[407]. Но остановить противника не удалось. Группа «Б», повернув от Воронежа на юг и перемалывая выдвигаемые ей навстречу вновь прибывшие войска, устремилась по правому берегу Дона к Сталинграду. Группа «А» столь же быстро заняла Донбасс, пересекла большую излучину Дона, переправилась на его левый берег, и, гоня перед собой все возраставшее число полков Малиновского и Буденного, рванулась к Кавказу.
Краткая хроника тех дней достаточно красноречива. 16 июля — «котел» под Миллеровом (части 90-й и 38-й армий)[408], 17-го сдан Ворошиловград, 22-го Новочеркасск, 24-го Ростов, 28-го Сталин подписывает свой самый жуткий военный приказ № 227 «Ни шагу назад», узаконивший заградотряды и бессудные массовые расстрелы отступавших. Но и такая жесточайшая мера не повлияла на ход событий. 5 августа Красная Армия оставила врагу Ставрополь, 7-го Армавир, 9-го Пятигорск. 10-го немцы захватил и нефтяные вышки Майкопа — первое вожделенное месторождение «черного золота». 12 августа пали Краснодар и Элиста, 21-го знамя со свастикой взвилось над Эльбрусом, а 23-го германские танки севернее Сталинграда прорвались к Волге.
В эти недели английская и американская разведки докладывали своему руководству, что к ним начала поступать информация о попытках Советского Союза через третьи страны узнать у Гитлера его условия перемирия. Керр, британский посол в Москве, стараясь прояснить данный вопрос, обратился к Сталину и Молотову, но вразумительного ответа не получил. Фюрер, однако, на контакты с генсеком не пошел, по всей вероятности, уверенный, что скоро и без того одержит полную победу над Советским Союзом[409]. Наступление развивалось столь неожиданно гладко, что он даже вывел с юга России шесть дивизий 11-й армии Манштейна, недавно овладевшей Севастополем. Вскоре за ними последовали еще пять дивизий, в том числе две танковые и две моторизованные[410]. Часть войск отправилась на Запад, а часть на северные участки Восточного фронта. Вполне возможно, что именно этих солдат, оснащенных специальным штурмовым снаряжением, и не хватило затем Паулюсу под Сталинградом или Клейсту на Кавказе.
Между тем Красная Армия весь конец лета, а затем и всю осень из-за Волги и Каспийского моря продолжала получать щедрые пополнения людьми и техникой. И, как вода точит камень, советские солдаты реками своей крови все-таки заставили Вермахт потерять некоторую остроту и силу ударной массы. Повторилась история 1941 года: тевтонская машина сначала замедлила движение, а потом и начала пробуксовывать.
Тем временем США и Британия готовились нанести неприятелю удар в наименее защищенное место. На июньской встрече Рузвельт с Черчиллем согласились с собственными военными, что составленные на всякий случай в спешном порядке наметки плана высадки во Франции «Следжхэммер» (в переводе на русский — «Кувалда») сомнительны, и договорились вернуться к нему в 1942 году лишь при возникновении явных признаков угрозы быстрого военного краха СССР. Давление на позиции стран «Оси» они хотели начать с десанта в западную часть Северной Африки (план «Торч»). Но последние известия с фронтов в России заставили англо-американцев всерьез обеспокоиться. И британский премьер заторопился в Москву: сообщить о принятом решении высадиться в Африке (какая-никакая, а все же помощь) и заодно постараться понять, насколько серьезно Сталин настроен продолжать борьбу против Гитлера.
Переговоры «заклятых друзей» состоялись в середине августа. Встретились они впервые. Черчилль впоследствии охарактеризует увиденного им рябого маленького инвалида с покалеченной рукой как «крестьянина, которым можно вертеть как угодно». Наверное потомок герцогов Мальборо все же несколько преувеличил степень своего интеллектуального превосходства над недоучившимся грузинским семинаристом. Впрочем, результаты тех переговоров действительно выглядят в пользу британца. Советский вождь, хотя и продемонстрировал союзнику недовольство отсрочкой десанта в Европу, однако не сумел скрыть, что прекрасно понял все достоинства англо-американского вторжения на «Черный континент» и оценил ту выгоду, которую получит СССР от этого действия. Кроме того, привыкший к самовосхвалению и не умеющий говорить о себе горькую правду диктатор не удержался от заведомо лишнего обещания побить «не сегодня-завтра» не только немцев, но и турок, если те вдруг вздумают плохо себя вести. Именно эти слова окончательно и решили судьбу «Кувалды» — успокоенные англосаксы с облегчением поставили на нем жирный крест. Меж тем в интересах Советского Союза разумнее было бы, наоборот, убедить союзников в том, что положение Москвы отчаянное. Для удержания Сталина в коалиции Рузвельт с Черчиллем могли бы предпринять попытку открытия Второго фронта еще в 1942 году. Почти наверняка она бы оказалась неудачной — немцы бы сбросили десант обратно в море. Но для этого им пришлось бы перекинуть войска из России, а значит ослабить, если не прекратить совсем, давление на многострадальную Красную Армию.
