вовсе, эдак больше статусно. Чорта ли книги не продали? Они тут дорогие… Сама столовка-то тоже невелика, метров двенадцать от силы, но вчетвером пожрать сесть вполне комфортно.
За столовкой дальше по правую руку — девчёнская спальня. Даже не пошел смотреть, все же как-то неловко стало, заглянул так, а в остальном… Да ладно, успеется, если что. Дальше рядом со спальней девочек, считай напротив входа в дом — кухня-хозпищеблок. Плита, она же и девчонкам стену греет, стол, рукомойник, посуды некоторое количество. Не много, но видать на мелочи размениваться не стали продавая, там, похоже, суммы были серьезные в долгах. Ну и хорошо, есть хоть с чего пождать, тарелки глиняные, но аккуратные и даже красивые. И самовар есть, причем присоединен к дымоходу, я такое дело в иных кабаках видал. Только все одно это баловство, надо керосинку покупать. И чайник. А вот подстаканник у меня свой, подрезанный в одном валашском доме по случаю, может быть, даже, и серебряный. И стакан толстого стекла граненый в нем. Тут же пошел в спальню, куда эти притащили мое барахло, порылся, достал и торжественно водрузил его посреди кухонного стола. Вот так, теперя я тут главный.
Заодно с ранца рыльно-мыльное прихватил, грозно вопросил, где тут умывальня? Оказалось — вот дверь из кухоньки, вошел — мама дорогая. Да тут сортира-то нету, тут ватер-клозет, понимаешь. Удобства отнюдь не во дворе. Натурально санузел совмещенный, все дела. Унитаз, местный аналог то бишь, как положено. Из дерева их тут делают, в основном какое-то дерево, что штормом выбрасывает — оно в море провалявшись нужные свойства имеет. Ну и обрабатывают его как-то. Не дешево, но тут с гигиеной строго — видать, тяжкое наследие древних. Слив, конечно, примитивный — кадушка рядом стоит, в ней ковшик. Ну да ничего, не переломлюсь. Так, вот теперь я территорию пометил, все, хозяин я тут…
Последнее, что осмотрел — оказалась баня. Ну, точнее, помывочный пункт. Располагалась она прямо в доме, промеж уборной и хозяйской спальней, со входом из кухни же. Вот уж тут тоже все для себя — и пол пемзой выложен, и скамейки, печь, которая и хозяйскую спальню греет, бак для воды горячей на печи, бочка с холодной рядом. Нет, не баня, конечно, каменки нет, полка нет, да и какая парная, если прямо отсюда выход в дом? Так помыться разве, в тепле водой горячей. Даже и предбанника-то нету, переодеться негде, рассчитано, что в халате, чтоль, каком прямо из дому ходить? Али в простыне? Халата у меня как-то в хозяйстве вроде нету… в плащ-палатке буду шастать, понятно… Но, однако — все одно хорошо! В описании дома-то ни слова не было, а однако, такой сюрприз… Тут кроме бани-мойки еще и прачечная — стиралка за печкой стоит. Ну обычная стиральная машина. Местная. Вертикальная загрузка, да. Корыто, поддон или скорее даже ящик деревянный, в нем на оси поперек проходящей — барабан медный, дырявый, с крышкой сборку. Как на настоящей стиральной машине. И сверху на ящик крышка — ну чтоб не брызгалось. А сбоку из ящика до стены кривая железяка торчит — крути! Только вместе с одежей в барабан закинуть всякой соды-золы и несколько камушков округлых-пупырчатых не забудь. Воды залей, и вперед, потом пробку вытащи — слей, и заново. Я такое тут уже видел. Правда, ручная стирка тоже в ходу весьма, потому как не все так отстирывается, только по мелочи, коли не сильно запачкано и заношено.
Вылез, осмотрев все, в гостиную, посмотрел на жмущихся в коридоре домочадцев. Или как их называть-то Рабы? Прислуга? Хрен разберет… Уселся в стул с подлокотниками, жесткий, деревянный, а как-то сразу на редкость удобный. Не иначе, хозяйское место было. Второй — хозяйки. Как быть теперь? Выкинуть такой стул у меня рука не поднимется. Куда его девать? Сменить на табуретку, а его как кресло использовать? Так поставить лишний стул тут особо и некуда, тут все как на подводной лодке — на своем месте. Ладно, чорт с ней, махнул — мол, садись. Присела на краешек. Девкам показал — те на табуретки присели, аки стрекозы на травинку. Темнеет уже, на юге это быстро, надо свет зажигать.
— Эта… как тебя… Мора, там я погреб видел. В нем есть чего?
— Да… господин Йохан — а голосок-то у нее эдакий, не то что с хрипотцой, коию многие по какому-то недоразумению полагают весьма привлекательной, но низкий такой, даже приятный. И почему-то это меня снова бесит — Погреб не пустой, хотя припасов и не очень много.
— Хороший погреб-то? Не попротятся припасы? — спрашиваю просто так, лишь бы прошло раздражение. Кажется, опять голова болеть будет, наверное, это уже похмелье подкрадывается, не надо было мешать портвейн с пивом. Грубейшее нарушение ТэБэ…
— Погреб хороший, даже ледник для мяса есть, небольшой… бывший хозяин… не жалел денег, господин Йохан. Погреб отделали мороженой сосной, и не протекает…
— Так! — вот мне еще лишний раз будет она про мужика своего напоминать, зараза! «Бывший хозяин», мать так! Я тут теперь хозяин! Как же бесит, сука… — Короче, Мора! Жрать давай готовь! Быстро, метнись в погреб, и принеси чего…
— Все готово заранее, господин Йохан — а я только сейчас соображаю — в доме-то пахнет нормально, жильем и жрачкой, я как-то до сего момента и внимания не обратил, потому как — жилой дом, вроде, так и должно. А она еще и смотрит на меня прямо. Наглая какая!
