– Ого, откуда это у тебя? – воскликнул Бог. Человек, не вынимая трубки изо рта, пробормотал:
– Черт его знает, откуда. Лучше бы я стал сапожником. Сидишь тут и маешься…
И о чем бы любимый Бог ни спрашивал, человек пребывал в дурном настроении и отвечал в таком же роде. Пока речь не зашла о важном письме тамошнего бургомистра. Тогда-то, даже не будучи спрошенным, он все и рассказал любимому Богу. Оказывается, у него давно уже не было никаких заказов, он бедствовал, а тут предложили изготовить для городского сада статую под названием «Истина». Скульптор работал день и ночь в отдаленной мастерской, и любимый Бог, если бы он все это увидел своими глазами, поневоле предался бы старым воспоминаниям. И не сердись он на свои руки, наверняка снова затеял бы чего-нибудь. Но в назначенный день, когда статую под названием «Истина» собиралась уже установить на своем месте в городском саду, где и Бог мог бы увидеть ее во всем совершенстве, возник большой скандал, поскольку комиссия из отцов города, учителей и других влиятельных особ потребовала, чтобы фигуру, прежде чем ее представлять публике, хотя бы частично прикрыли какими-нибудь одеждами. Любимый Бог поначалу даже не понял, почему художник так громко чертыхался и клял все на свете. Отцы города, учителя и другие ценители ввели его в этот грех, и любимый Бог, разумеется… Но вы так ужасно кашляете!
– Уже прошло… – сказал мой учитель совершенно чистым голосом.
– Добавлю лишь самую малость. Любимый Бог оставил доходный дом и городской сад и уже хотел выдернуть свой взор, как выдергивают из воды удочку, одним рывком, чтобы посмотреть, не попалось ли что-нибудь напоследок. И действительно, на крючке что-то висело. Совсем маленький домик, где оказалось много людей, и на каждом совсем немного одежды, поскольку все они были очень бедны.
– Так вот оно в чем дело!.. – подумал любимый Бог. – Людям надо, чтобы они были бедными. Эти, кажется, уже достаточно бедны, но я сделаю их еще беднее, чтобы у них не нашлось даже рубашки.
Так замыслил любимый Бог.
И я поставил голосовую точку, чтобы показать, что я закончил. Учитель не скрывал своего недовольства. Он посчитал, что эту историю не назовешь законченной и закругленной, впрочем, так же как и предыдущую.
– Да, – извинился я, – тут должен появиться поэт, чтобы изобрести для этой истории какое-нибудь фантастическое завершение, потому что действительно у нее еще нет конца.
– Как так? – Учитель выжидательно посмотрел на меня.
– Но, милый господин учитель, – вспомнил я, – как же вы забывчивы! Вы же сами состоите в правлении общества по оказанию помощи беднякам…
– Да, уже приблизительно десять лет состою – и?..
– В этом-то и загвоздка! Вы и ваше общество уже длительное время препятствуете, чтобы любимый Бог достиг своей цели. Вы одеваете людей.
– Но позвольте, – сказал учитель скромно, – это просто любовь к ближнему. Это в высшей степени угодно Богу.
– Ах, и в компетентных инстанциях совершенно в этом уверены? – спросил я простодушно.
– Разумеется. Я как член правления не раз слышал благодарственные слова. Приватно скажу, что при первой возможности мою деятельность хотят таким образом… вы понимаете? – Господин учитель стыдливо покраснел.
– Желаю вам самого наилучшего, – сказал я. Мы подали друг другу руку, и господин учитель пошел такими гордыми и размеренными шагами, что я уверен: в школу он опоздает.
Как я услышал позднее, часть этой истории (насколько она подходит) все же стала известна детям. Неужели господин учитель ей приделал поэтический конец?
Как на Руси появилась измена
У меня появился еще один друг по соседству. Это светловолосый парализованный человек, и он сидит на стуле у окна зимой и летом. Он выглядит очень молодо, даже в его настороженном лице иногда проявляется что-то мальчишеское. Но бывают дни, когда он как бы остаревает, минуты пролетают над ним, как годы, и он вдруг становится старцем, чьи бледные глаза жизнь почти уже покинула. Мы давно знакомы. Сначала просто встречались взглядами, потом обменивались улыбками, целый год здоровались, и Бог знает, сколько уже времени мы рассказываем друг другу то одно, то другое, без разбора, как получается.
– Добрый день, – крикнул он, когда я проходил мимо, а его окно было еще открыто в щедрую и тихую осень. – Давно вас не видел.
– Добрый день, Эвальд. – Я подошел к окну, как всегда и делал, когда мне было по пути. – Я уезжал.
– Где же вы были? – спросил он с нетерпеливым блеском в глазах.
– В России.
– О-о, так далеко. – Он откинулся на спинку стула. – Что это за страна, Россия? Очень большая, так ведь?
– Да, – ответил я, – большая, и кроме того…
– Я глупо спросил? – улыбнулся Эвальд и покраснел.
– Нет, Эвальд, напротив. Когда вы спросили, что это за страна, мне многое стало понятным. Например, с кем Россия граничит.
– На востоке? – поспешил мой друг.
