В.Кожинов. Как вам, Лев Александрович, доподлинно известно, осмыслением феномена «русская идея» я занялся уже давно, за много лет до «гласности», и это в какой-то мере дает мне право судить о сегодняшних аналогичных размышлениях других людей. И, надеюсь, вы не усмотрите высокомерной претензии в моем «оценочном» суждении о сказанном вами: да, вы всецело правы, говоря о том, что идея играет громадную роль на протяжении всей истории России, и в равной степени правы, утверждая, что идея эта никогда не была собственно национальной (то есть в пределе националистической).
Слово, как доказано в бахтинских трудах, есть инобытие всего реального тысячелетнего бытия народа, и невозможно переоценить тот факт, что в русском языке люди всех национальностей — от молдаван до чукчей — называются именами существительными, и только одни русские — именем прилагательным… Смысл этого — даже, согласитесь, странноватого — исключения можно, в частности, определить так: оно подразумевает, что русские являют собою своего рода связь, объединяющее начало многочисленных и многообразных народов Евразии.
Когда берутся обличать ужасный «русский национализм», прежде всего и главным образом говорят о «черносотенцах» начала нашего века. Но ведь среди главных, ведущих деятелей «черносотенства» — молдаване Крушеван и Пуришкевич, немцы Левендаль и Нейдгардт (шурин Столыпина), грузин Думбадзе, евреи Грингмут и Гурлянд (перечень этот легко продолжить). «Черносотенцы» пытались спасти от революционного катаклизма страну, называющуюся Россией, а не утвердить в ней безраздельное господство русских, и, кстати сказать, они — что хорошо известно — пользовались гораздо большим влиянием в украинских, нежели в русских губерниях.
Мне, по всей вероятности, напомнят суждения Ленина об «инородцах» (Джугашвили, Дзержинском, Орджоникидзе), которые в 1922 году настаивали на вхождении всех народов в РСФСР, а не на образовании СССР и являли-де собой более ярых русских националистов, нежели какие-либо находившиеся тогда во власти русские.
Но эти «инородцы», конечно же, лучше, чем Ленин, знали, какая угроза целостности страны таится в «иных» народах; кроме того, даже если и имелись тогда во власти русские, несогласные с Лениным, они, вполне понятно, опасались заявить об этом, ибо в таком случае уж в самом деле предстали бы в качестве русских «шовинистов»…
Л.Аннинский. Спасибо за ясную позицию; «теоретически» она мне импонирует, хотя «практически» мне трудно поддержать некоторые аспекты разговора. Например, о «шовинистах».
Путь России — что это? Нечто целостное? Или цепочка отрезков, каждый из которых преодолевается как бы другим путником?
В. Кожинов. Путь Руси-России — это очевидно — прерывистый; так, в XV, XVIII, XX веках она как бы начинала жить заново (после «монгольского периода», эпохи Петра, революции). Но определенная цельность пути все же просматривается. Русь-Россия — это в конечном счете идеократическая страна, в отличие от номократических (др. — греч. nomos — закон) стран Запада и этократических (etos — обычай) стран Востока.
С этой — но именно и только с этой — точки зрения уместно известное высказывание Бердяева, который «увязывал» разделенные четырьмя столетиями идеи «Третьего Рима» и «Третьего Интернационала». В конкретном же смысле идеи эти принципиально разные; так, первая была заведомо изоляционистской, вторая — в сущности экспансионистской, — из чего ясно, что содержание идеи изменяется, а неизменной остается ее стержневая роль.
Вместе с тем между Православием и Коммунизмом, без сомнения, есть существенная связь, о чем убедительно говорит даже такой последовательнейший приверженец Православия и не менее последовательный антикоммунист, как Михаил Назаров (см. главу о русской идее в его изданной в 1995 году книге «Историософия Смутного времени»). Особенно важно иметь в виду, что Коммунизм — если и не религиозная, то уж, по крайней мере, «квазирелигиозная» идеология. М. М. Бахтин, полагавший, что Коммунизм — последняя стадия перед Апокалипсисом, вместе с тем убежденно говорил, что солдатам, бросавшимся с гранатой в руке и с возгласом «За Родину! За Сталина!» на устах под немецкие танки, это деяние представлялось не концом, а началом иного бытия…
Кто-нибудь напомнит с недоумением или негодованием, что во имя Коммунизма были уничтожены миллионы православных. Но конфликты, имеющие религиозную подоснову, вообще принадлежат к наиболее смертоносным. Так, в эпоху Реформации в основных странах Запада погибло едва ли меньше населения, чем в ходе российской революции. Если же говорить о нашем веке, то германский нацизм реанимировал средневековый языческий культ, и вне этого нельзя понять его смертоносную «практику».
