— А как вы называете верховного жреца? А может быть, у вас диктатор?
— У нас всегда был бургомистр… — промямлил толстяк и полез за платком.
— Ну как я могла ошибиться! Конечно, бургомистр, а по-простому — городничий! А вы, стало быть, жандарм или карабинер?
— Я обычный управдом.
Упырь растерянно вращал глазами, по жирному лицу струился пот.
Мне стало скучно в образе садиста, я черканула на бумажке и протянула несчастному ручку:
— Вы мне вот что скажите: у вас тут можно поменять профессию или, скажем, сменить специальность?
— Вам-то зачем? Такая удача: квартира в старом городе, место в лучшей клинике, приличный оклад! Вы что, хотите все испортить?
— Да я не про себя! Мой новый знакомый Матвей, извините, не знаю фамилии…
— Матвей Двадцать Третий.
— Простите?
— У нас номера, у нас нету фамилий.
— Час от часу не легче! А я у вас кто?
— Вы — Номер Восемь.
— Ну прямо концлагерь!
С минуту я перебирала в уме варианты: «Мадам Арина Номер Восемь» или «Доктор Арина Восьмая», потом вернулась к теме разговора:
— Так вот, мой приятель, Матвей Двадцать Третий, собрался выучиться на врача. Выходит, он может сменить профессию и место работы?
— В принципе это возможно, — толстяк наморщил лоб, слегка надулся. — Если ваша старая специальность в избытке, а новая в дефиците. Иногда мы рекомендуем пройти дополнительный курс обучения или даже сменить род занятий.
Интересно, как у них обстоят дела с психиатрами? В моей клинике полный комплект. Если в других местах такая же картина, значит, Макса отправили за окружную, а там — в научный центр, а там — на курсы переподготовки… И где теперь его искать?
— Желаете сменить обои или шторы? — толстяк уже пятился к выходу, обозревая мой убогий интерьер.
Почти отеческая забота о жильце! Похоже, я тут действительно важная птица!
— Обсудим это в следующий раз!
Я вытолкала толстяка за дверь, вернулась в комнату, уселась на диван и просидела несколько минут, анализируя наш странный разговор, потом сняла трубку, позвонила Матвею:
— Привет, Двадцать Третий!
— Вижу, времени зря не теряла! — ответил мне веселый голос.
— Да, пообщалась тут с одним из местных…. Скажи, у тебя есть выход на центр по переподготовке?
— Не телефонный разговор! Вопросы завтра и при личной встрече! — ответил Матвей и отсоединился.
На набережной было пусто. Ни одного отдыхающего на обозримом пространстве, ни загорающих, ни пловцов. Казалось, море здесь является объектом антуража и чем-то вроде надоевшей до смерти гигантской панорамы. Вполне логично — туристов здесь нет, а местные наплавались до судорог, пресытились пейзажем побережья в вечнозеленом обрамлении пальм.
— Нет, море надоесть никак не может! — нарушил ход моих мыслей Матвей. — Когда сезон, мы каждый день проводим здесь уроки физкультуры: учимся плавать и держаться на воде.
— Значит, детей вывозят на море?
— Всех, начиная со второго класса.
— А чем же первые не угодили? — С досады я пнула ни в чем не повинный песок. — Им что, не обязательно учиться плавать?
— Я этого не говорил, — усмехнулся Матвей. — Всех первоклашек раз в неделю водят к морю. Никаких там особых нагрузок, барахтаются у берега, загорают, набираются опыта общения с водой.
— Что, прямо здесь? — мой голос сорвался от возбуждения.
— У школы есть собственный выход на пляж, небольшая акватория за сеткой. Попасть за ограждение невозможно — детей охраняют самым тщательным образом.
— Кто охраняет?
— Ваш покорный слуга.
Впервые за последние несколько дней в моей душе зародилась надежда. Что-то теплое, доброе заструилось по венам, и на секунду дышать стало легче, будто тяжесть упала с уставшего сердца, давая ему кратковременный отдых.
— Ты выведешь Ваньку ко мне? — спросила я дрожащим шепотом.
— Я сделаю все, что смогу.
— Постой-постой! Я ведь еще не отыскала Макса… даже на след его не вышла. — В голове началась суматоха, мысли спутались и загудели. — Нет смысла похищать Ваньку, пока не готов план побега, пока мы не выяснили, где Максим….
Я лихорадочно сжимала кулаки, нервно топталась на месте и даже не замечала, что стою на ноге у Матвея.
Тот приподнял меня и аккуратно отставил в сторонку:
— Теперь успокойся и внимательно слушай: тебе придется сделать выбор и выбор очень непростой. Купальный сезон скоро закончится, и нет гарантии, что ты успеешь отыскать своего Макса. Скорее всего, он уже не Максим и даже не помнит, что им когда-то был. Вчера ты спросила про центр переподготовки, из чего я сделал вывод: ты подозреваешь, что ему меняют специальность. Это еще больше усложняет дело. Боюсь, с таким объемом информации мы его не найдем. Относительно Ваньки: теперь его имя Филипп, он в памяти, слегка подавлен, но держится бойцом. С этой недели он вне картина. Вчера у них был урок физкультуры, и я водил их на море. Следующее занятие через неделю, и за эту неделю мы должны подготовить побег.
