― Еще лучше. Нет такого понятия «слишком много протеина» в диетпитании спортсмена. Лучше мне опуститься туда. Может быть, даже вернуться за второй порцией сегодня вечером. ― Он придерживает одной рукой мое лицо и поворачивает голову, чтобы поцеловать меня. Наши языки находят друг друга и счастливо танцуют вместе. Мои соски твердеют от жара между ног, а также прохладного ветерка в комнате. Он крутит один из них между пальцами. Затем отпускает и скользит под одеяло, где я его не вижу.
Сэйдж разводит мои ноги и устраивается между ними. Сначала он ничего не говорит, и мое самосознание включается. Знаю, что моя киска совершенно нормальная. Эпилированная воском ― каждый миллиметр, словно девственная роза прямо перед цветением ― гладкая до щелочки и розовая. Все там, где и должно быть. Тогда почему он ничего не говорит? Может, он задыхается под одеялом. Нужно проверить, как у него дела. Не хотелось бы писать такой некролог:
Умер между ног от недостатка кислорода в тот же день, когда я обедала сэндвичем с тунцом...
О, боже. Я забыла про сэндвич.
― Сэйдж? ― бормочу я, сдвигаясь вверх. Но он прижимает меня обратно вниз за бедра одним быстрым движением, раздвигая ноги еще шире.
― Заткнись, ― приказывает он из-под одеяла, этот огромный человек, двигающийся под мягкой тканью. ― ДжоДжо? Я думаю, нам нужно разорвать наши фальшивые отношения.
― Почему? ― мои глаза вспыхивают, а щеки краснеют.
― Потому что я просто влюбился. И речь идет о любви с первого взгляда. Твоя киска такая чертовски красивая, что хочу на ней жениться. Могу я жениться на твоей киске? Остальное твое тело может остаться одиноким, клянусь.
Смеюсь и игриво хватаю его за то, что как я предполагаю, является его головой или плечом, оба очень жесткие и круглые.
― Если ты любишь ее так сильно, то ты должен дать ей немного любви и заботы. Покажи, что ты действительно чувствуешь, ― поощряю я, кусая нижнюю губу, и улыбаюсь.
― Могу я поцеловать ее? Или она не целуется на первом свидании?
― Она определенно целуется. Она немного потаскушка.
Чувствую, как его язык порхает у основания моей киски, рядом с моим входом, и дрожу от внезапного влажного и теплого ощущения. О. Боже.
― Назови ее еще раз шлюшкой, и я вышвырну тебя из этого менажа.
― Ты не можешь этого сделать. Я привязалась к ней.
Наш разговор становится абсурдным. Но все же таким веселым. Сэйдж широко раскрывает меня пальцами и погружает в меня свой язык, проникая в меня еще глубже. И я громко стону и сжимаю его голову под одеялом.
― Черт возьми!
― Черт, а она целуется еще лучше, чем ты, ― говорит Сэйдж.
Я снова хватаю его за голову, когда он начинает доставлять мне удовольствие под одеялом. Засовывая свой язык в меня, и еще используя большой палец, чтобы потереть мой клитор, восхитительно кружа по нему, заставляя меня захотеть плакать от счастья.
― Да, почти. О, Сэйдж. О, Сэйдж. О…
Я так близко, и он это знает, потому что прижимает мои бедра к кровати, не давая мне отказать ему в доступе к самой чувствительной части. Поскольку его руки теперь заняты, он использует кончик носа, чтобы тереть мой клитор, продолжая трахать меня языком.
― Забери свои слова назад, ― его голос темный и серьезный.
Это так не похоже на моего лучшего друга, которого я знаю и люблю. И все же, этот голос больше не странный для меня. Именно так звучит мой любовник. Мужчина, с которым хочу переспать, и делать очень недружеские, но такие приятные вещи.
― О… О чем? ― заикаюсь я от своего плотского желания.
― О том, что твоя киска потаскушка. Она не чертова потаскушка. Она открывается и поет, но только для меня. Она шлюха, но только для меня. Она гребаная похотливая маньячка. Но. Больше. Ни. Для. Кого. Кроме. Меня. Поняла?
Господи, его грязные разговоры так возбуждают. Киваю сама себе, сглатывая. Чувствую горячую волну кульминации, омывающую меня, начиная с макушки головы и до кончиков пальцев ног. Я, как лист, дрожу и трясусь.
После того, как кончаю, Сэйдж одним плавным движением появляется из-под одеяла. Его лицо окрасилось в розовый цвет, а губы блестят от моего возбуждения. И... он похож на того мальчика, в которого я снова влюбилась. Такой ранимый, сломленный и невероятно молодой. От всего происходящего у меня полный бардак в голове, и мне интересно, чувствует ли он то же самое. Как будто Сэйдж ступает по канату между знакомством и взрослыми играми. Словно наши сердца связаны невидимой нитью, и каждый раз, когда один из нас тянет, то другой чувствует это.
― Скажи мне, что она моя, ― шепчет он.
Моргаю. Мне нужна секунда, чтобы понять, что он говорит о моей киске. Снова. Я ухмыляюсь.
― А Сэйдж Младший мой? ― Протягиваю руку между нами, чтобы схватить его стояк. Он голый под одеялом, а я хочу все увидеть и попробовать.
― Он принадлежит тебе. Я твой. Мы оба твои. Если... ― Пауза. Мгновение тишины. Потом он заметно сглатывает. ― Если ты хочешь нас.
