже вспомнил барона Вергена — так все похоже было. Князь, не выделываясь, выписал всей роте расторжение контракта с отступными, навесил каждому свежеотчеканеную медаль «За Валашский Поход», выплатил путевые до Рюгеля, не скупясь — и пожелал доброго, а главное, быстрого пути. Вот так вот. Мне перепало больше — чин лейтенанта, денежная премия, еще один орден «Рисское Знамя», который получили далеко не все офицеры, и который, между прочим, давал неплохой годовой доход выплатами из казны — и отставка. Без вариантов. Причем суточные с намеком рассчитаны тоже до Рюгеля. Мол, собирай вещи, и вали отсюда, всем спасибо, все свободны. Вот так, пасть куском заткнули, и пинком под сраку. Причем и не спрашивали даже, вариантов никто никаких не предлагал. И ведь — опять половина офицеров завидуют… как же — чин получил, денег дали… А роту расформировали, так что на мое место никто не пошел. Ну а я им за такое отношение и проставился кое-как, без огонька — наостоебенили мне уже их кислые морды. Зато с Ури мы хорошенько отметили мою отставку — он, кстати, тоже получил наконец-то приказ на возвращение. Подумал, и решили идти вместе. Тем более что мои солдатики, пусть и бывшие, выкинули фортель — пришли просить меня побыть им «маршалом» до Рюгеля — проще говоря, выборным комроты — чтоб порядок был. И даже по гривеннику скинуться обещали. Между прочим — вполне сумма. Согласился.
Вот вскоре мы и двинули. Ури верхом, я на выкупленной шикарной пароконной рессорной бричке, из реквизированных, (из шалости хотел было собрать запрятанный на дне пулемет, да поставить, чисто ж тачанка, но передумал от греха), а солдатня пешком. Правда, выкупили они пару больших палаток и еще за полтинник нагрузили на нашу бричку, вместе с самоварами и прочим полезным на марше. И собаку забрал с собой, раз уж жена сбежала. Ничего, баба на сене — сама не ест, и кобыле легче. Возницей посадил Пола. Это так Шмульке зовут. Парень, оказывается, до армии как раз в такси работал, и вообще подался на войну, чтобы накопить себе на экипаж, и бомбить по лицензии. Накопить толком не удалось, да еще и пять злотых прокукарекал. Подумал, да и предложил ему, по проверенной схеме, взять у меня в аренду вот эту бричку — вполне годная колымага, и людей возить можно, и груз какой аккуратный, ход мягкий, колеса стальные, сносу нет. Паренек подумал, и согласился, осесть он хотел в Рюгеле, не желая возвращаться в Улле, а у меня в Рюгельском банке как раз счет, будет ему просто денежку вносить. Сам я пока не решил, куда деваться, ясно было, что в Риссе мне не рады, а в Валаше оставаться как-то стремно было. В Улле тоже лучше не появляться без нужды. В Свирре сидит Верген, и наверняка не жаждет меня там видеть. Мир становился каким-то тесным, право слово. Решил добраться до Рюгеля, да и прикинуть потом, куда и чего. Денег на несколько месяцев и вовсе безбедного житья должно было хватить точно, даже чисто из выданных на руки наличными вознаграждений.
Двинули мы под теплыми зимними дождиками вдоль степей к югу, по-моему — как раз по тому тракту, на котором я когда-то Кэрра встретил. Только тогда самый разгар лета был, считай — полгода уже прошло, если не больше. И в тот раз мы свернули на восток к предгорью, а сейчас похоже пройдем по краю хребта, по границе Степи. Здесь, как мне объяснили, набирает силу идущая к морю на запад от Рюгеля река Студеная, какую хотел повернуть в верховьях незадачливый князь Орбелий. К сожалению, воспользоваться рекой как транспортным путем — нереально. Речка пусть и полноводная, но неширокая, глубокая и извилистая, с быстрым течением, каменистая и с множеством каменных перекатов и порогов. За отрогами же Южного Хребта Студеная, уже набрав силу, уходила в сторону, на запад, как бы очерчивая границу Союза со Степью, разливаясь перед морем несколькими заросшими лиманами. Собственно, это уже результат человеческой деятельности, ибо по немалая часть воды Студеной все же идет к Рюгелю — от Студеной проложен канал, питающий небольшую речушку Беленькую, текущую с предгорий, делая из невеликого ручейка в районе города серьезный поток, к тому же запруженный дамбой, создающий озеро Разлив… сразу подумалось, что если что — надо там, на берегу, шалашик ставить, дело верное. Разлив, естественно, создан не просто так — энергия воды весьма потребна на производствах. Увы, по каналу тоже нет судоходства, узок он, и неудобен, да и до города там недалеко — так что водой нам путь заказан, придется пешком шагать, ну да, нам чего. А я и вовсе в коляске, аки барин какой, или даже пан атаман Грициан Таврический. В Попандопулы себе принял капитана Ури, которому надоело трястись в седле, и ехали мы, коротая время легким трепом, и под вечер так напопандопуливались припасенными наливками, что с трудом слезали с чортовой брички на землю. Приводить себя в порядок начали, когда перешли границу Союза — новую границу, у самого начала северных предгорий Большого Южного Хребта. Теперь все горы на юге — принадлежат Союзу. Стоят себе свежие столбы пограничные, с эмблемой Союза — перекрещенные пушечные стволы и якоря. Рядом поднятый намертво шлагбаум, и место-обваловка на пару стандартных палаток — но самих палаток нету. Безвиз.