Сразу же после истребления с лица земли ненавистной человечеству ведьмы Ягини, сама собой слезла с головы канцлера бегемотская шапка, и все, кто еще в тайне путчистской души сомневался, действительно ли перед ними великий озверевший вождь и полководец, окончательно развеяли свои сомнения. Гибрид снова стал человеком. Однако возврат Полкана на государственный пост ничем хорошим для него самого не увенчался, потому что, во-первых, за время его перевоплощения в полубегемота среди проголодавшихся неудовлетворенных канцелярских телохранителей созрел антиправительственный мятеж, который впоследствии и привел на тронный пьедестал лесничего Елпидифора, а во-вторых, наш умнейший и дальновиднейший незаменимый канцлер Полкан после возобновления антропоморфного существования возомнил себя настоящим живым бегемотом. Встречая в аэропорту прямо перед самым своим свержением важную иностранную делегацию, он ни с того, ни с сего комфортно развалился в мутной луже, пустил в нее пузыри и предложил дорогим гостям всем стадом отправиться в путь по Лимпопо. Чтоб не раздувать из этой незапланированной акции международного скандала, канцлера на дипломатическом полднике заменил лесничий, а иностранным прохвостам за молчание посулили выгодные условия крупного финансово-промышленного контракта. Самого же Полкана упрятали подальше, в специальную восстановительную больницу, на вечное принудительно-терапическое поселение, с тем, чтобы он, не дай бог, не показался еще перед какими-нибудь послами или перед газетными телекамерами в непрезентабельной пойменной позе приветствия и не посеял бунтарскую смуту в мозжечки канцелярским обывателям.
Вот до какого, можно сказать, свинства довело бедного нашего правителя неосторожное обращение с детьми и, в широком смысле, несогласие с природой. Ведь ясными же обиняками дал понять ему Господь наш царь-батюшка: «Я потомства от тебя видеть не желаю, канцелярская образина. Как хочешь, так и доживай свой век, но семя твое Я больше для нужд эволюции использовать не буду потому, что оно бракованное»! Нет, видите ли, понадобилось Полкану вопреки Господней воле во что бы то ни стало укрепить свой жиблый генеалогический корень в плодородном историческом черноземе. Вот и получил канцлер то, чего заслужил. Лежи теперь себе на больничной койке и мечтай, что будто бы со всех сторон тебя окружает ароматная зеленая тина, в которой копошится мелкая рыбешка, и на макушке у тебя торчит, словно телевизионная антенна, египетская птица молотоглав. И знай еще, что Отец-создатель ничего на Земле просто так не делает, а завсегда только хитроумно, запутанно и с глубоким, прикольным смыслом.
Валентина Сарма
По образованию историк и редактор телевизионных программ, по призванию — творческий человек. В детстве несколько лет прожила за границей, находясь на домашнем образовании. Став взрослой, продолжила путешествовать, возглавляла корпункт журнала «Юные страницы России» в Вашингтоне.
Лауреат литературно-поэтического конкурса «Марьинская муза — 2008», номинант премии «Поэт года — 2014». В настоящее время работаю над книгой сказочных повестей. Уверена, что мы приходим в этот мир для созидания, а что может быть интереснее, чем созидание для детей? Главным достижением в жизни считаю рождение дочери.
Русалочьи росы
Родилась я в далеком Забайкалье. Это удивительный край, полный тайн и загадок, земля редкой красоты: сопки в розовой дымке цветущего багульника, пойменные луга, усыпанные золотом жарков и желтых полевых маков, алые россыпи даурской лилии и снежные вершины крутых гор. Только здесь в сосновых лесах, богатых грибами и ягодами, можно найти рододендроны и редкие орхидеи, а на лугах среди разнотравья растут эдельвейсы. В урожайные годы лесные пади кажутся синими от голубицы и жимолости. А среди шелковистой зелени степных трав выглядывают рыжие саранки и дикие голубые астры. Эти картины из детства навсегда запали мне в душу.
Моя семья оторвалась от тех мест, когда я была еще ребенком. Но каждый раз, когда мы приезжали туда на каникулы, эти края заставляли меня удивляться вновь и вновь…
Однажды летом мы поехали к родственникам в село Трубачево. Это обычная деревня, в две улицы. Небольшие избы с резными ставнями, цветущие черемуховые палисадники под окнами. По местным обычаям дальняя родня встречала нас гостеприимно. Чего только не было на длинном, убранном цветастой скатертью столе! Не видно было только рыбных блюд. Не едят в этих местах рыбу.
Во главе стола сидел седовласый старик. Несмотря на возраст, у него было очень красивое лицо, и весь он был какой-то светлый, будто прозрачный. Особенно глаза — необычайно лучистые, зеленые, с поволокой, — такого цвета бывает стоячая вода в заводях. К старику относились уважительно, хоть и называли его Васькой-Русалом. Он был главой рода, хотя никто не знал толком, кому он приходится дядей, кому дедом…
Я познакомилась с местными деревенскими ребятишками, и днями напролет мы пропадали на улице: бегали стайкой от двора к двору, гоняли на велосипедах, устраивали веселые набеги на огороды.
