Во-первых, через посольство ФРГ в официальные российские инстанции (в Минкульт в том числе) был направлен меморандум под названием «Международные соглашения между Германией и Россией по возвращению культурных ценностей, перемещенных в результате Второй мировой войны. Правовое положение с германской точки зрения». Составленный в сентябре 1994 г., он явно представляет собой реакцию на июльские решения и рекомендации Совета Федерации. Меморандум был направлен на отзыв в Институт государства и права РАН, где его охарактеризовали как «юридически несостоятельный» документ.
Во-вторых, в 1995 г. в Германии вышла и получила по неофициальным каналам распространение в России книга заведующего международным отделом Министерства печати и информации ФРГ Х. фон Ламбздорфа «Возвращение культурных ценностей — пробный камень в отношении Германии к России», преисполненная лживых и недостоверных утверждений; мне довелось подробно критиковать ее в статье «Мораль буйвола».
Оба эти письменных источника сыграли роль своего рода инструкции, ибо вся аргументация немцев, несмотря на ее полную во всех отношениях несостоятельность, перекочевала затем во все выступления противников Закона о перемещенных ценностях, в том числе в Думе и СМИ. Надо сказать, что с подобным заимствованием аргументов и идей российскими чиновниками у наших оппонентов мы столкнемся не раз. (К примеру, расхожим в их устах стал чисто демагогический тезис В. Айхведе: «Это абсурд: все в России приватизируется, а перемещенные ценности национализируются». Другой пример: с немецкой подачи нам предлагают задуматься над якобы «обоюдно выгодным» обменом Библии Гутенберга на «Азбуку» Ивана Федорова, не стоящую в действительности и десятой части той.)
Проект Закона о перемещенных ценностях рассматривался в первый раз в Думе 16 мая 1995 г., но был отклонен голосами депутатов из фракций «Выбор России» и «Яблоко». Что не удивительно, ибо, во-первых, соответствует общему контексту антигосударственной деятельности этих общественных объединений. А во-вторых, следует вспомнить, что главные «выдавальщики» на тот момент — министры Сидоров и Козырев — оба входили в ВР, так что поддержка «родной» и «дружественной» фракций была им, конечно же, обеспечена.
Для отвода глаз был изобретен ловкий трюк. Чтобы дискредитировать проект, сбить депутатов с толку и максимально запутать вопрос, по инициативе Минкульта был изготовлен «альтернативный» проект закона, внесенный на слушания депутатами Лукиным, Черторицкой, Брагинским и Нуйкиным. Сопоставление двух проектов позволяет понять, в чем причина того, что российские чиновники, призванные по долгу службы отстаивать исключительно российские интересы, делают все, чтобы торпедировать подготовленный Думой закон, сражаясь, по сути, плечом к плечу с немцами против собственной страны.
Все дело в том, что думский проект передает всю дальнейшую судьбу трофейных ценностей в руки высшего законодательного и представительного органа России. «Альтернативка» же предлагает создать на базе Госкомиссии по реституции — некий Совет защиты культурного достояния России при президенте, который должен обеспечивать, в частности, «организацию механизма и определение размеров материальной компенсации, причитающейся Российской Федерации за возвращаемые иностранным государствам культурные ценности» (ст. 21.2). Споры же по поводу этих самых ценностей должны рассматриваться не в судебном порядке, а «путем международных переговоров» (ст. 23). И — совсем уж откровенно: «С момента вступления в силу настоящего Федерального закона все перемещенные культурные ценности, находящиеся в учреждениях культуры… переходят в распоряжение Совета по защите культурного достояния России» (ст. 25).
Как видим, все предельно просто и ясно. На языке электората все это означает, что тот же Сидоров с присными, пересев из кресел ГКР в кресла пресловутого Совета, полностью сохраняет все прежние возможности торговать трофеями с другими странами : буквально — определяя «размеры материальной компенсации»! Вкупе с чиновниками из МИДа, готовящими под каждый такой случай соответствующий «международный договор». Главное — сохранить в своих руках полный контроль над судьбой трофеев, не допустить, чтобы она решалась беспристрастным законом, блюдущим интересы России и безразличным к персональным интересам власть имущих! В этом все дело. Шокирующая откровенность… Полное обнажение истинных мотивов критикующих думский закон чиновников. «Выдавальщики» на сей раз с головой выдали сами себя.
Между тем, понимая, что проволочки могут лишь оттянуть момент принятия закона, но не решить его судьбу в принципе, и что бесспорность наших прав на трофейные ценности, взятые в порядке компенсаторной реституции, стала всем очевидна, наши «культуртрегеры» решили зайти к бесценным произведениям искусства с другого боку, где они, как им казалось, были менее защищены. Речь зашла о перемещенных ценностях, принадлежавших до войны не Германии, а третьим странам, но оказавшимся в итоге в России. Правовое положение этих ценностей определяется международными актами, принятыми в конце войны, сохраняющими свою силу и в наши дни. Несмотря на то что их следует отличать от непосредственно германских ценностей, юридических оснований для их односторонней и безусловной выдачи нет. Однако на первый взгляд дело представало не столь ясным, что давало (и дает кое-кому и сейчас) повод для различных домыслов и спекуляций.
