— Ни фига себе, — вынес свой вердикт Гурий ровно через десять минут. — Значит, они были знакомы. Интересная киношка.
Но…
— Что — «но»? — по инерции спросила Лена, хотя и так было ясно, что Гурия явно не устроил жанр киношки.
— Это можно рассматривать только как косвенную улику. И то…
— Но они знали друг друга…
— Мало ли кто был с кем-то когда-то знаком. За такие вещи не убивают, согласитесь. А от случайностей никто не застрахован. Хотя факт примечательный…
— Есть еще один… Может, не такой примечательный… Вот…
Билет на электричку, следующий подпунктом номер два, произвел на Гурия гораздо большее впечатление и потребовал гораздо больше времени на изучение. Гурий, перекрывая свой же собственный рекорд, ползал по нему глазами около двадцати минут.
— Тэк-с… Наша ветка… Наша зона. Судя по дате — прошлая пятница. Вечер. Как раз тогда ваша подруга и… Откуда у вас этот билет?
— Это — его билет.
— Кого — «его»?
— Романа. Романа Валевского. — Имя, совсем недавно такое дорогое, слетело с Лениного языка, как птица, оставив после себя странный пернатый привкус легкой грусти.
И больше ничего. Теперь она точно знала, что, произнесенное еще и еще раз, оно больше не будет причинять ей боль. Сожаление о несбывшемся, но не боль.
— Интересная киношка, — еще раз повторил Гурий. Но — с гораздо большим энтузиазмом. Жанр, в котором был выполнен злосчастный билет, на этот раз оказался его любимым. — Откуда вы знаете, что билет принадлежал.., м-м.., убитому?
— Знаю.
— Откуда?
— Это билет… Это билет из его портмоне.
— Вот как? — Гурий, до этого державший Лену на периферии зрения, повернулся к ней всем корпусом. — И каким же образом он оказался у вас?
— Оказался.
— Так не пойдет. Либо вы рассказываете мне все…
— Либо?..
«Либо» не предвещало для Лены ничего хорошего, даже полубоги умеют сводить классические брови к классической переносице и классически испепелять взглядом, но ведь она сама влезла в эту авантюру. И теперь нужно идти до конца, ничего не попишешь.
— Хорошо. Я скажу. Я получила его от одного человека.
— От какого человека? Знакомого… м-м.., покойного?
Представить алконавта Печенкина знакомым балетной знаменитости можно было только в горячечном бреду или во время приступа острого психоза, и Лена хмыкнула:
— Это вряд ли… Скажем, я вырвала зубами… Он случайно оказался поблизости от места.., где все это произошло… Он был там… И…
— Был там? Когда?
— Думаю… Еще до того…
— Так. Подождите. — На бледное лицо Гурия моментально вскарабкался азартный румянец. Сейчас он крутанет колесо навязшей на зубах дурацкой игры «Поле чудес» и начнет угадывать. По буквам. — Я, кажется, знаю, о ком вы говорите…
— Даже так?
— Печенкин!.. Точно — Печенкин!
Прав я?
Вместо буквы он угадал целое слово — с первой попытки, с первого захода, как и положено полубогу. Так что Лена даже не удивилась, лишь спросила для проформы:
— Интересно… Каким образом?
— Каким? Да будь на его месте кто-то другой… — по лицу Гурия вдруг пробежала судорога. — Будь на его месте кто-то другой, более серьезный, — вы бы здесь не сидели… Вы хоть это понимаете, девушка? Вы понимаете, куда вы влезли?.. Тоже, деятели… Улика не последняя — и вот так, без изъятия, без оформления протокола…
— Да ладно вам… — огрызнулась Лена, вспомнив обстоятельства, при которых ей достался узелок с места преступления. — Вы-то сами… Вы сами даже не почесались, чтобы что-то там изъять…
— Зато вы… — огрызнулся Гурий. — Ладно… И что вы прикажете со всем этим делать?
Хороший вопрос.
— Делайте, что считаете нужным… — Силы неожиданно покинули Лену.
— Вы же понимаете, я должен составить протокол… Приобщить улики к делу…
Которое веду даже не я… А…
Ничего нового, а уж тем более — радостного в этом известии не было, и за чеканным, но нежным профилем Гурия нарисовался совсем другой профиль: неумеренно-каннибальский, с лучевой костью в носу и берцовой — в жестких вихрах. С перепугу Лена даже вспомнила выходные данные дикаря, запечатленные в его корочках: Сивере Антон Александрович.
— Сивере Антон Александрович, — закончила за Гурия она.
— Майор Сивере. Вы и это знаете? — У лейтенанта из провинциального Мартышкина отвисла челюсть.
Что ж, если у нее и были какие-то сомнения насчет собственной судьбы, то теперь их не осталось вовсе.
— А вы? — пролепетала Лена.
— А мне по должности положено… И потом… — Гурий раздул щеки, — ..это мой старинный приятель. Антон Сивере.
— Приятель?..
Только этого не хватало!
— Приятель. Друг даже… Да. Друг — это вернее…
— Вот как. — Губы больше не слушались Лену. Адонис — Лао-цзы на поверку оказался троянским конем — в полном соответствии с древнегреческой мифологией.
— Значит, вы знаете Антона.
— Виделись…
— Даже так? И при каких обстоятельствах?
