Володя к этому времени закончил модель подземной термоэлектростанции. При первых же пробах возникший в батареях электрический ток зажег маленькие лампочки.
В день, намеченный для официального демонстрирования модели, на экране телевизора присутствовали Цейтлин, родители Володи и пионеры школьного отряда, Володины приятели — Коля и Митя.
Когда на батареях загорелась гирлянда крохотных электрических лампочек и маленький мотор завертел шкивы, шпиндель и патрон небольшого токарного станка, громкое «ура» в снаряде слилось с криками «браво, Володя», которые неслись с экрана телевизора.
Потом был устроен торжественный обед, на котором произносились тосты в честь Володи. Брусков настойчиво указывал на блестящую будущность Володи как электротехника, а Мареев дипломатично предлагал ему бороться за овладение богатствами и силами земли. Володя краснел, смеялся и в конце концов заявил, что он хочет всю жизнь проникать в глубины земли и строить там электрические станции, а потом добраться и до центра земли.
— И это будет по-настоящему, а не вроде сказки, как у Жюля Верна! — кричал он. — Жюль Верн писал для тех, которые даже не знают, что такое геотермический градиент!
— А ты уже знаешь? — смеялся Брусков.
— Знаю! — категорически заявил Володя. — Не могут люди бесконечно спускаться в глубь земли, не имея ни скафандров, ни снаряда! Что, неправда? — продолжал он победоносно. — Да они на третьем же километре задохнулись бы от газовых... этих... ну, как их... да, от газовых эманаций, а на четвертом километре сварились бы в юных водах...
— Ювенильных, Володька! Ювенильных! — хохотала Малевская.
— Так это же все равно! — отмахнулся в азарте Володя. — А на пятом километре они совсем сгорели бы в страшной жаре... Правда, Никита Евсеевич?
— Похоже на правду, — улыбнулся Мареев.
— А вот жюльверновские герои, — поддразнивал Брусков, — не только не задохнулись, не сварились и не изжарились, но совершенно целехонькие, правда, довольно потные, поднялись на плоту в кипящей воде через кратер вулкана Стромболи во время извержения...
— Ну, это уж совсем нелепо! — заявил Володя. — Как это может быть? Ведь во время вулканических извержений не вода выходит из кратера, а страшно горячий пар, лава же имеет температуру в тысячу двести, даже тысячу пятьсот градусов. Тут не только человек, но и гранит расплавится! Ведь так, Никита Евсеевич?
— Это все правильно, Володя, но зачем ты так взъелся на старика? Я его раньше любил и теперь люблю. И многие крупные ученые любят вспоминать Жюля Верна... А ты его разве не любишь читать?
— Нет... отчего же... очень люблю... Но только, когда говоришь о научных вещах, то надо говорить если не одну настоящую научную правду, то чтобы хоть было похоже на правду... Он же ведь знал о геотермическом градиенте, а писал так, как будто его и не существовало... И все ребята читают его книги и могут поверить, что в самом деле нет подземного жара.
— Ох, уж этот геотермический градиент! — вздохнул Мареев. — Как за время твоей вахты? Продолжает понижаться? — обратился он к Малевской.
— Да, температура растет все быстрее и быстрее.
Мареев озабоченно покачал головой, и это настроение сразу передалось всем сидящим за столом.
— Чем это объяснить? — говорил Мареев. — Сколько еще будет длиться прогрессирующее нарастание температуры?
— Не проходит ли где-нибудь недалеко от нашего пути трещина с поднимающимися по ней из глубины раскаленными газами? — спросила Малевская, принимаясь вместе с Володей убирать со стола.
— Но ведь боковые киноаппараты ничего не показывают, — заметил Брусков.
— Это неважно, — возразила Малевская. — Такие газы могут за сотни тысяч, а может быть, миллионы лет прогреть толщу породы гораздо больше, чем на сто метров.
— Но температура непрерывно и все большими скачками повышается, — сказал Мареев. — Следовательно, по мере спуска мы должны приближаться к трещине, если она тянется где-то под нами, перпендикулярно к линии нашего спуска.
— Может быть, и так, — согласилась Малевская.
— Никита Евсеевич! — раздался голос Володи из-под лестницы, ведущей в верхнюю камеру; там находился электроаппарат для мытья посуды, и Володя пропускал сейчас через него грязные тарелки. — Никита Евсеевич, а может быть, мы приближаемся к магме?
Мареев резко откинулся на спинку стула и, нахмурив брови, острыми глазами посмотрел на Володю, беззаботно возвращавшегося к столу. По лицам Малевской и Брускова пробежала тень, как будто Володя своим вопросом затронул тему, которой тщательно избегали взрослые члены экспедиции.
Мареев хотел было ответить...
Внезапный крик вырвался одновременно из всех уст: разом погасли лампы, замолкли моторы и остановился буровой аппарат.
Густая тьма слилась с немой тишиной и наполнила каюту.
Снаряд застыл на месте — слепой, безмолвный, безжизненный.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. СНАРЯД БЕЗ ЭНЕРГИИ
После минутного молчания из темноты послышался полный недоумения голос Малевской:
— Что это значит?
В непривычной, странной, как будто мертвой тишине голос прозвучал слишком громко, как в пустой бочке, и тревожно отозвался в сердцах.