Л.Аннинский. Преступления Запада, конечно, утешительны при мысли о наших подвигах. Но Россия, как вы знаете, по определению многих философов, «Востоко-Запад». Или «Западо-Восток». Речь не о дозировке того и другого, а о том, кто мы в мировой системе. Каков наш стержень, наши пределы, наш состав? И какой состав России реален сегодня? Это должно быть единство всех русских? Или сверхнациональная общность многих наций? «Советский народ» — попытка очистить целое от национального элемента, превзойти, преодолеть национальную разобщенность и несходимость; теперь «советского» нет; значит ли это, что нечто другое должно быть на этом месте или само «место» мнимо и распад неизбежен? А если нет, то вокруг какого корня собираться?
В.Кожинов. Пропагандируемая в брежневские времена «формула» о «советском народе» призвана была укреплять «общность», но едва ли есть основания усматривать в ней попытку «очищения» от наций. Вы много лет сотрудничаете в журнале «Дружба народов» и не можете не знать, сколь щедро тогда поощрялось — и материально, и «идейно» — развитие национальных культур. Совсем небольшие народы создавали свою национальную кинематографию (не говоря уж о театре, литературе, музыке и т. д.). Свои кинофильмы имели даже такие народы, как абхазы и чукчи, насчитывающие всего десятки тысяч человек… Идеологическим мифам присуща подчас поистине поразительная «особенность»: самая позитивная черта явления преподносится как самая негативная. Так, Россию еще в прошлом веке заклеймили прозванием «тюрьма народов». Эта квалификация зиждется, понятно, на том очевидном факте, что основные страны современного Запада — мононациональные, а в России живет множество народов. Между тем без каких-либо сложных разысканий можно установить, что ко времени формирования английского, французского, германского государств на соответствующих территориях жили множество различных народов, но они были так или иначе стерты с лица Земли…
Прежде всего следует вспомнить о таких некогда славных народах, как бритты (кельтский) и пруссы (балтский), по именам которых и называются до сего дня Великобритания и самая обширная земля Германии — Пруссия… И ясно, что если бы немцы, покорив пруссов, продвинулись тогда дальше, за Неман и Двину, то и от других народов Прибалтики остались бы только названия… Кстати, в 1940-х годах немцы запланировали полное онемечивание народов Прибалтики уже к 1960-м годам, и они, если бы победили, наверняка выполнили бы этот план.
Всего лишь этнические реликты уцелели от таких замечательных народов, как шотландцы, столь величественно предстающие в художественном мире Шекспира (север Великобритании), гасконцы, воспетые Дюма (юг Франции), венды (север Германии). Известно также, что в свое время культура провансальцев превосходила французскую. Впрочем, здесь невозможно говорить обо всех тех десятках народов Запада, которые не выдержали соперничества с англичанами, немцами и французами. Ныне в Западной Европе еще продолжают жестокую борьбу за свое выживание всего только два народа — баски (близко родственные гасконцам) в Испании и не желающие «англиканироваться» ирландцы Ольстера.
И таков вообще неизбежный результат возникновения и развития государств, основанных на национальной идее! А это значит, что люди, называющие Россию «тюрьмой народов», обязаны в соответствии с элементарной логикой называть главные страны Запада «кладбищами народов»…
Словом, многонациональность России (где даже в «центре», в бассейне Волги, живет и растет десяток крупных самобытных народов) — одно из тех ее качеств, которым русские, являющиеся объединяющим началом страны, могут безоговорочно гордиться, а не наоборот…
И когда все это будет по-настоящему понято и оценено (а я хотел бы надеяться на такой итог), станет ясно, вокруг чего, пользуясь вашим словом, «собираться».
Разумеется, многие сегодня возопят: «А как же Чечня?!» В самой краткой форме ответить уместно так. В Турции уже полтора столетия живет множество чеченцев (по некоторым сведениям, туда переселились в прошлом веке 200 тысяч чеченцев!), однако они не заикаются даже об элементарной культурной автономии, не говоря уже о «суверенитете», поскольку прекрасно знают, что в ответ с ними поступят, как с армянами в начале века или с нынешними курдами, которых турецкая армия попросту уничтожает — в том числе на территории соседнего Ирака, где они пытаются спасаться… И, замечу, никто в Европе не шумит по этому поводу, поскольку Турция — это «почти западная» страна, входящая в Североатлантический блок, где на курдов смотрят так же, как на басков или ольстерских ирландцев…
Л.Аннинский. Опять-таки, я согласен с вами «теоретически», и если бы не практический развал многонационального государства… Но одно сомнение все же остается. Когда мы говорим «русские — объединяющее начало», мы что имеем в виду: что-то отдельное или то, что в ходе строительства страны русские и составились из многих племен, здесь взаимодействовавших? Если русские — нация, то с какой стати другие нации в составе страны должны им подчиняться? А если русские — сверхнация (как американцы, европейцы, индусы, китайцы)? Даже внутри «племени» великороссов (впервые нареченн