Уход от действительности, замыкание от мира на своем «острове» – мы менее всего склонны это идеализировать. Но в тот период, в той обстановке – это была железная необходимость. Наш «остров» представлялся единственным оазисом среди пустыни. Каждый чувствовал – писать надо. Любовь к литературе и писательское самоуважение требовали преодолевать гнет, сбрасывать апатию и отчаяние хотя бы искусственно, хотя бы по-детски – игрой, соревнованием, и вот откуда искусственная, как бы несерьезная, «коллективная» форма этой книги: сборник стихотворений на заданные темы…
Преобладающее число участников этой книги – члены литературного объединения «Чураевка», плодотворно работавшего в Харбине до превращения Маньчжурии в «Мань-чжуго». Название «Чураевка» происходит от заглавия серии романов сибирского писателя Г. Гребенщикова «Чураевы ». Но это название было чистейшей случайностью и осталось за объединением лишь по инерции. Ничего общего с идеями Гребенщикова объединение не имело, если не считать его самого раннего, «детского», вернее «утробного» периода, когда кружок не оказывал никакого влияния на литературную жизнь дальневосточной эмиграции. На самом деле «Чураевка» представляла собой литературную школу для молодых поэтов, где подхватывалось и изучалось всё новое в советской и эмигрантской (преимущественно парижской) литературе, причем преобладало внимание к литературной технике, к «лабораторной» стороне литературного творчества, к чисто внешнему уменью. Из литературных влияний (при всей их пестроте) преобладало влияние символизма и акмеизма.
Судьба разметала поэтов, представлявших основное ядро «Чураевки», но она же сблизила их на новой платформе снова более чем через десять лет в Шанхае, куда за это время постепенно переместилась культурная жизнь всей эмиграции из задушенного японцами Харбина. Потребность объединения назрела не сразу, а постепенно. К концу 1943 года она ощутилась как необходимость. Так возникла « Пятница » (как участники сборника постепенно привыкли себя именовать).
За это время литературная жизнь дальневосточной эмиграции совершенно замерла. Печататься было негде, да и – правду сказать – не для кого. «Пятница» началась в условиях, менее всего благоприятствовавших литературным занятиям. Отпечаток этот и лежит на этом сборнике. Надо было создавать хотя бы искусственные стимулы и условия для творчества, чтоб не задохнуться в мертвящей атмосфере. И писание на заданные темы, вынимаемые из «урны» (просто-напросто стакана), в порядке «дисциплины», стало одним из условий. Все-таки стимул!..
Постепенно игра увлекла. Увлекла потому, что стала рассматриваться не как игра, а как дело долга. Впрочем, тут действовало не только увлечение или упрямое желание – во что бы то ни стало – торжествовать над условиями. Тут действовал, пожалуй, и инстинкт самосохранения. Гибель моральная, гибель физическая – это не для красного словца сказано. Угроза такой гибели была более чем реальна. Эти годы в Шанхае и других городах Дальнего Востока многих русских людей «с душой и талантом» (Пушкин) подкосили, обескрылили, обескровили, надорвали, опять-таки, или физически, или морально…
« Пятница » тоже вышла из испытаний этих страшных лет с глубокой кровоточащей раной. Мы имеем в виду смерть (11 декабря 1944 года) поэт и публициста Николая Петерец – фактического организатора и инициатора всех наших начинаний, непримиримого врага всякой халтуры, неустанного борца за качество, умевшего вносить целесообразность даже в тот тяжкий «искус молчания», который был навязан нам условиями.
Каждый из нас – на жизнь – вынес горячую благодарность к этому человеку, не терявшемуся ни при каких обстоятельствах и всегда умевшему быть человеком в самом хорошем, в самом благородном значении этого слова.
Но работать с нами он продолжает !
Вот линии работы, намеченные Николаем Петерец в области дальневосточной литературы:
«1. Бороться за создание таких условий, при которых был бы возможен дальнейший количественный и качественный рост дальневосточных литературных сил.
2. Везде и во всем утверждать здоровую – беспощадную -критику, вне которой немыслимо осуществление первой задачи и даже приближение к ее осуществлению.
3. Пересматривать литературно-критические оценки, вырабатывая правильные критерии, которые становились бы достоянием не отдельных кружков, а, более или менее, широкой аудитории» (Журнал «Сегодня» № 34, 1 октября 1943 года).
Эти три направления остаются нашими направлениями и сейчас. Культурная жизнь во всем мире и на Дальнем Востоке должна выйти (если еще не вышла) из замурованного состояния, и поэтому перспективы нашей деятельности в указанном направлении значительно раздвинулись. Пусть этот сборник -итог двухлетнего совместного труда – станет началом стремительного движения по указанным направлениям!..
Структура этого сборника такова.
Он разделен на отделы – «веера», как счастливо выразился один из его участников, – по темам. Этих тем – двадцать, и идут они в том порядке, в каком писались. В каждом таком «веере» содержатся стихотворения на обозначенную тему, написанные различными авторами (в алфавитном порядке).
