— Хотя, я вижу, и победила тебя в сражении, но ты причинил мне тяжкое горе, коварством отнявши у меня сына, и я насыщу тебя кровью, как угрожала!
Сказав это, Томирис своими руками приподняла тело Кира и погрузила его голову в мешок, полный крови.
«Относительно смерти Кира существует много рассказов, — заключает Геродот свое повествование о царе Кире, — я привел наиболее правдоподобный».
Так погиб Кир, «царь народов, великий царь, могучий царь», как тогда именовали его.
Персы называли его отцом, а греки считали образцом государя и законодателя.
Он царствовал двадцать восемь лет.
В городе Пасаргады поставили персы Киру гробницу. Это была небольшая массивная башня, окруженная колоннами. Густые деревья окружали гробницу и охраняли от жгучего солнца, — тому, кто лежит здесь, нужны тишина и покой, потому что в жизни его не было ни покоя, ни тишины.
Наверху гробницы устроен склеп с очень узким входом. Там стояло золотое ложе и на нем золотой саркофаг, стол с золотыми кубками, множество царских одеяний и украшений с драгоценными камнями хранилось там. Там же лежало и оружие царя — его лук, щит и меч. Над всем этим была надпись:
«Человек! Я, Кир — создатель державы персов, и я был царем Азии. Поэтому не завидуй мне за этот памятник».
Потом гробницу разграбили, ложе и саркофаг разбили на куски. Хотя маги сторожили ее и получали за это каждый день овцу и каждый месяц — лошадь.
Все это было очень давно. Прошли тысячелетия, и в долине Мургаб, где шумел богатый город Пасаргады, нет ничего. Лишь несколько обломанных колонн, кое-где цоколи, на которых стояли колонны, каменные косяки от ворот — вот и все, что осталось от столицы древних персидских царей..
Но гробница Кира стоит и сейчас. Только ни зелени, ни прохлады нет около нее. Солнце палит древние камни, и степной ветер обвевает их жарким дыханием. И никаких пышных надписей, о которых говорит Геродот, нет на ней. Лишь одна строка доносит нам из давних времен голос великого полководца:
«Я, Кир, царь Ахеменид».
Поликсена СоловьеваПОБЕДИТЕЛИ СИЛЬНЫХ
Велико и могущественно было в древности персидское государство. Оно охватывало Азию, часть Африки и начинало уже протягивать руки к Европе. Царь этого огромного государства назывался «Великим царем». «Долгорукий» было также одним из его прозвищ, потому что рука его протягивалась по всей земле, и ни единый народ не был от него в безопасности. Его зимняя столица город Сусы, построенный в виде сокола с распростертыми крыльями, выражал собой это могущество.
Войска персидского царя были бесчисленны, целые народы составляли отдельные части этого войска. Богатства всего мира стекались в царскую сокровищницу так же быстро и неуклонно, как реки стекают в море. Подвластные народы платили ему дань долотом, а те, у которых не было золота, — дорогими предметами и рабами. Эфиопы давали слоновые клыки и черное дерево; арабы, как евангельские волхвы, приносили ладан; кавказские племена присылали сто юношей и сто молодых девушек. Кроме того, само персидское государство снабжало пищей и всем нужным царя и его двор. Один город поставлял хлеб, другой — мясо; этот — вино, а тот — охотничьих собак. Один Вавилон содержал табун для царской службы более чем в шестнадцать тысяч лошадиных голов. Кроме того, никто не мог испросить свидания с монархом, не сложив к его ногам дара, более или менее ценного, смотря по состоянию просителя.
Царь брал у рыбака рыбу и у пастуха овцу, так же точно как сундук с золотом у целой провинции или какую-нибудь драгоценность у своего вельможи. Эти вельможи назывались в Персии сатрапами. В городах Сусы, Экбатаны и Персеполисе у Великого царя были сокровищницы, наполненные золотом. Металлические монеты, расплавленные в горниле, выливались там в жидком виде в глиняные вместилища, сделанные в земле. Когда металл остывал, разбивали глину и, по мере надобности, резали золото, превратившееся в сплошные слитки.
Удивительная роскошь окружала грозного царя.
В мраморных дворцах его, украшенных пурпуром, стояли золотые ложа на порфировых помостах.
Двор царя состоял из стражи, бесчисленных сановников, ловчих, мальчиков-прислужников и рабов. В садах, окружавших дворец, росли кедры, розы, прыгали антилопы, пели соловьи. Пятнадцать тысяч гостей пировали каждый день за царским столом.
В один день уничтожались тысяча быков, четыреста баранов, пятьсот откормленных гусей, триста голубей, шестьсот редких птиц, груда муки, потоки масла, море вина и столько пряностей, что ими можно было нагрузить целый корабль. «Царские уста», как называли впоследствии эти трапезы, были бездной, поглощавшей ежедневно пропитание большого города.
Среди всего этого блеска и роскоши Великий царь был скрыт, как таинственное божество, невидимое и недоступное. Народ знал его только в образе крылатых быков с человеческим лицом, выставленных у дверей его дворца и изображавших собою его силу и могущество.