Огороды спускались к самому краю реки. Мы с разбегу бросались в светлую, журчащую воду.
Река Газимур берет начало на северо-западе Нерчинского хребта и течет между Борщовочным и Газимурским хребтами. Местами широкая и просторная, на порогах и переходах она пенится и грозно шумит. Здесь водятся таймени, их называют еще тиграми азиатских рек. В лодке отчалил — греби, поглядывай, шестовину крепче держи, бродом направился — того внимательней будь! Непростая это река, ох, не простая…
Бабушка рассказывала, что весной Газимур часто разливается, затопляя все близлежащие села. Вода даже в избах доходит аж до окон. Летом же Газимур мелеет, отчего образуется множество бродов, плесов, островков, таинственных заводей… Местами берега Газимура обрывистые, поросшие кустарником. Со стороны же Трубачево — каменистый песчаный плес, речка ласковая, неглубокая. Дно устлано круглой обкатанной галькой, а песок на берегу — как разноцветный бисер. На самых мелких местах вода кажется горячей от солнца. Мы часто бегали в заводи купаться и собирать створчатые раковины, которых там очень много.
Взрослые неодобрительно относились к нашим забавам, говорили, что место это нечистое. Мол, в июле там русалочьи росы выпадают… А по вечерам иногда доносились оттуда заливистый смех, пение или плеск воды, огоньки мелькали среди кустов… Тогда моя бабушка, крестясь, уводила нас домой, мол, идите в избу, русалочьи росы начались, нечего там высматривать. Днем мы прибегали туда, где видели ночные огоньки, но все было, как обычно.
В тех же местах мы, бывало, замечали того самого седовласого старика. Он любил сидеть на мосточке, свесив ноги в воду, или на берегу что-то искал и складывал в сумку, висящую на поясе. Он был неразговорчив, но к нам, к ребятне, относился по-доброму: то красивый камешек даст, то ракушку диковинную. Рассказывали старики на деревне, что с водой у него особые отношения — лечит он водой, прибегают к нему местные жители со своими болячками: у кого живот скрутило, кто поясницу дернул — Васька пошепчет что-то на воду, побрызгает, умоет — хворь как рукой снимет. Уважали его за это и не только. Еще умел он места для колодца определять при помощи лозы и ни разу не ошибся. «Чует он воду», — говорили местные. Но что-то было в этом старике странное, загадочное, а на руках у него как будто маленькие чешуйки поблескивали. Он всегда опирался на палочку, а во взгляде его даже мне, девчонке, была заметна грусть.
Я пыталась разузнать, сколько же ему лет, но точно никто ответить не мог. Поговаривали, что уже за сто перевалило. Бабушка рассказала мне, что отцом этого старика был черноволосый красавец Тимоня. Весельчак, гуляка, первый парень на деревне. Взялся как-то он караулить русалок. Предупреждали его, чтоб остерегался, мол, закружат, увлекут за собой на дно. Но не послушался Тимоня, стал подглядывать на поляны. Все знали, что там, где ночуют русалки, выпадают росы, а наутро расцветают белые необычные цветы.
И однажды он встретил ее. Она была необычайно красива. Посмотрел Тимоня, да и влюбился. Все лето бегал на заводи, все лето сельчане с тревогой прислушивались к смеху и пению, доносившимся со стороны реки.
Наступила осень. Появилась в глазах Тимони тоска. Часто ходил он к заводям, стоял, подолгу смотрел вдаль, на воду. А река, несмотря на сибирские морозы, иногда доходящие до сорока градусов, а то и побольше, местами не замерзает до дна, образуя полыньи и наледи. Говорят, в этих местах бьют горячие ключи — там и зимуют русалки, но на поверхность в стужу не выходят.
Еле дождался Тимоня весны. Как только появлялись цветы, он бросался к ним и ждал. А в июле в деревне слышали плач ребенка на заводях. Старухи крестились и отворачивались. Мол, нечистая сила. Все знали, что русалки вынашивают детенышей ровно год. И как-то утром Тимоня нашел в огороде малыша. Он был совсем крохотным и смотрел на мир огромными зелеными глазами. Тимоня принес его своей матери и сказал: «Это мой сын». Растил он его один до двух лет. Потом женился. Прожид дет пять да сгинуд. Остались после него четверо ребятишек. Жена воспитывала их да Ваську. Те были чернявые, веселые — все в отца, а Васька — светленький, тихий, как не от мира сего. Подолгу гулял у реки, смотрел вдаль на воду. Соседи перешептывались, мол, видно, своих ищет. Потом женился. Появились у него дети, внуки. Пережил четырех своих жен, видно, передалось ему русалочье долголетие…
Вот такую историю поведала мне моя бабушка. Может быть, это правда, а может, и нет, но рыбу в нашей семье и сегодня не очень-то жалуют, а у моей сестры прямые золотистые волосы и зеленые с поволокой глаза…
Леонелла Струэр (Альфира Ткаченко)
Магистр и Лауреат МФ ВСМ (2012); лауреат премии «Золотое Перо Руси» (2012–2013), призер ЛК «Золотые строки»