«Дядя Джо» скоро поймет, что допустил ошибку и, разозлившись за это на хитрых «капиталистов», демонстративно откажется послать в январе 1943 года делегацию на конференцию в Касабланке. Этой неумной выходкой он еще раз накажет свою несчастную страну, поскольку на совещании союзного руководства решались основные стратегические вопросы. Среди них первоочередным считался вопрос о Втором фронте, на ускорение открытия которого представители СССР без сомнения могли повлиять, участвуй они в обсуждении планирования и координации совместных действий товарищей по оружию[411].
Тем не менее, свои дипломатические поражения диктатор сумел обернуть «победой» на внутреннем пропагандистском фронте. Дело в том, что после зимних бравурных маршей Сталину необходимо было как-то объяснять народу причины новых поражений Красной Армии, ведь тезис о «внезапности» и «вероломстве», использованный год назад, теперь, в середине войны, явно не мог сработать. Да и разговоры о «многократном численном превосходстве врага», в общем, нужного эффекта в полной мере не достигали. Одним словом, миф о «ненадежных союзниках» оказался очень кстати. В официальном выступлении по случаю четвертьвекового Октябрьского юбилея Иосиф Виссарионович предал гласности противоречия с англо-американцами, свалив на них вину за неудачи своей армии и заложив тем самым один из первых камней в фундамент будущей «холодной» войны.
Между тем вскоре выяснилось, что и бахвальство перед Черчиллем в августе оказалось дешевым блефом. До самого конца осени весь мир — кто с тревогой, а кто с надеждой гадал — удастся ли Вермахту занять всю территорию между Черным и Каспийским морями. Окончание сражений в том районе позволяло Германии высвободить войска для организации надежной зимней обороны по Волге и Дону и держать в уме неплохие перспективы на 1943 год. Таким образом, судьба еще целых три месяца, что называется, балансировала на лезвии ножа (25 августа немцы взяли Моздок, 10 сентября Новороссийск, 28 октября Нальчик), прежде чем германское наступление выдохлось окончательно. Опасения немецких генералов насчет снабжения полностью сбылись[412]. Когда первоначальная инерция летнего рывка замедлилась, и войска особенно почувствовали нужду в подпитке — ее бесперебойное обеспечение организовать не удалось. Например, после взятия Пятигорска танки Клейста свыше двух недель простояли в ожидании горючего, предоставляя красноармейцам бесценное время на перегруппировку и возведение новых оборонительных рубежей. Да и физической массы Вермахту в конце концов не хватило. По данным «Грифа секретности», за время Воронежско-ворошиловградской, Сталинградской и Северо-кавказской стратегических оборонительных операций в бой было введено четыре новых фронта — пятнадцать армий и полторы сотни отдельных дивизий[413], а также огромное, но пока не известное количество маршевого пополнения. В то же время в течение июля — сентября германские группы «А» и «Б» из своих изначальных шестидесяти восьми немецких дивизий лишились, вследствие очередного каприза Гитлера, одиннадцати (уже упоминавшихся выше). А получили всего 140 750 человек для возмещения потерь в тех соединениях, что участвовали в наступлении с первых дней[414].
В итоге к середине ноября южная часть Восточного фронта застыла в состоянии неустойчивого равновесия, вытянувшись огромной дугой Туапсе — Грозный — Сталинград — Орел и увеличившись с июньских 500 километров в четыре раза. Чтобы удержать ее, свои группировки немцам пришлось растащить по всему периметру. К тому же редкий пунктир германских соединений перемежался тонкими ниточками слабых румынских, итальянских и венгерских частей. На карте подобная конфигурация выглядела откровенным призывом к Красной Армии осуществить сталинградский контрудар. Но фюрер вновь запретил сокращать линию фронта путем отвода войск на более удобные позиции.
Может быть, свои надежды на лучшее будущее он черпал из сводок выпуска новой военной продукции? Они гласили, что в течение 1942 года Германия получила 1,7 миллиона единиц стрелкового оружия, 50 300 орудий и минометов, 6200 танков и самоходных орудий, 11 600 боевых самолетов[415]. (Данные, видимо, немного завышены. Например, по германским сведениям танков и штурмовых орудий в 1942 году было выпущено не 6200, а 6085.)[416] «Адольф Алоизвич», конечно же, не видел аналогичных докладов о достижениях советской промышленности, которая за тот же срок обеспечила производство почти 6 миллионов винтовок, автоматов и пулеметов, 357 тысяч орудий и Минометов, 24 400 танков, 21 700 боевых самолетов