В частности, выдача Козыревым французских архивов явилась чисто волюнтаристским решением, основанным именно на таких спекуляциях (какие силы и чьи интересы стояли за этой выдачей, обернувшейся для нас неисчислимым и невосполнимым ущербом, можно только догадываться [48]).
В планах «выдавальщиков» было еще несколько аналогичных акций. Наиболее громкий скандал разразился вокруг так называемой «Коллекции Кенигса», состоящей из 307 первоклассных рисунков старых европейских мастеров, оцениваемых почти в полмиллиарда долларов.
Претензии Голландии на эту коллекцию настолько неосновательны, что даже в местной прессе появилась статья под названием «Русские будут дураками, если вернут коллекцию Кенигса в Голландию» (газета «Фолксрант», 1991). Последним законным владельцем рисунков был лично Гитлер; таким образом, статус имущества нацистского преступника делает их безусловно законной собственностью России, конфисковавшей подобное имущество на основаниях, общих для всех союзных стран-победительниц. Однако это не помешало голландским правительственным чиновникам (таким, как директор Государственной службы изобразительного искусства Р. Р. де Хаас и посол Королевства Нидерландов в России Г. В. де Вос ван Стейнвейк), блюдущим, не в пример своим российским коллегам, интересы своей родной страны, требовать от нас возврата. В ход, с целью убедить россиян в справедливости претензий, шла даже заведомая ложь. Так, собирателя и первого владельца коллекции Ф. Кенигса (немецкого банкира, выполнявшего в Голландии функции германского шпиона) пытались выдать за «невинную еврейскую жертву нацизма», погибшую из-за своей коллекции «при подозрительных обстоятельствах». Активность голландской стороны, прекрасно понимающей ценность собрания и стремящейся поймать в мутной воде золотую рыбку, понятна и даже рождает своеобразное уважение из-за своего безоглядного патриотизма. Но противоположные чувства вызывают поступки и слова российских официальных лиц.
Сикофанты заграничных претендентов начали муссировать в СМИ тему Коллекции Кенигса еще с 1991 г. (Так, министр Сидоров объявил, выступая по голландскому телевидению, что «Москва намерена вернуть Нидерландам целое собрание… Картины, собранные Францем Кенигсом в 20-х гг. нашего столетия, должны были, по замыслу Гитлера, составить гордость „музея фюрера“ в Линце», — «За рубежом», № 31, 1992. Или вот высказывание замминистра М. Швыдкого: «А коллекция Кенигса вообще принадлежит Голландии — стране, которая так же, как и Россия, была оккупирована фашистской Германией» — «Независимая газета», 4 августа 1993).
Но вся тяжесть атаки была перенесена на эту тему с 1994 г., когда стало ясно, что о передаче трофеев немцам придется временно забыть. Упоминавшийся выше эксперт ГКР д.ю.н. М. М. Богуславский, возглавивший некую «совместную российско-нидерландскую группу», опубликовал именно в этом году доклад о юридическом статусе коллекции, где утверждалось, что она должна быть возвращена Нидерландам. В конце 1994 г. А. Козырев заверил голландского посла ван Стейнвейка: проблема Кенигса приоритетна в отношениях между Голландией и Россией («Общая газета», 12–18 октября 1995 г.). Голландская газета «Пароол» от 20 мая 1995 г. сообщила: «Валерий Кулишов, председатель Российской комиссии по реституции (зав. отделом реституций Минкульта. — А. С. )… считает справедливой голландскую просьбу о возвращении коллекции очень ценных рисунков, однако, по его словам, коммунисты и националисты в российском парламенте заблокируют решение о возвращении. Комиссия российского парламента готовит закон, запрещающий возврат культурных ценностей. Кулишов так же, как и либеральный российский министр культуры Евгений Сидоров, имеет большие возражения против данного проекта». Снова М. Швыдкой: «В следующем году Голландия отмечает 300-летие визита Петра I и под это предлагает очень выгодную культурную программу. Почему бы нам не передать Голландии коллекцию Кенигса — как жест доброй воли?» («Общая газета», 6–12 июля 1995 г.). О стоимости подобного жеста сказано выше.
Тем временем на арену вышло новое действующее лицо: эксперт международного класса по искусству, потомок старинного русского дворянского рода В. М. Тетерятников. Проживший двадцать лет в Америке и вернувшийся в Россию после падения коммунистического режима, он весь свой огромный опыт и незаурядные познания решил поставить на службу родной стране. Его многочисленные статьи, разъясняющие положение с трофейным искусством в Европе и Америке, рассказывающие о «культурполитике» Третьего рейха, обосновывающие наши права на перемещенные ценности и поддерживающие проект Закона о перемещенных ценностях, быстро привлекли к себе всеобщее внимание благодаря их исключительному профессионализму. Вершиной его трудов стала книга «Проблема культурных ценностей, перемещенных в результате Второй мировой войны (доказательство российских прав на „коллекцию Кенигса“)»