Генерал Массена к тому же являлся одним из лучших французских военачальников (достаточно сказать, что спустя всего несколько лет этот человек войдет в когорту знаменитых наполеоновских маршалов). Он не стал, как баран на бойне, ожидать пока враг воплотит в жизнь свои замыслы, а немедленно повел собственную контригру, в результате которой скоординированного во времени и пространстве наступления у союзников не получилось. Австрийцев Готце и русских Римского-Корсакова опередили, разбив поодиночке. Суворова же задержали специально выделенные заградотряды, после чего французы получили возможность бросить на него главные силы. В итоге российский фельдмаршал оказался на полдороге окруженным количественно превосходящим неприятелем. То есть попал в ловушку, вырваться из которой ему удалось лишь чудом, не говоря уже про неоправданные потери.
Непосредственное развитие событий выглядело следующим образом. 21 сентября Суворов двинулся от Таверно на север к перевалу Сен-Готард. Присоединив к себе корпус Штрауха, он 24 числа атаковал укрепившийся там 5-тысячный отряд французов. Несмотря на подавляющее численное превосходство, штурм затянулся на целый день и получился очень кровавым. Только вечером, когда небольшая группа егерей под командованием Багратиона сумела вскарабкаться по скалам в тыл республиканцам, те отошли с перевала. (Любопытно проследить тенденцию освещения этого боя в советской историографии. В частности, в книге Осипова К.[75] резюме итогов сражения оканчивается абзацем:
«В этот день русские войска потеряли 2 тысячи человек. По мнению многих военных писателей, это была напрасная жертва, так как движение Розенберга в тыл Сен-Готарда все равно принудило бы французов ретироваться. Это замечание справедливо. Но оно не учитывает того, что Суворов не мог быть уверен в успехе Розенберга, а для армии был дорог каждый час».
Но в следующих изданиях этой книги Осипова, которая стала называться не «Суворов», а «Александр Васильевич Суворов» (например, в издании 1955 года), вся вышеприведенная информация о потерях и спорности суворовских решений выкинута. В аналогичном ключе «переработаны» и абсолютно все остальные главы. Так, среди прочего в 1943 году Осипов еще даже пытался полемизировать с критиками суворовского плана Швейцарской кампании и признавал вероятность существования каких-то его ошибок:
«Если Суворову может быть брошен упрек в недостаточно тщательной проверке сведений, то поведение австрийцев, уже долгое время воевавших в Швейцарии…»
Но в 1955 году уже никаких упоминаний о недочетах фельдмаршала нет. Абзац сразу начинается с претензий к бывшим союзникам. Таким образом, читатель постепенно лишался последних крох той информации, что могла натолкнуть его на «ненужные» мысли.)
Оставив Штрауха в районе Сен-Готарда прикрывать тылы, русский фельдмаршал на следующий день соединился с корпусом Ауфенберга и направился в долину реки Рейсы, но был остановлен у первой же переправы через нее (Чертова моста) всего двумя или тремя сотнями неприятельских стрелков. Пришлось опять терять время и ждать пока багратионовские егеря осуществят новый обход и, угрожая окружением, заставят противника отступить. Однако французы все же успели частично разрушить мост и переправа более чем 20-тысячного войска затянулась.
Упомянутые задержки не позволили выйти к Люцернскому озеру тогда, когда планировалось. Его берегов достигли только 26 сентября, то есть с более чем суточным опозданием. Но торопиться дальше уже было бессмысленно, так как Массена за это время успел внести в ход битвы коренной перелом.
Римский-Корсаков и Готце ничего не знали о том, что суворовские полки отстают от намеченного графика движения и готовились перейти в наступление согласно «Плану общей атаки» именно 26 числа, однако республиканский военачальник опередил их, атаковав на рассвете сутками ранее. Французы форсировали считавшиеся почти неприступными реки Лиммат и Линт, а затем захватили на их крутых скалистых берегах все укрепления союзников. К. концу дня австрийцы были разгромлены, их командующий убит, а принявший на себя руководство генерал Петраш сумел потом собрать остатки полков только в полусотне километрах восточнее — около южной оконечности Боденского озера.
Корпус Римского-Корсакова в этот же день был окружен в Цюрихе. Перегруппировавшись за ночь, 26 сентября, бросив весь обоз и артиллерию, он с огромными потерями (до половины личного состава) прорвался-таки за Рейн и, почти полностью утратив боеспособность, откатился к северному краю того же Боденского озера. Только Елачич и Линкен смогли перейти в наступление, как этого требовал суворовский приказ, но, обнаружив, что их соседи справа (т. е. Готце и Римский-Корсаков) перестали существовать, тоже отошли назад. (В отечественной историографии статистика потерь неудачного сражения традиционно запутана. Говоря проще, с годами она становится все меньше — то есть приятнее для «патриотического» глаза. Например, А. Керсновский (начавший работать над своей «Историей русской армии» еще до революции и закончивший труд в эмиграции) определял потери Римского-Корсакова в 18 000 человек. Да еще прибавлял, что: «Это самое жестокое поражение нашей армии за XVIII столетие». А в СВЭ грустные цифры снижаются до 15 000. В постперестроечной «Истории войн» убыль при Цюрихе уже 8000 душ. А в совсем «свежей» статье С. Ильина, опубликованной в журнале «Сержант», по части утрат упоминаются только три генерала и 4000 солдат, попавших в плен.)
