Дети же понимают (если разбираться близко и предметно), что жир в колбасе не такая уж конченая гадость (хотя попробовать его лишний раз никто из них и не стремится), как варёный лук и морковь. Вот эти компоненты супа – уж точно запредельная гадость! Но тоже, скажем, как ингредиент еды жир – не конфетка и не подарок… И вот здесь следует сказать «стоп!» (и предварительно подумать) – а может быть, действительно для детей (для всего детского населения на земном шаре) этот жир, как и его уже упомянутые «сообщники» и «активные пособники» в деле гадости – варёные лук и морковь, – действительно (хотя сразу это и незримо!) представляют опасность (какую-то?), может быть, эти гадости (одна другой гаже!) мешают детям расти и развиваться, препятствуют этому?.. А дети ведь так хотят (стремятся, мечтают) быстрее стать взрослыми!
Короче говоря, здесь следует поработать (хорошо поразмыслить) учёным мужам – доцентам с кандидатами, чтобы отвести от детей возможный и незаслуженный укор в их, скажем осторожно, шарлатанстве, – и это не просто шуточное и «дежурное» замечание.
Да, шёл (победоносно! а как ещё? именно так!) день за днём 1958 год. Хорошо помню фрагмент одного дня. А дни в детстве такие длинные, несмотря даже на положенный в их длящейся череде тихий час! Это был праздничный день, Первое мая (я оканчивал в ту весну первый класс, мне восемь лет; сестра была на четыре года младше): телевизор восторженно транслирует первомайскую демонстрацию, у нас – праздничный обед. За столом в большой комнате (у нас две комнаты) нашей коммунальной квартиры – отец, мать и мы с сестрой. Вечером будут гости – тётя Зина и бабушка. Мы с сестрой сосредоточенно выковыриваем жир из колбасы – перед каждым из нас блюдечко с пластиком толстой колбасы «Любительская» по два девяносто килограмм; но я в то время таких тонкостей не знал, да и само название этого вкусного продукта ещё не утвердилось в моей «первоклассной» (от слов «первый класс») голове – зачем вообще мне было нужно знать такие тонкости, как цена и название колбасы, а про сестру – и говорить излишне! Мы выковыриваем жир из колбасы неторопливо – методично (тщательно) и даже отчасти механически (не в первый раз, умеем уже!), – но тут важно ничего не пропустить, а мы и не пропустим, глаза-то у нас ведь есть! Нудное, конечно, занятие, но что делать, тем более для себя же делаем. Если такая колбаса у нас сегодня на столе, значит, приходится поработать… Но мы с сестрой не плачемся: такова, видимо, уж жизнь в целом, хотя мы ещё только, скажем так, робко сталкиваемся с её гранями, но всё же понимаем, что всё не так просто в этой открывающейся нам – день за днём! – жизни.
Отец и мать тоже помалкивают, хотя кому-то со стороны, особенно тем, у кого нет детей – ни одного! – это наша деятельность покажется несусветным баловством, и надо немедленно реагировать на это! Они не спеша кушают свою колбасу неразделанной – вместе с жиром.
Вот здесь, несмотря на то что я имею пока что только «первоклассную голову», я хочу внести свою лепту в непрекращающийся спор: едим или кушаем? Едим – это значит, что мы (наши родители) на работе, и едим мы (они) в обеденный перерыв – быстро-быстро, чтобы успеть, а кушаем мы – значит, наступил уже праздничный день, когда некуда нам торопиться и когда – это тем более! – колбаса нам подана с жиром и её необходимо перед тем, как съесть, предварительно обработать – до полной готовности, ведь не будете же вы есть раков, к примеру, или креветки вместе с панцирем, вы их будете вдумчиво кушать, удаляя всё время и непрестанно ненужные вашему организму хитиновые оболочки (вот как я тут – «первоклассно»! – сформулировал для вас, что такое процесс кушания). Ещё примеры для непонятливых: лошадь ест арбуз или дыню вместе с коркой: она не знает, что такое кушать, а медведь в зоопарке, хоть он уже и играет на балалайке, и ранее умел водить мотоцикл на арене цирка (сейчас он уже на пенсии), съест вашу, прилетевшую ему от вас конфету вместе с фантиком! – и здесь понятно: кто ест, а кто кушает… Телевизор празднично, на повышенной громкости, производит трансляцию демонстрации трудящихся, играет музыка духовых оркестров, слышны радостные возгласы людей.
А жир очень хорошо отделяется руками – как будто специально так задумано, что его можно быстро и аккуратно отделить от самой колбасы детскими пальчиками (чистыми-чистыми; а мы всегда моем руки перед едой – мать нас приучила!)…
Мы с сестрой не торопимся – ритуал (хочешь ты того или нет!) нужно соблюсти, и не нами, как говорится, это заведено! Помню, в детском саду (а давно ли я оттуда вышел в свет!) даже и мысли дерзкой против такого действа не возникало ни у кого. Правда, там отдельные лоботрясы, а они везде ведь есть и появляются, любили (стремились) посмотреть на окружающих через образовавшиеся дырочки в пластике колбасы после доведения её до кондиции. Но нам дома мать строго-настрого запретила делать такое: «Я вот вам похулиганю сейчас!..» – грозилась и хмурилась она, когда мы с сестрой принялись было по первости нашей дремучей выделывать подобное за столом (это – «когда я ем, я глух и нем», как робот, а когда я кушаю – я должен быть очень воспитанным молодым человеком!).
