Мечта о создании всесторонне защищенной мобильной боевой единицы уходит своими корнями в глубокое прошлое. Оснащенные медным панцирем тележки использовались еще в Древнем мире. Затем — в период Средневековья — на полях сражений царила закованная в латы рыцарская кавалерия. Однако наиболее полно идея «движущихся крепостей» получила возможность воплотиться лишь на рубеже XIX–XX столетий, когда технический прогресс одарил человечество компактным и сравнительно легким двигателем внутреннего сгорания. В эти годы появился непосредственный предок танка — бронеавтомобиль. Первыми его создали и использовали все те же англичане во время войны с бурами 1899–1902 годов. (Первый бронеавтомобиль для русской армии купили во Франции (марки «Шаррон») и доставили в Россию уже после окончания русско-японской войны. Его испытали… и благополучно забыли. Вновь о «брониках» в Петербурге вспомнили только после начала Первой мировой войны и стали пытаться организовывать их мелкосерийное производство. Так как собственная автомобильная промышленность в России в тот момент находилась еще в зачаточном состоянии, броневики решили делать на базе иностранных шасси, которые пришлось спешно закупать у разных фирм (в основном «Остин», «Рено», «Фиат» и «Гарфорд»). Один из таких «бронтозавров» (вооруженный двумя пулеметами) сохранился до наших дней и демонстрируется в петербургском военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи. Это та самая машина, которая ранее — в советские годы — стояла на постаменте у здания музея В. И. Ленина, располагавшегося в Мраморном дворце. По официальной версии считалось, что именно этот броневик послужил стальной трибуной вождю мирового пролетариата в апреле 1917 года сразу после его приезда на Финляндский вокзал. На самом деле аутентичный «ленинский броневик» во время революционных катаклизмов был безвозвратно утрачен.)[173]
Однако колесные машины могли применяться лишь на хороших дорогах. На пересеченной местности (то есть там, где в основном и разворачивались сражения) они оказались практически бесполезны. Таким образом, сама жизнь заставила конструкторов обратить внимание на гусеничные трактора. Первыми, как уже сказано выше, адаптировать мирных сельскохозяйственных тружеников к армейским нуждам сумели британцы. Строили и перевозили их, естественно, в большой тайне. Закрытые брезентом, издали эти машины напоминали большие цистерны. В связи с чем и был пущен слух, что по заказу русских изготовляются металлические резервуары — «танки» (tank — по-английски означает бак, емкость). В английском и русском языках это слово так и привилось в качестве названия для грозных боевых машин.
К концу Первой мировой войны усовершенствованные модели гусеничных танков уже полностью утвердились во всех армиях передовых государств. В России также по достоинству оценили британские «лохани». (Именно под таким названием в русских газетах были опубликованы фото первых английских танков после их блестящего дебюта.)[174] Однако все проекты собственных «бронеходов» не пошли дальше опытных экземпляров по причине слабости промышленного потенциала и трудностей военного времени. Поэтому первый русский танк был построен только после революции. Хотя «русским» его можно назвать лишь с большой натяжкой, разве что по месту изготовления. Дело в том, что во время гражданской войны белые армии получили от французов и англичан в качестве помощи несколько десятков современных танков. Часть из них красные захватили как трофеи. Наиболее простым по конструкции советским специалистам показался французский легкий танк «Рено ФТ» образца 1917 года. Его и решили скопировать на Сормовском заводе в Нижнем Новгороде[175].
Первый экземпляр «Русского Рено» вышел на ходовые испытания 31 августа 1920 года. (Позднее, под конец сталинского правления, это событие и положили в основу отечественного «дня танкиста», приказав его отмечать ежегодно во второе воскресенье сентября.) По качеству он оказался значительно хуже прототипа. Тем не менее, в течение последующих шестнадцати месяцев в строй кое-как ввели еще четырнадцать машин. Все они имели собственные имена. Первая называлась «Борец за свободу товарищ Ленин». Другие окрестили более скромно: «Илья Муромец», «Парижская коммуна», «Буря» и так далее в том же героико-революционном духе. Однако дальнейшее производство вскоре остановилось из-за царившей в Советской России жесточайшей хозяйственной разрухи.
