Начнем с того, что в военном искусстве выдающимися считаются только те победы, которые добыты не числом, а умением и малой кровью. Кроме того, (несмотря на сам факт успеха) важнейшее значение имеет, насколько полно были использованы все потенциальные возможности, предоставлявшиеся в ходе боев. При подобном подходе тезис о «беспримерном разгроме фашистов на Волге» сразу же начинает тускнеть. Достаточно взглянуть на соотношение сил. Всего на советско-германском фронте (включая участок от Балтийского до Баренцева моря) к концу осени 1942 года находилось около 3,3 миллионов немецких солдат и офицеров (Вермахт, войска СС, Люфтваффе, Кригсмарине). Кроме того, здесь же действовали армии немецких союзников — Финляндии, Венгрии, Италии и Румынии, насчитывавшие в общей сложности примерно 1 миллион человек. Боеспособность их, правда, была не велика. В отличие от германских войск «младшим партнерам» не хватало выучки. К тому же они были плохо моторизованы, испытывали острую нехватку тяжелого вооружения и вообще любой современной техники. Впрочем, особого изобилия в оснащении не наблюдалось и у немцев. Все противники Красной Армии располагали 51 700 орудиями и минометами, примерно 4000 танков и самоходных орудий и не более чем 2700 самолетами. (6-й том «Истории Второй мировой войны»[438] утверждает, что неприятель имел на фронте 5080 танков и 3500 самолетов. Эти данные выглядят завышенными: тот же самый 6-й том[439] сообщает, что Германия за май — октябрь 1942-го изготовила порядка 3000 танков и самоходных орудий. Но далеко не все из них попали в Россию. Большая часть ушла как пополнение в Африку, а также на оснащение новых танковых дивизий, формировавшихся на Западе (25-й, 26-й) и отведенных туда весной — осенью на отдых (6-й, 7-й, 10-й, «Лейбштандарт», «Рейх», «Тотенкопф») с Востока. Если вспомнить, что на 1 мая 1942-го при общем наличии танков и самоходок в 5947 штук[440] немцы имели против СССР немногим более 3000 танков и самоходок[441], то в ноябре при общем ресурсе в 7788 машин (на 1 ноября)[442] и большом количестве переброшенных на Запад танковых соединений, объем бронетехники в России сильно возрасти не мог. В пользу этого свидетельствует и тот факт, что из имевшихся у немцев на 1 декабря 1942 года 1039 штурмовых орудий StuG III[443] в России действовали только 347 машин[444]. По немецким данным всего для отражения ноябрьского наступления Красной Армии у Германии на Востоке было примерно 3500 танков и самоходных орудий. Сателлиты Берлина имели на Восточном фронте к середине ноября, в общей сложности, в лучшем для них случае до 500 танков и самоходок.[445] Аналогично обстояли дела с авиацией. От Люфтваффе в России действовало немногим более 2000 самолетов.[446] Еще максимум 600 машин приходилось на долю всех союзников Гитлера.[447] Что касается количества солдат неприятеля, то отечественная историография обычно оперирует цифрой 6,2 миллиона, которая была введена в научный оборот в первые «брежневские» годы. Каким образом она высчитана, остается только гадать. Тем не менее, ее уверенно воспроизвел и постперестроечный 4-томник «Великая Отечественная война»[448]. Немецкие авторы называют иные величины. Мюллер-Гиллебранд[449] указывает, что численность солдат Вермахта в России по причине недостатка пополнений сократилась за июль — октябрь 42-го на 245 тысяч человек. Кроме того за май — ноябрь в Европу убыли 15-я, 17-я, 22-я, 23-я, 106-я, 161-я, 167-я, 257-я пехотные и 6-я, 7-я танковые дивизии. Из войск СС также три дивизии («Лейбштандарт», «Рейх», «Тотенкопф») были отведены на Запад.[450] Состав Люфтваффе больших изменений не претерпел.[451] Примерно на прежнем уровне осталась и численность действовавших против СССР соединений «Кригсмарине».[452] Флоты Финляндии и Румынии действовали практически прежним составом.[453] А вот в сухопутных войсках немецких союзников произошли большие изменения. Румыния летом 1942 года выставила для действий на Восточном фронте две армии — около 350 тысяч человек.[454] Италия одну армию — 250 тысяч.[455] Венгрия также одну армию — 250 тысяч.[456] Численность финской армии в ноябре 1942 года по сравнению с концом весны не изменилась — 150 тысяч солдат. Число румын, итальянцев и венгров к ноябрю уменьшилось, поскольку в предыдущих боях они понесли некоторые потери.)