Жир мы откладываем на стол – в сторону кучкой, даже и не на блюдце (а нечего на нём делать всякой гадости!), мать для этого уже положила нам бумажные салфетки (я же говорю, образовался в связи с этим целый ритуал!).
В тот день и час приключилось вот это «знаменательное событие» (а как ещё это можно назвать?). Да, это произошло непредвиденно для нас с сестрой и очень комично (и это, как я думаю, было самое главное и основное), потому что мать так внезапно и смешно это всё произвела, что дальше некуда.
Вообще, мы даже и не знали, и не догадывались – куда потом (после того, как мы закончим кушать) деваются эти кучки жира, которые оставались после нашего ритуала выковыривания его из колбасы, и даже, можно сказать, не задумывались на этот счёт – у детей и без того забот полно!..
И вот, перед тем как подать суп, мать улыбнулась нам с сестрой очень весело (очень, подчёркнуто, весело!), потом поочерёдно взяла наши салфетки с кучками жира, который мы наработали, аккуратно стрясла эти кучки себе в ладонь (мы с сестрой уже «ушки на макушке», так сказать, навострили), и тут же она – без всякого объявления и безо всякого-якова – лихо забросила эти две кучки себе в рот…
Я так никогда ещё не хохотал (увидев всё это), это было так неожиданно!.. Вот, говорят, есть «гомерический хохот», так вот именно его я и исполнил, сам того не ожидая. Сестра, глядя на меня, тоже всецело присоединилась: мы хохотали как оглашенные (хотя я и не знаю, кто это такие – оглашенные?)…
Вы только подумайте!.. Тут и никаких слов-то сразу не подберёшь!.. Ну да, – не такая уж, конечно, это гадость – эти пресловутые комочки жира, но вот так их забрасывать – да всем, как говорится, их скопом сразу себе в рот! – это надо решиться.
Я, конечно, понимал, что мать этим нам показала, что не надо вот так разбрасываться добром (как мы с сестрой), ведь комочки жира тоже часть колбасы и тоже часть добра (хоть на вкус они и противные).
Но тогда, не только в тот час, но и в те годы, я ещё не знал, что наша мама (этого слова «мама» я стеснялся в те времена, говорил коротко «мам» и стал говорить «мама» только после её смерти) была из «детей войны», это, конечно, очень несуразное понятие или название, правильнее говорить «дети времён Великой Отечественной войны», но тут произошло сокращение, и, так сказать, случился некоторый перекос в произношении, потому что у войны изначально не может быть детей, но этот перекос укоренился, – хотя само понятие в общем осталось правильным, но его всё время приходится разъяснять – новым (народившимся уже после Великой Отечественной войны) людям – людям-человекам, малышам, детям…
К началу войны маме было (только исполнилось) тринадцать лет, и уже к середине войны она работала в цехе, выпускавшем иглы для шприцов, которые шли на фронт…
Да, колбаса «Любительская» тогда уже существовала, но я уверен, что дети той поры никогда не выковыривали жир из неё…
И тут я осмелюсь предположить из нашего сегодняшнего «далёко», которое так далеко уже шагнуло – и от тех времён детей Великой Отечественной войны, и от 1958 года, о котором идёт речь (тогда со дня окончания войны прошло всего тринадцать лет), что Сталин (товарищ Сталин!) тоже участвовал в создании этой легендарной, одного из наиболее популярных сортов варёной колбасы со шпиковыми включениями. Ведь говорят же, и на полном серьёзе говорят (особенно те персонажи, которые из «пятой колонны»), что «Сталин за всё в ответе!».
Да (пусть будет так!), пусть вот Сталин и придумал эту колбасу «Любительская», чтобы дети детей войны (оставим это сокращение как есть) выковыривали из неё жир и этот жир доставался их матерям как гостинец (кое-какой)…
Кто-то скажет: «Так мать может (могла) и сама на кухне себе отрезать колбасы, сколько захочет, и без всяких этих кучек комочков жира наесться вдоволь!..»
Да, может! Но она не будет это делать втайне и тем более на глазах у своих детей.
И потом – она из детей войны (вновь извиняюсь за это невнятное наименование!), и поэтому она (Мать!) никогда не выбросит ни одной крошки, ни одного комочка жира! А тут эти комочки жира – достались ей от её же детей.
Ладно, пусть, выковыривая жир из колбасы, дети не делали этим «подарок матери» (не намеревались это сделать) и это получилось даже вопреки их желанию, а желание их было проще простого – в том, чтобы освободиться от этих комочков жира, очень неприятных им. Дети освободились от комочков жира (их никто у них не отбирал), дети не голодают – им и так всего хватает.
А вот мать (она тоже не голодает сейчас!) выбросить эти комочки жира не может и не сможет никогда!..
И ведь, в конце концов, они идут (пришли) от детей, её детей, выделанные их детскими руками – а это ведь тоже подарок матери какой-никакой!..
Вот так товарищ Сталин «подкармливал» матерей уже после Великой Отечественной войны.