Знала вся округа.
Я со школы лично
С ним была знакома.
А теперь табличка
На фасаде дома».
На работу снова
Утром выйдут люди
После выходного…
А его не будет.
А тебя зазноба
Ласками разбудит
Страстно, до озноба…
А его не будет.
А её балетки,
Как всегда, обсудят
Бабушки-наседки…
А его не будет.
А сосед со справкой
Бронь себе добудет.
Балуется травкой…
А его не будет.
Осень. К ночи ветер
Дом и двор остудит.
Спать ложатся дети…
А его не будет.
Нас не станет… Мигом
Мир о нас забудет.
Он же. Будет в книгах.
Будет в песнях. Будет!
Октябрь, 2024
Алёна Нукра
Россия, Сарапул
Мой дед из пехоты
Видела во сне сегодня деда…
Молодой. Красивый. Полный сил.
«Знаешь, дед, ведь завтра День Победы!»
«День Победы. Жаль, я не дожил.»
«В этот день у нас идут парады
И Бессмертный полк который год.»
«Преодолевали мы преграды,
Чтоб на запад двигаться вперёд.
Шаг за шагом землю очищали,
Чтоб фашиста с Родины изгнать.
В сорок пятом даже не мечтали
С внуками в одном строю шагать.»
«Жаль, что всех не вспомнить поимённо,
В той войне кто голову сложил.
Но о вашем подвиге мы помним!»
Дед вздохнул и быстро закурил.
«Хоть во сне, тебя я видеть рада.
Дед, а расскажи мне о войне?»
От колючего стального взгляда
Поползли мурашки по спине.
«Знаешь, внучка, вспоминать мне больно,
Хоть давно быльём всё поросло.
Все рвались на фронт мы добровольно,
Горько провожало нас село.
А потом… окопы и землянки.
Горсть махорки… рядом автомат.
Грохот… дым… и вражеские танки.
А в руках лишь парочка гранат.
Этот бой я навсегда запомнил.
Друг собой меня тогда прикрыл.
Молодой ещё… совсем не пожил.
Жажда мести придала мне сил!
Мстил за друга… через всю Европу
До Берлина ставил цель дойти!
И копал… копал… и рыл окопы
Эти годы на своём пути.
И дошёл я к маю до Берлина,
Где солдат наш знамя водрузил.
Пуля-дура подлая… вражина.
Малость до победы не дожил.»
Сердце переполнилось печалью,
Растворился деда силуэт.
Но сегодня вся страна встречает
Дня Победы праздничный рассвет!
Забвение
В домишке старом у стола
Сидит забытая старушка…
Жизнь незаметно так прошла…
Ей красная цена – полушка!
Лицо в морщинах. В сердце – боль…
Глаза почти уже не видят,
Рассыпала на скатерть соль…
Не ведала, что так обидят…
Была когда-то молодой,
Беспечно юной хохотушкой.
И даже недурна собой —
Завидовали ей подружки…
Казалось, вечность впереди!
Прошла… И больше не вернётся…
Лишь только эхом боль в груди
Нет-нет да в сердце отзовётся…
Всё было… Дети… Дом… Семья…
Жаль, мужа рано схоронила…
Войне проклятой Бог – судья.
Детей своих одна взрастила.
Но, покидая отчий дом,
Взлетели соколы орлами,
Считая детство глупым сном,
Забыли как-то вдруг о маме…
Всё реже навещали мать…
Упор на занятость людскую…
Молилась, продолжая ждать…
«Храни вас Бог! Люблю… тоскую…»
С упорством продолжала ждать,
Надеялась, пойдут что внуки,
Почаще станут навещать…
Невыносимо жить в разлуке…
Не суждено… Забыли мать…
Слезу платочком утирает.
«Всё продолжают обещать…»
Надежда тихо угасает…
В домишке ветхом пустота…
Детей не встретит мать-старушка…
Лишь лунным светом залита
Погоста старая церквушка…
Ангелы смерти
Очень больно, что в мирное время
Похоронки летят по стране…
Хоронить – это страшное бремя,
Тех, кто гибнет в нелепой войне…
Сотни лет все мы вместе дружили,
Помогая друг другу в беде…
А теперь вместе роем могилы…
Только каждый в своей борозде…
Брат на брата оружие поднял,
И от горя безумная мать
Тех, кровиночку кто её отнял,
День и ночь начала проклинать.
Захлебнувшись в отчаянной злобе,
Враг нещадней эсэсовцев стал…
Убивал и младенцев в утробе,
В стариков беззащитных стрелял…
Флаг Победы ногами топтали,
За которую дед воевал…
Хладнокровно, цинично снимали,
Как солдат на костре умирал…
Сколько жертв ещё надобно смерти,
Чтоб безвинную кровь проливать?
Наши дети шагнули в бессмертие,
Жить порой не успевши начать…
Вставши в ряд с дедами и отцами,
Что погибли в Великой войне,
Русские призваны небесами,
Чтобы сверху хранить нас втройне…
Все погибли они не напрасно,
С честью выполнив воинский долг…
Пополнение в ряды безотказно
Принимает Бессмертный наш полк…
Анатолий Объедков
Россия, Великий Новгород
Не я в разведке крался средь болот,
Не мною захлебнулся пулемёт,
Не я был в рукопашном под Москвой,
Не я, Россия, слышал голос твой,
Не я поднял победный красный флаг,
Не видел я весь в надписях Рейхстаг,
Но мой отец на этой был войне —
И потому она живёт во мне.