— Сейчас узнаем, — спокойно ответил Мареев. — Михаил, переключи осветительную сеть на аккумуляторы и проверь резервный фидер.
Брусков ощупью направился к своему гамаку и протянул руку к полочке, прикрепленной над ним. Но в то же мгновенье он стиснул зубы и отдернул руку: она слишком дрожала.
— Что ты замешкался, Михаил? — нетерпеливо спросил Мареев.
— Куда-то фонарик запропастился... Нашел!.. Все в порядке... Володька, пойдем со мной, ювенильный мальчик!
Яркий клинок света полоснул сверху вниз, справа налево и рассек тьму.
Тем временем Мареев и Малевская отыскали свои фонарики и, освещая ими дорогу, спустились в буровую камеру, чтобы осмотреть моторы.
Через несколько минут вспыхнули все лампы, и помещения снаряда вновь приняли свой прежний вид. Но чего-то нехватало: прекратился шум моторов, тихий скрежет бурового аппарата и шорох породы за стеной. Казалось, из снаряда ушла жизнь.
Мареев подошел к микрофону:
— Михаил! Оставь только по одной лампе в каждом помещении снаряда... Надо экономить энергию аккумуляторов.
Потом обратился к Малевской:
— Продолжай, Нина, осмотр моторов, а я поговорю с поверхностью. Возможно, что авария произошла у них...
Он поднялся в шаровую каюту.
Но прежде чем Мареев вошел в нее, послышалось:
— Алло! Снаряд! Алло! Говорит дежурный инженер Денисов... Никита Евсеевич, включите экран!
— Включаю, — ответил Мареев, подходя к телевизору.
На экране появилось встревоженное лицо дежурного инженера электростанции шахты «Гигант», снабжавшей снаряд электроэнергией.
— Что у вас случилось, Никита Евсеевич? — спросил он. — Наши приборы показывают замыкание...
— Да... Ток перестал поступать в снаряд.
— Не повреждена ли внутренняя проводка? Как ввод? Понизительная подстанция? — в голосе инженера слышалось все возрастающее волнение.
— Еще неизвестно, Александр Сергеевич, — ответил Мареев. — Сейчас Брусков примется за осмотр.
— Пожалуйста, Никита Евсеевич, немедленно сообщите мне результаты. Меня это очень беспокоит... Только бы не фидера...
— Да, это было бы самое худшее... Но пока еще рано волноваться. До свидания, Александр Сергеевич!
Едва Мареев отошел от микрофона, из верхней камеры спустился Брусков. Он был необычайно бледен.
Приблизившись к Марееву, он глухо, прерывающимся голосом сказал:
— Никита... Ввод в исправности... и основные... внутренние провода — тоже...
— Ты твердо убежден в этом?
— Да...
— Может быть, на барабанах что-нибудь случилось?
— Мало вероятно...
— Значит?..
— Фидер... Оба... И резервный тоже... — Брусков едва шевелил посиневшими губами.
— Не волнуйся, Михаил, — мягко сказал Мареев, положив ему руку на плечо. — Это, конечно, самое серьезное, что могло случиться с нами... Но прежде всего — спокойствие... Возьми себя в руки, Мишук...
Он крепко сжал его плечо.
— Конечно, Никита, — слабо улыбнулся Брусков, — это так... Первый момент... Все в порядке...
— Ну, и отлично! Первым делом, нужно проверить целость фидеров на барабанах. Может быть, провод поврежден именно на них.
— Это не трудно сделать. Я переключу моторы на аккумуляторы через барабаны.
— Ага! Правильно...
В это время из буровой камеры показалась Малевская.
Она сразу поняла серьезность положения. Если фидера оборвались, снаряд не сможет получать электроэнергию с поверхности.
— Что вы решили? — спросила она коротко.
— Сначала проверим провода на барабанах. Если они в целости — посоветуемся... Проблема не легкая.
В молчании все трое поднялись в верхнюю камеру. При их появлении Володя вылез из-за ящика с батареей.
— Там все в исправности, — сказал он, стряхивая пыль со своего комбинезона.
— Надо, Володя, соединить аккумуляторы с проводами на барабане.
Через несколько минут все помещения снаряда наполнились гудением моторов. За стеной послышался шорох, верхние части колонн давления еле заметно продвинулись в отверстие потолка. Снаряд тронулся с места.
Вдруг Мареев громко крикнул:
— Стоп! Стоп!
Брусков сейчас же выключил моторы и посмотрел на Мареева. Тот стоял, запрокинув голову, и рукой показывал на потолок.
— Что такое, Никита? — в один голос спросили Малевская и Брусков.
Мареев опустил голову и провел рукой по лбу.
— Барабан не разворачивался, а фидер, я ясно видел, пополз вниз, в снаряд...
Несколько секунд Брусков и Малевская стояли неподвижно, не сводя глаз с Мареева.
— Ну, теперь сомнений больше нет, — произнес наконец Брусков. — Фидера оборваны где-то там, наверху, и мы, так сказать, на мели...
— К сожалению, это верно.
В полном молчании они спустились в шаровую каюту. Малевская принялась приводить в порядок киноснимки, полученные за последние сутки. Володя открыл учебник и углубился в чтение. Брусков сидел возле него и, сняв с головы берет, сосредоточенно расправлял кисточку на нем. Мареев ходил по каюте, заложив руки за спину, напряженно думая о чем-то.