— Ты разговаривал с подружкой с КПП?
— Здесь не КПП, здесь блокпост-изолятор, — поправил меня Матвей. — Да, разговаривал, она выходит вечером во вторник.
— Какая жалость!
— Но может поменяться сменой. Мне это будет стоить… а впрочем, тебя это не касается!
И тут мне стадо действительно не по себе:
— Послушай, ты ведь жутко рискуешь. Во-первых, Ванька исчезнет с твоего урока! Во-вторых, они свяжут это дело со мной и снова выйдут на тебя! А в-третьих, тебя может сдать твоя же подружка. Так что прижмут со всех сторон.
— Тут ты права на все сто, риск очень велик, но я подстраховался. В следующий понедельник у нас с Ванькой урок физкультуры, а после него назначена плановая диспансеризация. Дети у нас невыездные, поэтому врачи приедут в интернат, начнется суета, хождение по классам… пропажу заметят только под вечер, а точнее, за ужином, когда пересчитают всех детей.
— Да, это может сработать.
— Мне присутствовать необязательно, так что все это время я буду вас сопровождать.
— До какого момента?
— Я еще не решил…
И в этот миг я поняла, что ничего о нем не знаю. Что движет этим человеком? О чем он думает? Кого оставил в прошлой жизни?
— Скажи, а у тебя есть дети в нашем мире?
Матвей отрицательно покачал головой:
— Нет у меня никаких детей.
— А жена?
— Была, пока не превратилась в монстра.
— Это как?
В нахлынувших сумерках его глаза блеснули желтым светом, а может, это был оптический обман?
— Моя бывшая поставляет сюда новобранцев. Так часто ходит через Грот, что окончательно свихнулась.
— С ума сойти, так ты женат на этой гадине из турагентства!
Вот это разворот! Жена Матвея — та самая дрянь, что уничтожила мою семью и еще сотни таких же семей!
— Тебя она тоже сдала под расписку?
— Со временем ей стало все равно, — понуро ответил Матвей, и мне опять показалось, что глаза его вспыхнули желтым.
А может, это были просто слезы? Что-то в его голосе, в самом движении ресниц выдавало вселенскую скорбь. Такую боль скрыть невозможно! Похоже, эта женщина была ему близка, а может, он ее по-прежнему любил… Как пережить подобное предательство, при этом помнить все и не свихнуться?
— Матвей, ты очень сильный человек! — я крепко сжала его руку. — Прости, что думала о тебе такие ужасные вещи! Я законченная эгоистка: ведь если честно, ты не давал мне никакого повода, а я сама себе внушила, что ты отпетый бабник… и нарцисс…
Матвей расслабился и даже улыбнулся:
— Так вот за кого меня тут держат: самовлюбленный озабоченный нарцисс!
— Я же сказала, извини!
Мне вдруг сделалось горько и стыдно: все это время я занималась исключительно собой, не замечая, что рядом со мной человек, и человек этот пытается помочь, рискует, тратит собственное время и ничего не требует взамен! В чем только я его не обвиняла, какие эпитеты не сочиняла и только потому, что он хорош собой, что прост со мной и откровенен. Матвей терпел меня все эти дни, безропотно сносил пинки и оплеухи, ни словом не обмолвился о собственных проблемах.
Я посмотрела Матвею в глаза и тут же густо покраснела: «Он снова читает меня как открытую книгу. Как я могла забыть, что передо мной телепат!».
— Нет, ты не маньяк, ты — обыкновенный засранец! Кончай сканировать мозги, пока опять не получил!
— Мегера! — констатировал Матвей и добродушно рассмеялся.
Неделю я потратила на поиски Максима, которые опять не дали результата. Иначе и быть не могло — я не знала о нем ничего: ни имени, ни номера, ни примерного места работы. Напасть на след по-прежнему не удавалось. Матвей помогал мне, как мог, но с тем же нулевым итогом.
Утешало одно — мне удалось наладить с Ванькой связь через Матвея. Никакие послания, естественно, не допускались, все передавалось на словах, и я доводила Матвея до исступления, заставляя повторять слово в слово все их диалоги с оригинальной интонацией и выражением лица. Так постепенно я узнала, что Ванька чувствует себя нормально, питается всем, что дают, неплохо ладит с соседями по комнате и регулярно делает уроки.
Приближался день нашего бегства, и напряжение росло. По ночам мне снилось, будто я бегу к отвесным скалам, на руках у меня новорожденный Ванька, а за спиной все признаки погони, тут неожиданно темнеет, земля уходит из-под ног, я спотыкаюсь, чувствую, что ноги онемели, пытаюсь оторваться от земли, но руки заняты, и я подпрыгиваю из последних сил, зависаю над пропастью… и просыпаюсь от собственных криков.
В такие ночи я набирала Матвея, чтобы услышать его спокойный уверенный голос, слова поддержки и просто дыхание близкого мне человека.
— Прости, что не даю тебе спать, — скулила я в трубку.
— Ну что, опять ночной кошмар? — вздыхал на том конце Матвей. — Не грусти, сейчас расскажу тебе сказку….
Героем всех его сказок был маленький мальчик по имени Норд, который жил на далеком нордическом острове, ходил в суровую нордическую школу. Матвей описывал мне его быт, весь школьный день, минута за минутой, его слова, поступки, даже мы