И как смогу сейчас её забыть,
Коль злобный враг пытается разбить,
Распять мою любимую страну
И запалить глобальную войну,
Нацистскими руками развязать.
Чего теперь от Запада нам ждать?
Идут, идут жестокие бои
Во имя жизни, правды и любви,
И голос Левитана вновь звучит,
Как в сорок первом. Как надёжный щит
Живым и мёртвым. И под свист свинца
Идти вперёд нам нужно до конца.
Воды не хватает во фляге,
Опять воспаляются губы…
Мелькают нацистские флаги,
Ракетный их залп приголубит.
Над нами кружит беспилотник,
Нет цели достойнее этой.
Огонь у врага нынче плотен,
Ведётся почти что с рассвета.
Но в бой устремляются танки,
И мы оставляем окопы.
Вперёд! Мы шагнём с полустанка,
Возможно, до самой Европы.
Затмили яркость всех созвездий
Потоки Zедовских известий.
Душа в плену событий мира,
Я будто слышу из эфира:
– Стране жестокий выпал жребий,
Он отражается на небе
И белым днём, и тёмной ночью,
Но небо жизнь и свет пророчит.
Я проснусь – ты во мне,
И февральские дали
На Авсеньской[8] волне
В снах весну нагадали.
Я с улыбкой пойму,
Что мой близится вечер,
Загорюсь, обниму
Твои жаркие плечи.
Ты в глаза мне глядишь,
Чуть волнуясь при этом,
И, надеюсь, простишь,
Что я странствовал где-то.
Мой земной поводырь
Вёл к тебе во вселенной,
Где стоит город Вырь[9],
По дороге нетленной.
Мне по нраву стезя,
Что ведёт в неизвестность,
Позабыть мне нельзя
Древнерусскую местность.
Я по ней гнал коней,
Слыша плач Ярославны,
И с молитвой твоей
Край родной был прославлен.
Далеко рубежи
Затерялись степные,
И дорога бежит
В наши дни золотые…
Я правду жизни не нарушу,
Её поймёшь ты по глазам.
Твои слова ласкают душу,
Они как солнечный бальзам,
Вошли в меня легко, незримо,
Струёй воздушной окатив,
Волной благой, неповторимой,
Вселенский пробудив мотив.
Воскресли Моцарт и Чайковский,
Исписан нотами весь лист,
И зазвучал в стране московской
Сонатой новою флейтист.
Он посвятил её кому-то,
Хотя война стучит в окно.
Глагол времён, минуя смуту,
Пробил в набат уже давно.
Фитиль войны горит всё ярче,
Что будет завтра, в оный день?
Здесь и слепой пребудет зрячим,
Коль вижу Люцифера тень.
Томят тревожные событья,
Но для меня ты – майский сон,
В котором чувства не забыты,
Летят к тебе сквозь гул времён.
Под голос кукушки
На самой опушке
Берёза вуалью покроется вся,
И каждый листочек
Сиять ярко хочет,
И глаз от него отвести мне нельзя…
Под солнцем согреты
Цветы, словно дети,
Направили к небу головки свои.
Над старым окопом,
Где грунт весь раскопан,
Запели шальные взахлёб соловьи.
Под Старою Руссой
Бессмертник распустит
Для павших на память бессмертный цветок.
И он будет вечно
Сверкать ночью млечной,
И слёзы, как жемчуг, ронять в нужный срок.
Под Старою Руссой
Прощаюсь я с грустью,
Мне верится в разум сегодняшних дней.
А жизнь так прекрасна,
И солнце не гаснет
И будет сиять над планетой моей!
Андрей Ревнгин
Россия, Кировоград
Гостинцы Сталина для мамы
Вы выковыривали жир из колбасы в детстве?..
1958 год. Мы, дети проистекавшей в тот период Истории «хрущёвской оттепели», всегда выковыривали этот жир (так мы называли эти беленькие, размером чуть более горошины, твёрдые комочки шпика в колбасе), если, конечно, эта колбаса была с жиром (в то – наше – время, надо признаться, колбаса производилась и без жира – «Докторская», например, сосиски, сардельки).
И не то чтобы этот жир нам так уж сильно не нравился (хотя не без этого, естественно, – ведь вы его только попробуйте! – по нашему сложившемуся партнёрскому мнению, жир в колбасе по своей гадости уступал только варёному луку в супе и варёной моркови), просто так уж, видимо, повелось в ребячьей среде, а там ведь как – если один сделал «это» и «так», и сделал «это» убедительно и наглядно (как говорят, зримо и весомо), то и другие его коллеги и соратники (а они ведь ничем не хуже!) тут же подхватывают «это» начинание (ежели только впервые увидели «такое») или же охотно присоединяются к этому похвальному действию (по ходу, скажем, его развития). Потому что в ребячьей среде ценится не слепое копирование и механическое подражание (обезьянничание, ещё можно так сказать), а желание быть хорошим – как все, а ведь у нас все же вокруг хорошие, так?