Звучит серьезно. Очень-очень серьезно. Но я знаю его достаточно хорошо, чтобы признать, что у Сэйджа есть главный недостаток ― он настоящий подхалим. Нужно напоминать себе, что он скажет все, что я хочу услышать, и ему это не составит труда. Сэйдж не думает о последствиях, чтобы получить то, что хочет. По правде говоря, у него никогда не было серьезных отношений, и он никогда не приводил одну и ту же девушку в нашу квартиру дважды. Поэтому напоминаю себе, что это всего лишь игра. Игра, которая закончится в мае, и после этого наши отношения никогда не будут прежними. Сэйджа позовут куда-нибудь в экзотическое место, и он станет неприлично богатым, а я продолжу свою жизнь в маленьком городке в Луизиане. Вероятность того, что все это произойдет, окатывает меня, как холодное ведро льда.
Это все временно.
Реальность такова, что он хочет фальшивую девушку до мая, потому что после он уедет в Бостон или Калифорнию делать карьеру. Ему просто нужен какой-то опыт с девушкой, прежде чем он уйдет, чтобы не чувствовать, что он что-то пропускает.
Будет использовать меня.
И бросит меня.
Он. Забудет. Обо. Мне.
И каждый раз, становясь свидетелем того, как он навещает свою маму на другой стороне дороги на Рождество или День благодарения, я буду помнить, что была всего лишь еще одним трофеем.
Сглатываю, а глаза наполняются невыплаканными слезами.
― Саймон Коуэлл, ― хриплю я, мой голос едва слышен. Его брови потрясенно хмурятся, а губы раскрываются в неверии.
― ДжоДжо?
― Саймон Коуэлл, ― повторяю, мой голос повышается на октаву выше. ― Пожалуйста, уйди, ― добавляю тише.
Он откатывается от меня, опирается головой о предплечье и наблюдает за мной. Мое сердце бьется с перебоями, когда сдвигаюсь на край кровати, бросаясь за своей сорочкой, внезапно забывая об усталости, голоде и счастье, и бреду на кухню.
Не оглядывайся назад, не оглядывайся назад, не оглядывайся назад.
На кухне из морозильника достаю вишневое мороженое «Бен и Джерри». Это Сэйдж тот, о ком мы говорили, а не Брэндон. Он полностью стоит калорий. Я подпираю нижней частью тела столешницу, запихивая ложки мороженого себе в горло, даже не потрудившись толком попробовать. Моя спина повернута к коридору, так что я его не вижу. Но чувствую. Широкие шаги. Идеальное тело. Жар распространяется от него и доходит до меня.
― Какого хрена все это было, ДжоДжо? ― спрашивает Сэйдж.
Голос звучит совсем не раздражено. Просто грустно и... разочаровано. Боже, сама мысль, чтобы разочаровать его после всего, через что мы прошли, не что иное, как мучение. Мы так много обещали друг другу и хорошо выполняли эти обещания. Я не хочу, чтобы это изменилось. Не хочу, чтобы мы менялись.
― Я больше не могу быть твоей подставной девушкой.
― Но…
Оборачиваюсь и встречаю его взгляд. Вижу всю боль, которая плавает в его голубых глазах. Я не хочу этого видеть. Столкновение с ним отменит все логические решения, которые мне нужно принять прямо сейчас. На нем узкие черные боксеры, он словно Адонис со скульптурным лицом, просящий своего смертного друга сыграть в игру, в которой могут победить только боги.
― Саймон Коуэлл, ― говорю я в последний раз. ― Отпусти меня, Сэйдж.
Он качает головой, оборачивается и уходит, делая именно то, о чем я его попросила.
Глава 6
Сэйдж
На следующий день делаю немыслимое, чертовски неразумное: толкаю товарища по команде, потому что он разминался слишком близко от меня. Да, я не шучу. Квотербеки обычно стараются защитить свои руки и ладони, а не вторгаются в личное пространство других футболистов, чтобы начать драку.
― Какая, черт возьми, у тебя проблема? ― спрашивает Майкл, бросая шлем на траву и толкая меня в грудь.
Я просто ищу предлог, чтобы разукрасить лицо какого-нибудь первого встречного идиота. Так что этого достаточно для меня, чтобы нарушить его личное пространство и прорычать:
― Ты напросился на это, ублюдок!
Я уже практически наношу удар, зная, что это выставит меня в очень плохом свете, понимая, что скауты (прим.перев. в профессиональном спорте человек, который занимается сбором информации, наблюдением, разведкой и вербовкой спортсменов для своего клуба) рыщут на тренировочном поле, и могу слить все свое будущее в унитаз, когда чувствую, как большая рука оттаскивает меня прочь от Майкла. Том и Дре толкают Майкла в другом направлении, пока Марк держит меня поперек живота и тащит на другой конец поля. Мои ноги чертят две линии в грязи. Я всегда был агрессивным игроком. Это из-за того, что во мне живет огромный ребенок с чертовой кучей проблем. Вообще-то, я должен был стать аутсайд лайнбекером (прим.перев. одна из самых сложных и требовательных к навыкам позиций в линии защиты. У лайнбекеров больше обязанностей, чем у игроков на других позициях, так как им приходится прикрывать большой участок поля. Потому выделяют значительное количество типов лайнбекеров, даже внутри единственной позиции «аутсайд лайнбекер»). Но так получилось, что мой первый тренер сказал, что я слишком умен, чтобы не быть квотербеком, и вынудил меня занять эту позицию. Сегодня же чувствую себя особенно агрессивным. Таким мудаком, которого можно бросить в один ринг с Конором Макгрегором и Флойдом Мейвезером, и он все еще сможет выйти оттуда невредимым.