Но я бы хотел вернуться к разговору о сталинских военачальниках. Посмотрите, какую блестящую плеяду командующих вырастил Иосиф Виссарионович во время войны. Вот перед вами типичная судьба крестьянского парня, ставшего маршалом бронетанковых войск, дважды Героем Советского Союза. Всё, что связано со Сталиным, Михаил Ефимович Катуков отображает в своей… автобиографии.
Корр.: – Почему в биографии? Он не отделяет свою личную жизнь от вождя? Разве не проще было написать мемуары?
Д.Т. Язов: – Он их и напишет. Позже. Но самое сокровенное – в автобиографии.
«В сентябре месяце я впервые увиделся с товарищем Сталиным. Много я думал, как доложу ему… Но вышло совсем не так. «В прихожую вышел сам товарищ Сталин, протянул мне руку и сказал: «Здравствуй, товарищ Катуков, заходи ко мне…»
В тот день был у меня двойной праздник. Я первый раз увидел товарища Сталина, говорил с ним, и в день 17 сентября мне исполнилось 42 года».
Корр.: – Сегодняшним скептикам трудно представить волнение, которое испытывал боевой генерал при встрече с вождём.
Д.Т. Язов: – А Михаил Ефимович продолжает: «Товарищ Сталин долго говорил со мной о войне, о методах боя, о людях, о технике, выказывая такую глубину знания вопросов техники и природы боя, которые могли принадлежать только чрезвычайно высокой квалификации специалисту…»
Выясняется, что Верховный Главнокомандующий пригласил Катукова не для праздного разговора. Тогда в армии начали создаваться крупные механизированные корпуса. Катукову, хорошо проявившему себя в битве под Москвой, предлагалось возглавить один из них.
Идём дальше. В автобиографии значится уже 1943-й год. Новая встреча. «Товарищ Сталин встретил меня ласково, как старого знакомого и спросил: «Справишься, товарищ Катуков, командовать армией?» Я сказал: «Справлюсь, товарищ Сталин».
– Я брал на себя, – продолжает Катуков, – серьёзную ответственность в тяжёлые годы войны и честно выполнил свой долг, закончив войну в Берлине. И самой высшей для меня наградой было сознание, что и присягу, и данное слово товарищу Сталину, я выполнил».
Под автобиографией дата: 1960-й год.
Корр.: – Это было время, когда Хрущёв, грубо говоря, спустил на вождя всех собак и под их истошным напором дрогнули многие известные сослуживцы Михаила Ефимовича. А он остался верен своему Верховному Главнокомандующему. Так же, как и его жена, Екатерина Сергеевна Катукова, дошедшая с мужем от Подмосковья до Берлина. Я брала у неё интервью в 2012 году. Ей шёл 99-й год. Она сохранила удивительную для своего возраста ясность ума, хорошую память, объективный взгляд на события. Рассказала, как первый раз побывала в кабинете Иосифа Виссарионовича. Ей, лучшей стенографистке аппарата ЦК ВКП(б), поручили стенографировать текст выступления Сталина. Говорит, что очень волновалась. Постучав в дверь, услышала: «Заходите, товарищ». Вождь вышел навстречу, проводил к столу, пододвинул стул. После диктовки, поблагодарив, проводил до дверей. Вот и весь рассказ. Вы можете себе представить, чтобы теперешний чиновник даже средней руки так обходился со своими подчинёнными?
Позже в своей книге «Памятное» Екатерина Сергеевна так описала свои ощущения тех лет: «Товарищ Сталин был для нас таким высоким идеалом коммуниста-большевика, что все мы, в том числе и я, отдали бы за него свои жизни не задумываясь».
Д.Т. Язов: – Побывавший в 1937 году в Москве известный немецкий писатель Лион Фейхтвангер, размышляя о Сталине, заметил: «Скоро начинаешь понимать, почему массы его не только уважают, но и любят. Он часть их самих…
Сталин, как он предстаёт в беседе, не только великий государственный деятель, социалист, организатор, – он, прежде всего – настоящий человек».
Корр.: – А в человечности-то ему как раз и отказывают. Изображают патологическим злодеем, монстром и так далее – в соответствии с фантазией злопыхателей.
Д.Т. Язов: – Омерзительные выдумки. Приёмный сын Сталина Артём Сергеев рассказывал: «По-моему, это 1949 год. Только началось освоение бомбардировщика Ил-28, и произошла катастрофа. Экипаж погиб. Василий позвонил отцу. Сталин ответил: «То, что произошла катастрофа, вы не забудете. Но не забудьте, что там был экипаж, а у экипажа остались семьи. Вот это не забудьте!»
Василий Сталин с отцом
«Отца любили все, – вспоминала дочь Сталина Светлана, – прислуга, охрана. Он был прост в обращении, ничего не требовал особенного от прислуги, всегда выполнял просьбы, помогал».
Эту же сталинскую простоту, внимание отмечал и Алексей Трофимович Рыбин: «Никогда не кричал, не шумел на нас. Был скромным, вежливым, обходительным. Любил пошутить… Словом, все мы постоянно видели перед собой честного душевного человека».