Согласно официальной отечественной статистике, опубликованной в книге «Гриф секретности снят»[457], Советский Союз имел порядка 250 000 орудийных и минометных стволов, примерно 20 000 танков и около 20 000 самолетов. Численность людей в вооруженных силах страны превышала 10,6 миллионов[458]. Из этого количества на дальневосточной границе находилось 1,3 миллиона солдат, 12 728 орудий и минометов, 2526 танков, 3357 боевых самолетов[459]. Примерно столько же требовалось для обеспечения функционирования армейского механизма в тыловых округах. Все остальное могло войти в состав действующей армии. По последним данным, она достигала величины в 6,6 миллионов человек, имея на вооружении 120 445 орудий и минометов, 7567 танков и 8805 боевых самолетов. (Эти сведения опубликованы в 1996 году в сборнике «Боевой и численный состав Вооруженных Сил СССР в период Великой Отечественной войны», на который ссылается и 2-й том «Великой Отечественной войны»[460]. В советские годы наиболее авторитетными считались цифры из 6-го тома 12-томной «Истории Второй мировой войны»[461] — 6,6 миллионов человек, 77 850 орудий и минометов, 7350 танков, 4540 самолетов.)
Кроме того в резерве Ставки на ноябрь имелось пять общевойсковых армий, одна танковая, двадцать семь отдельных стрелковых дивизий, шесть стрелковых бригад, пять отдельных танковых и механизированных корпусов, четыре авиационных корпуса, четыре отдельные авиационные дивизии, пять отдельных авиационных полков[462]. О численном их составе сведений нет, но если оценить «на глаз», то это еще не менее 1 миллиона человек, более тысячи танков, около тысячи самолетов. В общем, отечественная статистика, как всегда, запутана. Но даже из ее «хитрых» цифр видно, что Красная Армия имела преимущество непосредственно на фронте и располагала мощными резервами.
Заметно улучшилась и мобильность войск. Поставки ленд-лизовских автомобилей резко подняли подвижность соединений, а присылка радиосредств повысила управляемость частей. Однако столь солидные количественные и материальные «плюсы» советской стороны по-прежнему в значительной степени скрадывались профессиональным превосходством немцев. Уровень подготовки солдат и офицеров Красной Армии за полтора года войны, хотя и возрос, но по-прежнему качественно уступал германскому. И это при том, что Вермахт уже лишился значительной части ветеранов еще довоенной выучки, на смену которым приходили гораздо хуже вымуштрованные новобранцы. Однако потери немцев все же еще не достигли того предела, когда количество переходит в качество. Вермахт вкупе с Люфтваффе продолжал оставаться на тот момент лучшей «силовой» машиной мира, руководимой наиболее талантливыми полководцами середины XX века. Правда, в советской военной верхушке одиозно бездарные фигуры — вроде К. Е. Ворошилова, С. М. Буденного и С. К. Тимошенко — тоже уже уходили на задний план, а на первые роли выдвигались более способные люди, типа К. К. Рокоссовского и Н. Ф. Ватутина, однако степень их «искры божьей» тоже не следует переоценивать.
Таким образом, советским генералам по-прежнему оставалось надеяться лишь на победу числом, притом числом подавляющим. Для этого требовалось сосредоточить главные силы на каком-либо одном участке и именно там приложить основные усилия, чтобы нанести поражение неприятелю. Поэтому когда напор немцев ослабел и стало ясно, что так же, как и год назад, появляется возможность перехватить стратегическую инициативу у противника, перед Сталиным и его помощниками во весь рост встал вопрос: «Какое направление избрать главным на предстоящую кампанию?» К сожалению, документально аргументированное освещение данной темы в отечественной исторической науке по сей день отсутствует, а то, что написано мемуаристами при критическом анализе выглядит настолько неубедительно, что всерьез уже не воспринимается.
Почему же за прошедшие с той поры шестьдесят лет документы, раскрывающие замыслы советского командования, все еще не рассекречены? (Даже в последних прекрасно оформленных сборниках, впервые обнародованных документов «Сталинградская эпопея»