После окончания гражданской войны в Красной Армии насчитывалось, вместе с трофейными, всего около ста танков[176]. Машины эти были разнотипными, изношенными, к ним не хватало запчастей. Да и вообще, столь ничтожное количество «лоханей» конечно же, не устраивало большевистских вождей, которые мгновенно смекнули, что при помощи «бронеходов» мировая революция имеет несравнимо больше шансов на осуществление. Короче, требовалось создавать свою танковую промышленность. Но легко сказать: «создавать». Россия и раньше не числилась среди лидеров мировой тяжелой индустрии, а после октябрьской революции оказалась отброшенной далеко назад. Немногочисленные инженеры в массе разбежались по заграницам или погибли в застенках ЧК. Рабочие, спасаясь от голода, устремились в деревни. Заводы стояли. Их оборудование растаскивалось. Однако, как только начавшийся в 1921 году НЭП слегка реанимировал российскую экономику, была предпринята попытка построить собственную машину. На Ижорском заводе в Петрограде по проекту «товарища Кондратьева» начались работы над плавающим танком «Ижзавод». Но к 1923 году они закончились полной неудачей[177].
В 1924 году проектирование и организацию производства танковой техники советское правительство специальным декретом возложило на созданное при Главном управлении военной промышленности Танковое бюро. В коллективе конструкторов не было ни одного человека, хотя бы смутно представлявшего, с какого бока подступиться к данной проблеме. Полностью отсутствовала необходимая документация. Поэтому прошло целых три года, прежде чем из ворот ленинградского завода «Большевик» вышел опытный танк Т-16, представлявший собой несколько модернизированный все тот же французский «Рено ФТ»[178]. Работы по совершенствованию этой очередной «вариации на тему» затянулись, но реввоенсовет СССР, не дожидаясь их окончания, принял машину на вооружение: слишком велико было нетерпение — «на горе всем буржуям» — поскорее обзавестись бронированной самоходной дубиной.
Экспериментальный танк Т-16, слегка доработанный и получивший индекс Т-18 (а затем переименованный в МС-1 — то есть «малый сопровождения») начали серийно изготавливать в 1928 году. (На конвейере машина продержалась в течение четырех лет. Всего было изготовлено 959 штук. В ноябре 1929 года девять МС-1 приняли участие в столкновении с китайцами во время конфликта на КВЖД.)[179]. Предназначался он, как явствует из названия для взаимодействия (сопровождения) в бою с пехотой. Сразу же после поступления первых экземпляров Т-18 в войска выявились его «серьезные недостатки» и потребовалось срочно создать более совершенную модель.
Следующий, а точнее первый отечественный, не копирующий заграничные, танк разработали в Харькове, где на паровозостроительном заводе имени Коминтерна в сентябре 1927 года организовали еще одно конструкторское бюро по созданию бронетехники. Разработка машины, которой присвоили индекс Т-12, началась в 1928 году. В апреле 1930 харьковчане передали на испытания опытный экземпляр этого танка с целью «возможной постановки его в серийное производство»[180]. Эта «лохань» считалась маневренной и планировалась для действий в составе самостоятельных механизированных частей. Однако испытания выявили множество дефектов. Их устранение привело к созданию еще одного образца — Т-24, которому было суждено стать первым советским серийным средним танком, выпущенным, правда, малой серией — всего 25 машин[181]. Он оказался сложен в производстве и в обслуживании, а в эксплуатации ненадежен. По этой причине — так же, как и МС-1, — Т-24 недолго продержался на вооружении Красной Армии. Неудачным получился и последний «наследник» «Русского Рено» — Т-20, работы над которым окончательно свернули летом 1931 года[182]. Столь же печальный итог имели еще две попытки создать оригинальную конструкцию. В 1929–1931 годах на Ижорском заводе фиаско потерпел проект Николая Дыренкова, обозначавшийся индексом Д-4[183]. Большие надежды возлагались на одновременно создававшийся в Оружейно-арсенальном тресте Т-19. Он должен был стать основным ударным средством мобильных частей Красной Армии. Но суровая реальность вновь опустила советских танкистов с небес на землю[184].
Кроме вышеперечисленных машин, в 20-е годы в главном конструкторском бюро Оружейно-арсенального треста были спроектированы танкетки Т-17, Т-21, Т-22, Т-23[185]. Однако они также страдали многочисленными «детскими болезнями», отчего в серийное производство не внедрялись.
Итог был более чем нелицеприятным. Все созданные отечественными специалистами машины оказались неудачными: у них не только постоянно выходили из строя различные узлы и отдельные детали, но даже хронически слетали гусеницы. К тому же «новорожденные» сохраняли в себе уже давно устаревшие технические решения тех иностранных образцов, с которых в большей или меньшей мере копировались