Такая структура показалась нам наиболее целесообразной. Она, во-вторых, удобна для читателя, который имеет возможность сравнивать, как откликнулся (или вообще не откликнулся) тот или иной автор на ту или иную тему. [2]
Это со стороны формы.
Со стороны содержания читатель отметит, прежде всего, разнохарактерность подхода к теме у различных авторов, в зависимости от их поэтической индивидуальности. Тут, в сущности, представлены различные мировоззрения, различные оттенки философской мысли, различные литературные влияния (от символистов до современной советской поэзии). Но «единство в разнообразии» имеется, и это единство сводится к двум моментам:
1. безоговорочно лояльное отношение к новой духовной культуре, творимой в социалистическом государстве (в иных случаях и прямое влияние этой культуры),
2. серьезное отношение к творчеству, стремление дать, действительно, максимум – по способностям, борьба за качество (хотя, естественно, участники сборника далеки от мысли считать эти свои произведения чем-то совершенным).
В общественно-политическом смысле, собственно, первый момент связан неразрывно со вторым. Новая советская культура подразумевает неустанную борьбу за качество; борьба за качество, в свою очередь, способствует вникновению в новую советскую культуру.
Впрочем, никто не сформулировал этого точнее и лаконичнее, чем Николай Петерец в журнале «Сегодня», на базе которого и возникло это объединение:
«Надо быть тружеником, чтоб понять государство трудящихся!»
Далее читатель, вероятно, отметит, что в сборнике сравнительно мало отразилась страшная злободневность только что отбушевавшей войны (во всяком случае, прямо не отразилась). Но серьезный литератор вряд ли может зачислить себе это в минус. Художник, поэт, а не просто «литературных дел мастер» пишет, как правило, о виденном, о глубоко пережитом, об отстоявшемся. Вот почему сборник злободневен лишь в малой его части. Но это не значит, что он не современен. Настроения, отраженные в сборнике, в большой мере типичны для целого слоя людей, оторвавшихся на довольно большой исторический период от своей родной страны, но так и не сумевших врасти корнями в каменистую заграничную почву. Под этим углом сборник может представлять интерес (как подсобный материал) не только для любителя поэзии, но и для социолога.
Каковы бы ни были дефекты и несовершенства этого сборника, думается, в нем присутствуют элементы подлинного творчества, искренние поиски художественной правды, крупица того, что высказал с вдохновенной силой Александр Блок:
О, я хочу безумно жить!
Всё сущее увековечить,
Безличное вочеловечить,
Несбывшееся воплотить.
Это святое хотение великого русского поэта – пусть с весьма скромными художественными достижениями – одушевляло и продолжает одушевлять участников сборника, который представляет частичный итог двухлетнего совместного труда – в изоляции, в условиях, удушавших всякую культурную деятельность, на пресловутом « острове ».
Добавим к этому, что в числе участников этого сборника не отмечен член «Пятницы» Виталий Алексеевич Серебряков, принимавший самое непосредственное участие во всей организационной работе объединения, а также в выпуске этой книги.
Несмотря на вынужденную изоляцию « Пятницы » во время войны, здоровая общественность с культурными запросами и непобедимым стремлением поддерживать любое творческое начинание всегда оказывала нам свое содействие. Одним из деятельнейших представителей такой общественности и является В. А. Серебряков, организаторские данные которого постоянно обеспечивали нам возможность работать.
Роли В. А. Серебрякова мы не можем не отметить хотя бы потому, что она, несмотря на ее часто решающее значение, была и остается незаметной. Это мы и делаем с искренним хорошим чувством…
«Мои это годы, моя это боль и судьба!» Жизнь и творчество Николая Щеголева в контексте судьбы «взыскующих поэтов» дальневосточного зарубежья [3]
В мощном движении таинственных механизмов истории судьба отдельного человека – песчинка, в пределах одной семьи – целая эпоха. Из частной судьбы складываются судьбы поколений. А спустя какое-то время именно личной жизнью «одного из многих» поверяются исторические сюжеты, драмы и трагедии.
В конце XIX века геополитические прожекты России на Дальнем Востоке совпали со стратегическими интересами Китая, опасавшегося вторжения воинственной Японии. Началось строительство КВЖД, повлекшее за собой рождение посреди топких маньчжурских болот русского города – Харбина. Возникнув на месте ханшинной деревушки [4] , Харбин стал «расти как на дрожжах, стремительно, на глазах, как растут тополя в Маньчжурии, обрастать по берегу Сунгари новым городом и Фудзедяном и вокруг этими разными городками-спутниками – Нахаловкой, Корпусным городком, Чинхе, Гондаттьевкой» [5] . Со всех концов России в этот край открывшихся возможностей хлынули коммерсанты, биржевики, рабочие, ремесленники – все те, кто мечтал улучшить материальное положение, по разным причинам спрятаться от власти, просто обмануть судьбу, начать новую жизнь. Судя по харбинской переписи 1903 года, в это время в столице КВЖД проживало 15579 русских подданных [6] .