Корр.: – А вот ещё одно воспоминание Алексея Трофимовича. «Все видели, – пишет он, – что Сталин относился к Жданову с особым теплом. Поэтому после похорон устроили на даче поминки. Уезжая вечером домой, Молотов наказал Старостину: «Если Сталин ночью соберётся поливать цветы, не выпускай его из дома. Он может простыть».
Да, уже сказывались годы. Сталин легко простужался, частенько болел ангиной. Поэтому Старостин загнал ключ в скважину так, чтобы Сталин не мог открыть дверь. Впустую прокряхтев около неё, Сталин попросил: «Откройте дверь». «На улице дождь. Вы можете простыть, заболеть, – возразил Старостин. «Повторяю: откройте дверь!» «Товарищ Сталин, открыть Вам дверь не могу». «Скажите вашему министру, чтобы он вас откомандировал! – вспылил Сталин. – Вы мне больше не нужны».
«Есть!» – козырнул Старостин, однако с места не двинулся…
Утром Старостин обречённо понёс в машину свои вещи. Тут его вызвали к Сталину, который миролюбиво предложил: «О чём вчера говорили – забудьте. Я не говорил, вы не слышали. Отдыхайте и приходите на работу».
Вот такой он был человек. Настоящий, отзывчивый на чужую беду, доброжелательный, простой. Потому его и любили. Илья Эренбург рассказывал: «Француженка, у которой фашисты расстреляли дочку, послала Сталину единственное, что у неё осталось от ребёнка – шапочку. Такого подарка никто не получит, и нет весов, на которых можно взвесить такую любовь».
Д.Т. Язов: – Многие вспоминали, каким внимательным, терпеливым, заботливым он был руководителем. Приведу ещё один пример. Иван Степанович Конев рассказывает Константину Симонову о том, как он с группой других военачальников был на совещании у Сталина. Дело происходило уже после войны, и встал вопрос об отпуске. Вождь спрашивает:
– Как здоровье?
– Здоровье так себе, товарищ Сталин.
– В отпуск идёте?
– Да, иду.
– Насколько?
– На полтора месяца… Больше не положено, товарищ Сталин.
– Как так не положено?
И, обращаясь к Булганину, который был первым заместителем наркома, говорит:
– Дайте ему три месяца. И ему три месяца, и ему три месяца, и ему три месяца. Надо понимать, что люди вынесли на своих плечах. Какая была тяжесть, как устали… Надо три месяца, чтобы почувствовали, привели себя в порядок, отдохнули, полечились».
Вот и судите, каким он был человеком. Таким, как у Фейхтвангера, Конева, Рыбина. Или таким, как у Сванидзе Жириновского и Гозмана.
Корр.: – Дмитрий Тимофеевич, не прощу себе, если не спрошу Вас о Рокоссовском. Он был из тех, кто, как и Катуков, сохранил верность своему Главнокомандующему до конца. Хотя мог затаить обиду за то, что Сталин перебросил его с 1-го Белорусского, нацеленного на Берлин, на 2-й Белорусский фронт. Многие считают, что это было несправедливо, что русскому шовинисту Сталину нужен был в Берлине человек с русской фамилией.
Д.Т. Язов: – Начну с того, что Сталин любил Рокоссовского за его деликатность, интеллигентность и, конечно, за огромный военный талант. А замена его Жуковым на 1-м Белорусском никакого отношения к национальности Константина Константиновича не имеет. Жуков был первым заместителем Верховного Главнокомандующего. Он знал людей, с которыми ему предстояло иметь дело. Как заместитель Сталина он правомочен был вести переговоры и, в конце концов, подписать акт о безоговорочной капитуляции Германии. Так что тут дело в простой субординации, если можно так сказать.
Кстати, манера общения с людьми и Сталина, и Рокоссовского схожи. Те же доброжелательность, уравновешенность, спокойствие. Этим Рокоссовский отличался от многих своих коллег военной поры. Вот как сам Константин Константинович определяет свой стиль общения с подчинёнными:
«У каждого руководителя своя манера, свой стиль работы с ближайшими сотрудниками. Стандарт в этом тонком деле не изобретёшь. Мы старались создать благоприятную рабочую атмосферу, исключающую отношения, построенные по правилу «как прикажете», исключающую ощущение скованности, когда люди опасаются высказать суждение, отличное от суждения старшего».
Корр.: – Наверное, нелегко ему пришлось с этим своим сводом правил, попав в подчинение к Жукову на Западном фронте?
Д.Т. Язов: – Не забывайте, что это было под Москвой, в самые критические дни, когда всё висело на волоске. Может быть, в тот момент там и нужен был такой человек, как Жуков. Жёсткий, бескомпромиссный, не щадящий никого ради победы. Так было и в том случае, о котором я хочу рассказать. Рокоссовский тогда командовал 16-й армией. Оценив обстановку, он попросил разрешения отвести свои ослабленные в непрерывных боях дивизии за Истринское водохранилище, там подготовиться и дать врагу отпор. Иначе, считал он, противник опрокинет с трудом обороняющиеся войска и, как говорится, на их плечах форсирует водохранилище. Последовал незамедлительный ответ: «Приказываю стоять насмерть, не отходя ни на шаг». Стараясь избежать катастрофы, командующий армией обратился напрямую к начальнику Генштаба. Тот, приняв во внимание сложившуюся ситуацию, разрешил отвод. Но всё решила грозная телеграмма Жукова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать!»