Вот сейчас она и начнется, троянская резня. От нее не спрячешься в укромном уголке, лучше уж сразу упасть на колени и в такой неудобной позе ожидать лодчонку через приснопамятный Стикс. А еще лучше — камень на шею. И утопиться во все том же Стиксе.
Но топиться Лена не стала.
— Это та самая случайность, — сказала она. — О которой вы говорили… И от которой никто не застрахован…
— Валяйте про случайность, — выдохнул Гурий после паузы. — Люблю слушать про случайности. Тем более что…
Он осекся, сдвинул фуражку на затылок и почесал не успевшие состариться ссадины: впечатляющий итог их недавнего знакомства. Ссадины намекали на кривую дорожку, в самом конце которой столкнулись Лена и участковый из Мартышкина; дорожка была вымощена случайностями на совесть: совершенно случайно Лена нагнала Гурия на шоссе, непреднамеренно сбила его и, поддавшись порыву, отвезла в населенный пункт с ласковым названием Пеники. В Пениках — и тоже случайно — в ее машине образовался Пашка. Сам Пашка совершенно случайно обнаружил на яхте тело Нео, с которым Лена — по странному стечению обстоятельств — познакомилась в день убийства. Венчал же всю эту шаткую конструкцию сам Гурий, волею судьбы расследующий дело ее подруги Афы Филипаки. Гурий же восседал на крупе каннибала Сиверса… Расследующего соответственно убийство Романа Валевского. А если вспомнить ее визит на Фонтанку и приплюсовать сюда контракт Афы с «Лиллаби»…
Не спятить бы, господи, от таких совпадений!
— Хорошо, — согласилась Лена. — Я расскажу все, что знаю. С условием, что… Ладно, об условиях — потом…
— Как знаете…
— Только начинать придется с весны…
Иначе проследить всю цепочку будет достаточно трудно.
— Надеюсь, с этой весны? — напрягся Гурий.
— Да.
— Ну слава богу… А то я уж подумал…
Нет, начинать сагу с непорочного зачатия Христа Лена не собиралась, ограничившись первым знакомством с Пашкой в апреле.
Или это был март?..
Спутанные месяцы оказались единственным, о чем Лена не могла сказать ничего определенного. Дальше дело пошло живее, хотя в месте их первой встречи с Нео она снова забуксовала: внезапно вспыхнувшая страсть к красавцу-покупателю одеколона показалась ей несколько порочной, мелодраматической и нестерпимо киношной. Именно так ее мог воспринять Гурий, взращенный на целомудренном молоке деревни Пеники. И на таких же пеньюарно-целомудренных припевах своей обожаемой дивы — что-то вроде «А ты любви моей не понял, и напрасно, и напрасно…». Так что, прошмыгнув через переулок с покосившейся табличкой «Хотите быть моей любимой девушкой?» (эта фраза, вскользь оброненная Романом, до сих пор звенела в ее ушах), Лена перевела дух.
Все последующие события были изложены достаточно точно, за исключением визита в танц-студию Валевского на Фонтанке, который она малодушно скрыла: чертов пистолет прожигал ей колени даже сквозь толстую свиную кожу рюкзака. Она не забыла ни о чем: ни о фотографии navyboy [21] в ящике Афиного комода, ни о его же фотографии, окопавшейся в соседней с убийством секции таунхауза. Ни о хореографическом прошлом покойной, ни о переполовиненных «Ста видах Эдо», которые вывели ее прямиком на экстремиста Печенкина…
— Н-да, — только и смог вымолвить Гурий, когда Лена закончила рассказ. — Будем сажать.
— Кого? — В горле у Лены мгновенно пересохло.
— Как кого? Печенкина. — Царапины на лице у Гурия вспыхнули, а едва пробивающаяся щетина встала дыбом. — Сукин сын, простите за грубость… Мародер. Подлец, еще раз извините…
— А…
— А вам — спасибо за содействие.
— И все?
— Ну… — засопел лейтенант. — А что же вы еще хотели?
— Ну… Не знаю…
— А улики… — Гурий скосил глаз на бумажки, которые все еще держал в руках. — Улики я передам по назначению. Думаю, кое-кто очень сильно ими заинтересуется.
— Кое-кто — это кто? — Лена вдруг почувствовала, как у нее неприятно засосало под ложечкой.
Из-за спины многозначительного лейтенантского «кое-кто» явно просматривалась фигура майора Сиверса, которую Лена боялась до обморока. Пожалуй, только Николай Петрович Поклонский, преподаватель по теории вождения из автошколы №4, вызывал в ней столь мистический ужас.
— Человек, который занимается этим делом, — снова неприятно раздулся Гурий.
— Майор? — Она все-таки пропихнула это сквозь намертво сцепленные зубы. — Сивере?
— Он. Кто же еще.
— Ясно… А…
— Я понимаю… Время сейчас не самое подходящее, но… Надо будет проехать в отделение. Если вы не возражаете.., э-э… Лена.
— Зачем?
— Оформим улики. Напишете, как дело было… Ну то, что мне рассказали…
Лучше бы Гурию было не произносить этих слов, хотя ничего другого звездочки на погонах и мышастый китель нашептать не могли.
— Все, что рассказала, — повторила Лена слабым голосом. — Все?
— Ну да…
— И как вы себе это представляете?
Последующие несколько минут Лена с интересом наблюдала за очередными метаморфозами, происходящими с лицом Гурия. Для