[242] Иными словами русским морякам не удавалось обеспечить даже безопасное плавание у своих тыловых баз.)
Зато именно моряки Балтийского флота, как известно, сыграли не последнюю роль в революционных событиях 1917 года и окончательном развале национальных вооруженных сил. В конечном счете, вышла знакомая печальная картина с «разбитым корытом» — практически полное уничтожение всех боевых кораблей.
А между тем военные суда — удовольствие очень дорогое. Стоимость постройки лишь одного линкора равноценна затратам на вооружение нескольких десятков дивизий сухопутной армии. Поэтому излишне объяснять, во что обходилось обзаведение подобными красавцами для России с ее отсталой экономикой и промышленностью. Из народа по копеечке вынимали последнее…
В то же время именно конец XIX и начало XX века явились периодом наивысшего взлета отечественной военно-морской историографии. Видимо, длительный период постоянных неудач, не дававший ни малейшего повода для «головокружения от успехов», все-таки заставил большинство добросовестных специалистов взглянуть на былое трезвыми глазами и проанализировать опыт в поисках причин столь прискорбного состояния дел. Кроме того, сказалось то, что после либеральных реформ Александра II цензурная узда ослабла и российские ученые обрели возможность полноценных регулярных контактов с европейскими коллегами, которые уже давно овладели принципами и методами критического анализа событий прошлого. Так или иначе, но уровень объективности в книгах многих военных историков, работавших в годы правления последних царей, вполне соответствует западным стандартам[243].
Данная историографическая традиция по инерции какое-то время жила и после большевистского переворота. Конечно, революционные катаклизмы сильно проредили ряды историков. Но те, кто выжил, продолжали выдавать довольно качественную продукцию. Этому отчасти помогало и то обстоятельство, что новая власть постоянно требовала «разоблачать словоблудие старорежимной науки». Поскольку данное явление (наряду с вышеупомянутыми прогрессивными веяниями) действительно имело место, иногда оказывалось достаточным просто объективно описать какое-нибудь поражение, чтобы соблюсти «линию партии и правительства». Таким образом, было опубликовано много весьма профессиональных исследований[244]. Однако затем идеологическая направленность советской пропагандистской машины круто поменялась, устремившись в русло национал-большевизма. Старых «военспецев», чтобы не мешали, отправили «в расход», а пришедшие им на смену молодые кадры начали, что называется «на всю катушку» трудиться на уже было забытой ниве «прославления». «Творческий импульс» Иосифа Виссарионовича оказался столь силен, что его инерция военной историографией не преодолена и ныне.
Одновременно с поворотом в историографии Страна Советов принялась усердно возрождать «материальную часть» флотского наследства «проклятого царизма». Разумеется опять с хрипом и надрывом жил у народа. Таким образом все отрасли «нептунова хозяйства» бывшей Российской империи, совершив полный оборот по спирали времени, вернулись в свою прежнюю привычную канву. После чего, естественно, не заставили себя долго ждать и уже традиционные трагедии с катастрофами.
В отличие от сухопутной армии советский флот во Вторую мировую войну серьезного неприятеля на море фактически не имел. Наиболее многочисленные и мощные силы немецких адмиралов в течение всего периода боевых действий были скованы в Атлантике борьбой с англосаксами. Поэтому Германия, напав на СССР, не могла задействовать против него сколько-нибудь значительные морские силы. То есть, на протяжении всей войны наши моряки, за исключением нескольких эпизодов, все время имели подавляющее количественное превосходство. Тем не менее, ситуации на всех театрах почти постоянно складывалась по весьма непривлекательному сценарию. Фактически сразу же начались потери. И потери жуткие. Все лето и осень 1941 года изобилует примерами полнейшей профессиональной несостоятельности как рядовых советских моряков, так и высшего командного состава — напрашивается сравнение с приготовленной к закланию и абсолютно беспомощной жертвой. Редкий день обходился без того, чтобы нацисты не потопили (или же тяжело повредили) какой-нибудь корабль, а то и сразу несколько, причем без потерь со своей стороны[245]. В результате к середине войны, еще уцелевшие крупные боевые единицы (от эсминца и выше) совсем перестали выходить из своих баз, прячась там во исполнение личного приказа Сталина, опасавшегося потерять то, что еще осталось на плаву. (Исключение составляло лишь Баренцево море, где Северному флоту активно помогали (вернее выполняли всю основную работу) союзники — англичане и американцы.)