Я подумал:
– Нет.
– На севере? – допытывался парализованный.
– Видите ли, мне пришло в голову, что прикидка по карте испортила людей. Там все ровно и равнинно, и если обозначены четыре стороны света, людям кажется, что все сделано. Но страна все-таки не географический атлас. На ней есть горы и пропасти. Ведь ей приходится с чем-то соприкасаться вверху и внизу.
– Гм, – задумался мой друг, – вы правы. А с чем могла бы Россия граничить сверху и снизу?
Сейчас больной выглядел совсем как мальчишка.
– Вы сами знаете, – воскликнул я.
– Может быть, с Богом?
– Да, – подтвердил я, – с Богом.
– Так, – понимающе кивнул мой друг. Лишь после этого он несколько засомневался: – Разве Бог – это страна?
– Не думаю, – возразил я, – но в простых языках многие понятия имеют одно и то же название. Существует страна Бог, и тот, кто ею правит, тоже Бог. Простые народы часто не различают свою страну и своего императора. Оба велики и доброжелательны, ужасны и велики.
– Понимаю, – медленно сказал человек в окне. – А в России замечают, с чем они соседствуют?
– Замечают при всех обстоятельствах. Влияние Бога очень сильное. Как бы много чего ни привносилось из Европы, вещи с Запада – камни, как только они оказываются за границей. Иногда – драгоценные камни, но это только для богатых, для так называемых образованных, в то время как из другой страны поступает хлеб насущный, которым живет народ…
– И у народа в избытке хлеба?
Я задумался:
– Нет, такого никогда не бывает. Доставка от Бога затруднена некоторыми обстоятельствами. – Я попытался отвлечь его от этой мысли. – Но многое взято от обычаев этого широкого соседства. Например, весь церемониал. С царем разговаривают, как если бы разговаривали с Богом.
– Так, значит, не говорят «ваше величество»?
– Нет, обоих называют «отец-батюшка».
– И перед обоими падают на колени?
– Перед обоими падают ниц, касаются лбом пола, и плачут, и говорят: «Грешен я, смилуйся, отец-батюшка». Немцы, видя это, утверждают: совершенно недостойное рабство. Я так не считаю. Что значит преклонить колени? Значит, объясниться: я благоговею. Для этого достаточно обнажить голову, думает немец. Конечно, приветствие, поклон в известной степени выражают то же самое, но это – своего рода укорочения, почему и возникли в странах, где нет настолько великого пространства, чтобы каждый мог бы распластаться на земле. Но к укорочениям, скорее всего, прибегают механически, уже не осознавая их смысла. Поэтому хорошо, где есть еще пространство и время для того, чтобы целиком, без сокращений написать этот жест, это прекрасное и важное слово: благоговение.
– Да, если бы я мог, я бы тоже преклонил колени, – размечтался парализованный.
– Но, – продолжал я после некоторой паузы, – в Россию приходит от Бога много чего и другого. Ощущается, что всякое новое введено им самим, каждое платье, каждое блюдо, каждая благодать и даже каждый грех должны сперва получить одобрение Бога, прежде чем войти в обычай.
Больной посмотрел на меня почти с испугом.
– Это всего лишь сказка, на которую я ссылаюсь, – поспешил я его успокоить, – так называемая былина, по-немецки – то, что было давным-давно. Я вам расскажу вкратце. Озаглавлена она просто: «Как на Руси появилась измена».
Я прислонился к окну, и парализованный закрыл глаза, как он обыкновенно делает, если начинается какая-нибудь история.
Страшный царь Иван хотел наложить дань на соседних князей и угрожал им большой войной, в случае если они не пришлют, сколько положено, золота в Москву, в белый город. Князья держали совет и сказали все как один человек: «Мы загадаем тебе три загадки. Поезжай в день, какой тебе укажем, на восток, к белому камню, где мы соберемся, и дай нам три ответа. Если ответы правильные, дадим тебе двенадцать бочек золота, кои ты от нас требуешь». Царь Иван Васильевич задумался, да только ему мешали несчетные колокола его белого города Москвы. Тогда он призвал своих ученых и советников и повелел каждого, кто не сможет ответить на эти вопросы, волочить на большую Красную площадь, где как раз построили храм Василия Босого, и просто обезглавливать. За таким занятием время пролетело так быстро, что глядь, а он уже едет на восток, к белому камню, где его ждут князья.
Он не знал ни одной отгадки ни на один из трех вопросов, но езда верхом на лошадях предстояла долгая, и еще оставалась надежда встретить какого-нибудь мудреца; в те времена скиталось много беглых мудрецов – из-за привычки всех царей отрубать им головы, если те оказывались недостаточно мудрыми. Разумеется, такой беглец ему на глаза не попался. Но однажды утром царь увидел старого бородатого крестьянина, который строил церковь. Крестьянин уже сколотил стропильную конструкцию купола и теперь обшивал ее маленькими дощечками. Поэтому довольно странно, что старый крестьянин снова и снова слезал с церкви, чтобы по одной поднимать узкие дощечки, сложенные на земле в кучу, вместо того чтобы захватить много за один раз в по