Таким образом, за 25 и 26 сентября весь центр и северный фланг союзников оказались смятыми и уже не представляли никакой угрозы для республиканцев, а Массена получил возможность перенацелить большинство своих сил против суворовского корпуса. Однако русский фельдмаршал об этом еще не подозревал. К тому же у Люцернского озера на него обрушился груз еще одной ошибки. Оказалось, что карты не точны и указанная на них прежняя хорошая дорога на самом деле превращается в довольно посредственную тропу. Поэтому на следующий переход в Мутенскую долину, длиной всего 15 километров, пришлось потратить целых пять дней. Авангард во главе с полководцем достиг цели 27 сентября, а арьергард — только 1 октября. Данное обстоятельство увеличивало опоздание до колоссальных размеров и окончательно разрушало план операции даже в том случае, если бы Римскому-Корсакову и Готце удалось отбиться от французов.
В Мутене Суворов, наконец, узнал о поражении своих подчиненных, после чего обрел ясное представление о катастрофических изменениях в обстановке, произошедших за последние дни. Неутешительный финал всей кампании уже не вызывал сомнений, а лично для него и возглавляемых им солдат будущее выглядело практически безнадежно. Идти дальше вперед и вступать в бой с трехкратно превосходившими теперь их в численности основными силами Массены было равносильно гибели или плену, отступать назад поздно, — а ждать помощи со стороны неоткуда.
Здесь надо отдать должное Александру Васильевичу — уяснив ситуацию, он среагировал мгновенно. Не дав противнику окончательно замкнуть кольцо, по труднопроходимым тропинкам Суворов совершил ряд неожиданных маневров и все-таки сумел пробиться из этого, как казалось большинству наблюдателей, смертельного капкана. Уже упоминавшийся выше Клаузевиц писал, что великие полководцы даже отступают, как львы, — рыча и огрызаясь во все стороны. Русский фельдмаршал-практик хорошо проиллюстрировал эту мысль военного теоретика, спася не только собственную репутацию, но и честь всей царской армии. К 12 октября ведомые им полки вышли из альпийских ущелий в районе городка Фельдкирх, который находился на территории, контролируемой австрийцами.
Тем не менее, материальные результаты прорыва выглядели весьма плачевно. Обоз и артиллерию пришлось бросить на труднодоступных горных перевалах, и даже транспорт с ранеными полководец вынужден был оставить на милость победителей. Людские потери составили почти треть корпуса — около 7000 человек, что по меркам того времени считалось крупной убылью. Для сравнения достаточно вспомнить, что во всех своих многочисленных полевых сражениях с турками Суворов в сумме не потерял такого количества солдат.
Но отечественная историография в угоду мифу о непобедимости главного национального военного гения предпочитает обращать внимание преимущественно на сам факт прорыва и сопутствовавшие ему героические моменты. Тотальные масштабы эта тенденция приобрела в последние 50 лет советской власти, когда официальная пропаганда была повернута в русло ура-патриотической идеологии. В результате поражение в Швейцарской кампании было «замаскировано», а сама она распалась на три части. Суворовский поход через Альпы, описываемый в эмоционально-восторженных тонах. Неудачное сражение Римского-Корсакова у Цюриха, изредка сухо упоминаемое как частная незначительная неудача. И действия австрийцев, подаваемые в качестве открытого предательства.
Но если взглянуть на исследуемые события через призму нормальной, военно-исторической логики, то они неизбежно вновь сложатся в общую операцию, поскольку все войска союзников в Швейцарии подчинялись Суворову и действовали согласно задуманному именно им единому плану, который имел и единый итог.
При таком подходе мы получим, что за весь период боев в Альпах (со дня прибытия фельдмаршала 15 сентября — по 5 ноября, когда начался отход суворовских частей из предгорий на зимние квартиры) русско-австрийские войска потеряли свыше 26 000 человек. (Русский историк Д. Милютин еще в середине XIX века опубликовал данные, которые гласили, что после суворовской кампании в Альпах в австрийском корпусе Петраша осталось 16 000 штыков. Петрашу подчинялись войска убитого Готце, Елачича, Линке и Ауфенберга, насчитывавшие до начала операции 22 000 солдат. Значит, их потери составили 6000 человек. Русская армия Суворова, после объединения с остатками полков Римского-Корсакова и только что подошедшим 7-тысячным корпусом Конде, насчитывала 35 000 человек. Сравнив эти цифры с теми русскими силами, которые Александр Васильевич имел к моменту начала наступления, получим убыль — 20 500 человек. Подсчет осуществлен по указанной выше книге Ростунова.