Пурпурная завеса скрывала, как облако, это земное солнце от тех, кто был допущен на свидание с ним. Всякий приближавшийся к царю должен был прежде всего распростереться у его ног. Смерть поражала дерзкого, осмелившегося явиться к царю без зова.
Царь мог делать все что хотел. Законы уничтожались по его прихоти. Всякое повеление, вышедшее из его уст, было роковым и неотменным.
Он мог в нем раскаяться, но взять его назад не мог, как лук не может вернуть стрелу, спущенную его тетивою. Подданные Великого царя принадлежали ему телом и душою: все были одинаково рабами. Самовластный владыка относился к заслуженному сановнику так же, как к смотрителю за конюшнями или носителю опахала.
Персидский царь Камбис, желая однажды доказать свою ловкость одному вельможе, выстрелил из лука в его сына и, в присутствии отца, попал стрелою между глаз. В другой раз он велел зарыть в землю по горло двенадцать юношей из знатных семейств, без всякого повода, без гнева, под влиянием минутной прихоти.
Таков был Великий царь, воплощенное могущество и чудовищность Востока. Земля, как сказано в Библии, «трепетала и безмолвствовала перед ним».
На крайней границе его государства, на тощем и сухом полуострове, перерезанном горами с каменистыми скатами, копошился народец, у которого, по словам одного его поэта, «бедность была молочной сестрой». Но судьба дала этому народу божественные дары, для того чтобы он передал их всему миру. Народ этот был греки, а дары эти были — светлый ум, способность к наукам и искусствам. Ни один народ не строил таких храмов и не высекал из мрамора таких статуй, как греки. У них было врожденное благородство, стремление к красоте и совершенству, благодаря которому преображалось все, к чему они прикасались.
Греки, как и большинство древних народов, обожествляли природу. В природе и во всех ее явлениях они чувствовали живую душу, и эта душа представлялась им в виде разных божеств. Но у других народов, менее развитых и слабее чувствовавших глубокую красоту природы, чем греки, эти божества часто бывали грубы, безобразны и жестоки, а рассказы об их происхождении и деяниях иногда совсем бессмысленны.
У греков же все рассказы об их богах и полубогах-героях всегда полны глубокого смысла, а сами эти боги и герои так величественны и прекрасны, что до сих пор все народы помнят их имена и подвиги. Греческие трагедии, в которых изображена печальная и страшная судьба целых поколений людей, полны таких мудрых мыслей и высоких чувств, что до сих пор их изучают и ставят на сценах наших театров. Язык греков был сверкающий и звучный, всякий другой казался после него грубым говором. Несмотря на свою бедность и скудость своего края, греки сознавали свое врожденное благородство. Любовь к славе побуждала их к труду и подвигам.
В этом уголке земли вставала заря вечного просвещения; незаметный народец чувствовал, что в нем трепещет душа мира.
Но все дары греков еще не проявились вполне. Нужно было, чтобы меч расшевелил этот тлевший огонь и превратил его в огромное пламя, освещающее и до сих пор весь мир.
Лет за пятьсот до Рождества Христова Персия объявила Греции войну. Тяжелый нескладный гигант Азии выступил против гордого человечка. Этот человечек один держался прямо среди покоренных племен, и это оскорбляло даже издали гордость гиганта.
У персидского царя Дария было несколько причин начать войну с Грецией. Во-первых, когда две покоренные Персией провинции возмутились против власти сатрапов, греческий город Афины пришел на помощь восставшим и сжег город Сарды, принадлежавший Персии. Во-вторых, Дария подговаривал к войне правитель одной страны, завоеванной Грецией, и, в-третьих, у Атоссы, жены Дария, явилось фантастическое и неотвязное желание, чтобы ей прислуживали молодые афинские девушки.
Узнав о сожжении Сард, Дарий сначала спросил только: «А что такое Афины?» — с удивлением человека, которого укусило в пятку невидимое по своей малости насекомое. Но потом на него нашел гнев; он пустил в небо стрелу, как гонца, и воскликнул: «Дай мне, боже, отомстить афинянам!» Рабу было приказано стоять сзади царя за столом и трижды повторять ему во время еды: «Господин, помни об афинянах!»
Первым действием Дария было отправить в греческие города послов с требованием горсти земли и чаши воды, что служило знаком покорности и вступления в подданство. Страх перед персидским могуществом был так велик, что большинство городов греческих согласилось исполнить требование, но Спарта и Афины дали жестокий и гордый ответ на дерзкое требование.
Спартанцы бросили в колодец посла Дария, крича ему, чтобы он сам достал себе оттуда землю и воду для своего царя. Афиняне были глубоко оскорблены, когда переводчик, находившийся при после, передал им на их родном языке дерзкое и унизительное требование Дария. Им казалось, что оскверняют их святыню, так как они верили, что сами боги говорили по-гречески. В гневе сбросили они персидского посла в реку.