всякое интересное и про личностей, того же купца-должника характеризовали как «слишком он умным себя считал, задумал с продажей селитры, что с Птичьих Островов идет, Улльский торговый дом обставить. Да просчитался, вишь…» Интересно и не скучно, а мне все равно ждать тут еще долго. А информация лишней не бывает, мало ли что в жизни пригодится.
Внезапно образовалось новое интересное — зачел распорядитель, данные на какой-то очень неплохой домик. Недешево, конечно, вовсе, однако обещают все солидное и добротное, новой постройки дом с хозпостройками… место, правда, некозырное, самый край Западной Заставы — край города в прямом смысле. Оттуда мы прочесыванием шли как раз — ручеек отделяет некоторую возвышенность от идущего на запад редкого сосняка на невысоких дюнах. Дальше город не расстраивается, ручей как бы естественную границу создает, а дальше до самых лиманов такая местность. Если на краю, то совсем считается дешевый участок. А так-то дом по описанию очень ничего — камнем облицован, кирпичный, стоит на скальном выступе — тут такое встречается, гранит лбом вылезает вдруг из-под земли, и на нем если дом ставить — то никакого фундамента не надо, хотя конечно и подвала-погреба не сделаешь. А тут еще продолжает распорядитель — дом, оказывается, «с обременением». Народ как-то разочаровано заворчал, а мне интересно. Чего там? А оказывается — рабы. Вместе с должниками продают домик. Интересное дело. Это что ж, если его купить, то куда рабов девать? Пока время «на подумать» идет, слушаю реплики соседей, оказывается, история с домом известная в городе… Задал пару вопросов, и какой-то дядька, мелкий купец-лавочник, судя по предыдущим его репликам, присутствовавший больше «для интересу», благо за участие в аукционе сбор входной был невелик, и то больше для отсеивания вовсе неплатежеспособных, с радостью увидел во мне свежие уши, когда я сказал, что приезжий.
— Это дом старшего мытаря Торуса. Знамо, кабы Вы, господин офицер, местный были, то слыхали бы. Да-с, можно сказать — примечательность городская он был. Так-то сказать, честнейший человек. Отчего вовсе невозможный в общении… Нет, человек может и хороший, но когда на службе… И, вот же хотелось так Богам пошутить — к этому рвению служебному и чутье приложить — мужичок это разливается соловьем, сам смешной, вида добродушного, глаз чуть косит — почти вылитый дьяк Феофан, посольского приказу — Как он посмотрит, так и не соврать, и завсегда любую мелочь, что от пошлины укрыть хочешь, отыщет. Правда, надо сказать, коли сам все отдашь — тут же выпишет меньший штраф, и не устраивает какой пакости… а все ж… Через ту честность и сгинул. Сами понимаете, в городе-то торговом…не всем, так уж сказать, такой человек нравится. А кому-то и сильно не нравится. Да вот только что с ним сделаешь? Стрелять в спину и то пытались, и оборванцев нанимали, да все как-то неудачно, а кое-кого и поймали потом, с последствиями, да-с…
— Тем более, что городу от такого мытаря очень большой прибыток шел, и за него по чести вполне город заступался. Да только, все ж, сколь не виться веревочке, а кончик завсегда будет — поддакивает здоровенный бородач, похожий на Распутина.
— Вот и его подловили, да-с… — продолжает гнать Феофан — Брать-то он не брал вовсе, это известно было, а кто сунуть пытался, сам и пожалел. В этом суров был Торус, не спускал, да еще и норовил побить, вроде как сопротивление пресекая при аресте-то. На чины даже не глядя, и все ему сходило. Однако, дочки у него подросли, он их в учебу отдал, в городскую гимназию, стало быть, денег на это ушло много, даром, что жалование большое, и по выслуге имел, и премии с находок. А тут вот дом этот еще… Решил он, видать, что надо им хороший дом, свой, поставить, ну и все сбереженное в это и вложил.
— То так! — вклинивается невзрачный старикашка, на которого, однако, все относятся с уважением, видать, дедушка авторитетный — В дочках Торус души не чаял, они с женой их как цветки какие в оранжерее княжеской растили. И то сказать, препоганый человек был в наших делах тот Торус, сколько я зла от него натерпел, а дочек жалко его, конечно…
— Так вот, я и говорю — убедившись, что старец реплику закончил, и более не претендует, снова продолжает Феофан — Дом-то он поставил, участок выкупил совсем дешевый, материалы купил, и сам строить помогал. Два года строил. Выстроил. Только, оно как бывает — вроде и рассчитаешь, на стены-то хватило, думаешь, самое оно важное — а потом мелочами-то и вылезает едва не вдвое… В общем, залез Торус в долги, опять же все по чести, и отдавал все. Но, тут-то и сообразили, что на этом его поймать можно, а уж раз поймавши… Выкупил его долги кто-то. Через подставных, никому не известно доподлинно, кто же именно… Кто в долг давал Торусу, они на него зла-то не имели, но деньги дело-то такое, коли предложили перекупить по хорошей цене…
— Обманом, обманом они те долги выманили! — довольно нервно кто-то сбоку подсказывает. Не иначе, сам эти долги за барыш хороший и продал, знамо дело, больно уж много гнева праведного в гласе сём.