— Так подавай. Чего же ты ждешь-то… хозяюшка? — ласково-издевательски, растягивая фразы, спрашиваю, как обычно солдатиков об их косяках вопрошал. Чую, сейчас взорвусь, сил больше нет терпеть
— Конечно, как прикажете, господин Йохан… — сука, ну еще и эдак с поклоном, блять, как в кино каком! Я те что, бык театральный, комедию тут играть, издеваешься, да?! Пока я, вытаращив глаза, набираю воздуха в грудь, она уже ускакивает на кухню, потому ору вслед:
— И перестань называть меня «господин Йохан!»… — матерщину не добавил, только на девчонок глядя — нехорошо ругаться при детях без необходимости. Они и так подскочили и смотрят перепугано. Ну, и чего уставились?
В тишине слышно только, как тикают ходики в углу. Их звук постепенно меня успокаивает, чуть отдышавшись, спрашиваю девочек:
— Ну, а вы чего тут сидите и молчите?
Младшая испугано хлопает глазами, и, открыв рот, смотрит то на меня, то на старшую, боится сказать, и не ответить боится. Старшая, пересилив страх, выдает вдруг:
— Мы просто не знаем теперь, как нам Вас называть… — и хлопает глазами, стараясь смотреть как можно искренне.
— Меня? Называть? — и вдруг я и призадумался. А как, действительно, им меня называть? Господин или там хозяин чего-то мне не понравилось. Барин, думаю, тоже не понравится. Как-то оно противно получается, когда навзаправду. Папаша Йохан? Пошло все же слишком. Особенно с учетом, что у меня на этих подростков планы. На старшую так точно. Может, назваться им моим настоящим именем, по-русски? А зачем? Да и… мало ли что, если уж пишется везде — Йохан, так уж и соответствуй…
— Йоханом меня звать будете. Можете, эта… Дядя Йохан, да. И на ты, неча мне тут выкать… — буркнул в ответ.
— Очень приятно — заученно отвечают они мне, обе привскочили, и эдакий книксен показывают. Гимназистки, бля, румяные… А они дальше — старшая на полшага подошла: — Я Милана
— Я Алина — тут же шагнула вперед младшая.
Ну, эту хохму я знаю. Алина и Милана — так девочек-близняшек назвать могут только совсем на них сдвинутые родители. Это ж мифологические, или точнее, сказочные персонажи. Лами меня читать учила в основном же по сказкам, вот у некоего здешнего Андерсена и была своя сказка про Русалочку. Только в смеси со сказкой про Клару и Розу… то есть Цеткен и Гретхен… Ну то есть, про Розочку и Деляночку. В общем, русалок было аж две, сестрички-близняшки. И кончилось все благополучнее немного, по крайней мере, для морских обитателей — обе сестренки не померли, а женились — одна на княжиче, другая на благородном пирате, Джеке-Перепелке, в исполнении Джонни нашего Дьеппа. Мужикам, конечно, не так повезло, ибо русалочки ног вместо хвоста отращивать не стали, и как уж там их пользовали счастливые новобрачные супруги — история умалчивает. Особенно в сказке для детей — хотя Кэрр говорил, есть и вариант для взрослых, но я его не читал. В общем, ясно — так назвать родители могут сестер, только если вовсе в них души не чают. Особенно в приморском городе, где вообще насчет моря свои пунктики. Нет, ну и как мне вас, таких вот хорошеньких, морально разлагать?
— Замечательно. Очень приятно. Аж до слез. Так, идите-ка, и помогите матери собрать на стол. Стоп! Алина — иди, помоги матери. Мила — зажги в доме лампы, уже темно. Я пока камин, что ли, растоплю…
— Все лампы зажечь?…дядя Йохан?
— Не прикидывайся дурочкой! — снова начинаю я злиться — Зажги, где надо, сообразишь, тебе не три годика!
… Пока возился с камином, разжигая его, и укладывая смешные полешки, собрали на стол. Разогнулся, повернулся к столу… Нет, я их сегодня поубиваю, и пойду на каторгу. Или сбегу к степнякам нахер.
— Вашу мать! В этом доме. Всегда. Жрать будут садиться все! ВМЕСТЕ! — старательно дублирую слова стучанием по столу. А что, стол уже мне нравится, я руку отбил, а он и не вскрипнул. Головой еще постучи, подумалось. Как же они меня бесят… И ведь — десять секунд, пока снова к камину присел — оборачиваюсь — все стоит, приборы на всех. Нет, будет время — сяду им писать внутренний распорядок по дому, иначе же у меня никаких нервов не хватит, а от нервов — бессонница и импотенция, и если первое еще можно пережить, то второе, с моими планами, никак мне не подходит.
Однако, ужин сварганили они тут неплохой, морепродукты какие-то запеченные, овощи… выглядит небогато, но вкусно, и пахнет хорошо. Горячее, в духовке, что ли, держали, к моему приезду?
— Сели. К приему пищи — приступить. Молиться перед едой можете самостоятельно, лучше про себя, бормотание за столом у других отбивает аппетит… Я сейчас. — сунулся в комнату, порылся в сидоре — а как же, последняя бутылочка наливки осталась. Вышел на кухню, нашарил стопки-чашечки, навроде банок медицинских, только раза в два меньше, керамические. Поставил на стол, плеснул, одну Море пододвинул