Даже в 1944–1945 годах ситуация не изменилась к лучшему. Например, на Балтике господство на море оставалось за немцами вплоть до последних дней войны. Только поэтому с осени 44-го (после полной изоляции с суши) целых семь месяцев держалась Курляндская группировка Вермахта[246]. По той же причине до самой капитуляции Германии не сдавались отрезанные и прижатые к морю многочисленные дивизии гитлеровцев у Либавы, в Данцигской бухте, в устье Вислы. К тому же немецкий флот не только снабжал и поддерживал огнем свою армию. За последние четыре месяца войны он сумел эвакуировать на Запад более двух миллионов человек[247]. Это в два с лишним раза больше, чем советский флот сумел вывезти в тыл из прифронтовых районов за 1941–1942 годы на всех театрах[248]. Здесь также уместно вспомнить и о трагических операциях по эвакуации гарнизонов Таллинна и Керчи. О брошенном на произвол судьбы осажденном Севастополе. О десятках морских десантов, кое-как выкинутых на чужой берег и оставленных там флотом без всякой помощи.
Советская морская авиация оказалась готовой к войне нисколько не лучше других сил сталинского ВМФ. Например, над той же Балтикой летом-осенью 1941 года летало в общей сложности около тысячи краснозвездных машин. Совершивших против морских целей свыше 4800 вылетов[249]. Итог этой колоссальной работы при огромных потерях был равен практически нулю — потоплены крохотный тральщик, штурмбот и мотобаркас[250]. Нашим соколам противостояло всего несколько десятков немецких морских самолетов[251]. Результаты этого противостояния просто потрясают. Так, только за два дня уже упоминавшегося прорыва Краснознаменного Балтийского флота из Таллинна в Кронштадт летчики Люфтваффе совершили всего 156 вылетов. А потопили не менее пятнадцати крупных кораблей (не говоря уж о штурмботах и мотобаркасах)[252].
Конечно, сложный и тернистый путь отечественного флота, всегда находившегося в тени сухопутной армии, это скорее не вина, а беда российских моряков.
К сожалению, за исключением Петра Великого, никто из правителей страны за все время ее существования не понимал до конца роль и значение морской мощи в комплексе всех вооруженных сил государства. Потому Россия никогда не имела продуманной морской доктрины, всесторонне взвешенных кораблестроительных программ, рациональной системы базирования и прочих компонентов правильной организации ВМФ. Отсюда и результаты. Никакого критического анализа ошибок никто не стал проводить и после окончания Второй мировой войны. Вместо этого была предпринята очередная дорогостоящая авантюра по строительству атомного океанского монстра, которая завершилась вполне прогнозируемым крахом в 90-х годах прошлого века. Одновременно новый холостой круг сделала и историография. Отечественные историки сорок лет — до самой горбачевской «перестройки» — всеми силами пытались скрыть неудачи советского ВМФ, намеренно увеличивая потери немцев и преуменьшая собственные. Однако история — не роман. Поэтому при первых же признаках реальной либерализации коммунистического режима правда начала «выплывать на поверхность». Но вскоре в этот нормальный процесс опять вмешалась идеология — уже постсоветская, у которой потребность в мифе оказалась ничуть не меньшей. И, наверное, здесь ничего не поделаешь. Как ни крути — национальный характер вещь очень серьезная.
ГЛАВА 13«НИКТО НЕ ЗАБЫТ»? А СКОЛЬКО ИХ, НЕЗАБЫТЫХ?
22 июня 1941 года — наверное, самая страшная и трагическая дата в отечественной истории. В этот день в России простые люди скорбят и вспоминают павших. А высокие государственные чины обязательно говорят правильные и торжественные речи, которые также традиционно завершаются уже ставшей ритуальной фразой «никто не забыт и ничто не забыто». Скорее всего, большинство ораторов произносят ее просто по привычке, сложившейся еще в советские времена, и не задумываются над сутью изрекаемого. Поскольку на самом деле не только точного числа, а даже хотя бы приблизительного количества тех, кто полег на фронтах Второй мировой, мы до сих пор не знаем.
Прошло уже более полувека со дня окончания Второй мировой войны, но ее история в нашем государстве за эти десятилетия так и не превратилась в предмет объективного исследования со стороны официальной историографии. Ручеек правдивых публикаций, пробившийся было в конце 80-х — начале 90-х годов, быстро иссяк, а большинство обнародованных тогда цифр и фактов, утонув в потоке прочей сенсационной информации, захлестнувшей в те годы страну, моментально забылись.
Ныне власть имущие вместо того, чтобы способствовать более полному открытию архивов, предпочитают, к сожалению, рассуждать только о самом факте Победы. Играя на патриотических струнах общества, политики, таким образом, завоевывают популярность. В результате в сознании большинства россиян по-прежнему живут с детства вдолбленные школьными учебниками мифы, которые создавались преимущественно в годы войны для того, чтобы утаить от общества, какими приемами и методами воевали полководцы Красной Армии и какие потери по сравнению с противником при этом несли советские вооруженные силы.