— Могет и так, что обманом — покладисто соглашается косоглазый — А потом уже этот долг городу продали. И стал Торус должником уже казне. Оно бы и не плохо ему, на службе-то мог много задолжать городу, позволяется. Да дальше уж постарались враги, случилась у него какая-то промашка серьезная, говорят, подставили его сильно, жалобу потом оформили. Ну и оно бы и не впервой, да в этот раз, видать, кому надо занесли, и не спустили Торусу, да еще и штрафа наложили, да жалованье урезали. Оно бы, может, и ничего, кабы не долг этот. Просрочил он раз платеж, пеню ему начислили, знамо дело — казна. На другой месяц — снова не смог все выплатить — и еще ему больше платить стало. Ну, тут к нему и пошли предлагать всякое. Но упрямый был, так и не стал брать, а кабы стал, так наверняка еще хуже бы вышло. Да он бы, поди, и выкрутился все же. Только угораздило его весной в шторм попасть, да и заболеть. За три дня, как свечка сгорел, от воспаления. Ну а дальше — пока то, да се, тяжба, да пока на жену наследство оформили, там уж столько насчиталось денег…
— Жена его до того-то по дому только хлопотала, он ее работать не пускал, да и хватало им его жалования — гудит басом бородатый детина.
— Во… а как он помер, она надомную работу брать стала, шила там чего-то, да только разве сравнишь, шитьем такие деньги разве заработаешь… А продать дом не успела, или еще как — а тут война, да всякое и разное — ну и ничего не покрутишь, в военное время долги городу дело такое… Вот и присудили их в рабство, на три года, но уж с учетом всех заслуг покойного Торуса, чтобы продавали их вместе с домом, и жить они там будут весь срок рабства, ни продать их кому, ни выгнать. Это уж поспособствовали товарищи Торуса, вона они стоят… говорят, собирали даже на выкуп денег, да видать, не набрали, по их видать вон… Оно и понятно — они такие же в друзьях были, наверняка голытьба, потому как упертая, а других-то друзей у такого человека и быть не может. Врагов много нажил, а друзей — чуть.
Поодаль действительно стояла кучка людей с эдакими характерными лицами. Типичные честные служители отечеству, что за родину жопу любому порвут, и естественно, полунищие, или, по крайней мере — не богатые. Морды эдакие — растерянно-злющие. Ну, явно собрали вскладчину сотни полторы со всех сбережений, и тоже, если бабы-то еще их скандал не устроили… хотя у таких и бабы обычно — идейные дуры. Вот и приперлись сюда, в надежде выкупить. Однако даже стартовая сумма в разы больше, поди. Вот теперь и толкутся. Не люблю таких, от них подальше держаться надо — ибо они хуже дураков. Любое дело запороть могут, стараясь, чтобы все шло по закону и по правилам. Ну а потом сами и страдают — и хрен бы с ними и с их семьями — так ведь вокруг них и простому народу плохо. Такие только на войне или в невзгоду какую сильную нужны, а в мирной хорошей жизни — лучше бы их и не было. Хотя, государству. Несомненно, прибыток, и люди ему весьма полезные. Хорошо, что мало таких родится, а то вовсе бы жить невозможно было.
Глава 13
…Ну а тут уже и торгам время. Только кроме описания дома, вывели тут на подиум, где до того распинались распорядители, да картинки-бумаги показывали, и сам предмет торга и обременения. Хм, однако. Тут ведь раб — это не то, что там, мол, в кандалах каких и в рубище. Тут это проще, это просто статус низкий и то сказать так — вот просто «на улице» не особо большая разница. Это насчет прав всяких в суде и отношений с хозяином — то да. А так в целом рабы и приказчиками работают и некоторые даже свое дело ведут. Больше на крепостных похоже, как в книжках про это пишут, так-то я не знаю, не застал. Тут собственно даже оружие рабам вполне можно носить — но не свое, хозяйское — или с грамотой от хозяина или в его присутствии. Частенько, кстати, в охрану рабов берут. И даже в телохранители иногда. В общем, по внешнему виду раба и не отличишь, это каторжан или уже беглых рабов клеймят, да заковывают. А обычных, да с небольшим сроком, да если еще из граждан, то тут никаких излишеств. И даже татуировок, как в штрафниках, не ставят. Тут иначе — эдакий жетон на шее носить велено, цепочку как ошейник делают, чтобы и не снять было. А на жетоне, как положено — кличка животного, имя и мобильный телефон владельца. Мол, нашедшего — просьба вернуть зверушку, за символическое вознаграждение. Кстати именно символическое — на усмотрение награждающего, не менее серебрушки, что ниочем. А так положено доставить беглого раба бесплатно, по одной простой причине — иначе это может сойти за укрывательство — а это почти воровство. А воров тут не любят. Убийц так себе, если не брать опять же имущественные споры, решаемые таким путем, хоть в подворотне, хоть присылкой снайпера для любимого дядюшки. Мошенников даже почти уважают. А вот воров и укрывателей налогов — не любят. При том скупщиков краденного — уже не так жучат… лишь бы налоги платили. И это еще подкрутили гаечки из-за войны да множества всяких лихих дел в Улле и повсюду — говорят, разгул бандитизма в военное время имел место нешуточный, оттого даже вон ношение оружия в городе открытое запретили, только кому по службе. Поговаривают, что пока и послаблений не видно, хотя опчество и спрашивает робко у власть имущих — да, видать, не время еще. Родина опасносте.