Например, на северо-западе предполагалось уничтожить группу армий «Север». Основной удар должен был быть осуществлен 18 февраля южнее озера Ильмень на Псков и Нарву. Вспомогательный наносился 10 февраля под Ленинградом на Красный Бор. Но Красноборская операция сразу же захлебнулась в крови, и основное наступление к Прибалтике пришлось сначала переносить, а потом и вовсе отменять. Кстати, действия там «координировал» тоже маршал Жуков.
Удача «общему наступлению» сопутствовала опять лишь на юге, где оборона Вермахта по-прежнему напоминала «тришкин кафтан». Однако концовка «Сталинградской зимы» и здесь оказалась для советских войск трагической. Поскольку разбросанные по всему фронту резервы вновь не поспели в нужные моменты на нужные участки, Манштейн, возглавивший к тому времени весь правый фланг германского Восточного фронта, не преминул этим воспользоваться, преподав наглядный урок на тему о том, как надо действовать при дефиците сил. Он не стал пытаться создавать сплошную линию обороны, а, перегруппировав войска, собрал несколько относительно крупных танковых кулаков (вот она — роль ускользнувших с Кавказа дивизий!) и бросил их в контрудар, подрезая советские клинья. Красноармейские генералы, чьи передовые части к 20-м числам февраля уже было вышли к Днепру у Запорожья, немецкую перегруппировку расценили, как бегство неприятеля на Правобережную Украину[473]. И контрудар Манштейна стал для них ушатом холодной воды. Дабы избежать полного разгрома, советским войскам пришлось откатываться почти на 200 километров назад. Но всем уклониться от германских клещей не удалось. Хотя советские источники упорно отмалчиваются, немцы настаивают, что южнее Харькова 6 марта им удалось отрезать и уничтожить несколько крупных танковых соединений и кавалерийский корпус[474]. А вот о том, что 3-я танковая армия в самом Харькове попала в окружение, сообщается и в отечественной литературе. Правда, ее остаткам к 17 марта удалось пробиться к своим. Но сам город — так же, как Славянск, Белгород, Красноград и ряд других крупных населенных пунктов — пришлось снова сдать врагу. Подоспевшие наконец-то резервы остановили Манштейна только к апрелю. В результате его контрудара и образовался тот самый знаменитый Курский выступ, за который через три месяца разгорится одна из самых жестоких битв Второй мировой войны.
Неудачи февраля — марта 1943-го больше, чем на полгода отодвинули освобождение Левобережной Украины. К тому же во второй раз путь от Северского Донца и от Миуса до Днепра получился и дольше, и кровопролитнее. Ошибки при выборе направления главного удара и очень медленная реакция на изменение ситуации стали главными причинами печального, но несомненного факта, гласящего, что советское главнокомандование не смогло извлечь максимальной выгоды из того исключительно благоприятного положения, которое сложилось к началу зимней кампании 1942–1943 годов. А закончило ее вообще на чрезвычайно минорной ноте. Кроме того, в ходе всех операций были понесены огромные и совершенно неоправданные потери.
В заключение остается лишь назвать полную цену зимы 1942–1943 годов в «железе» и человеческих жизнях. По данным «Грифа секретности», советские вооруженные силы с 1 ноября 1942 года по 31 марта 1943-го потеряли убитыми и пропавшими без вести около 1,2 миллиона человек[475]. То, что эта цифра не соответствует истине, не вызывает сомнений. (Авторы даже не потрудились привести цифры в соответствие между собой. Например, если сложить итоговые «мертвые души» Сталинградского (1-го формирования), Донского, Юго-Восточного и Сталинградского (2-го формирования) фронтов[476], то ответ не совпадет с суммой безвозвратных потерь этих же фронтов, указанных в таблицах Сталинградских оборонительной и наступательной стратегических операций[477] на 187 075 человек. Как такое может быть, если эти фронты ни в каком другом сражении, кроме Сталинградской битвы, не участвовали?) Но насколько она занижает утраты, пока сказать трудно. Во всяком случае, еще не окончательные сведения негосударственного банка поименных данных по потерям вооруженных сил СССР в 1941–1945 годах превышают генеральские отчеты в среднем почти в 2 раза. Так что в данном вопросе наверняка еще рано ставить точку. Безвозвратные потери немцев на Восточном фронте за этот же отрезок времени составили около 350 тысяч солдат и офицеров[478]. Итальянцы, венгры и румыны в общей сложности безвозвратно потеряли примерно 300 тысяч военнослужащих[479].
Теперь о потерях техники. Подсчитать урон немцев достаточно легко. Их статистика на данный счет весьма точна — погрешность различных источников в худшем случае достигает нескольких десятков танков или самолетов. Что для масштабов Второй мировой войны конечно же несущественно. Кроме того германские цифры по убыли боевых машин нисколько не противоречат другим данным — показателям выпуска новой продукции и отчетам по наличию оружия на разные даты. Поэтому подозрений в фальсификации здесь не возникает. Воспользуемся опять сведениями Мюллера-Гиллебранда[480]. Он сообщает, что потери Третьего Рейха в танках и штурмовых орудиях с 1 ноября 1942 года по 1 апреля 1943-го составили 3889 машин. Впрочем, тут надо не забыть, что несколько сотен бронеединиц из этого количества приходятся на Африку.
Общепринятая статистика Люфтваффе «дает» для Восточного фронта в конце 1942 — начале 1943 года ежемесячные потери примерно в 350 боевых самолетов[481]. Значит, за пять месяцев — с ноября 1942-го по март 1943 получим где-то 1750 машин.
Аналогично прикинем утраты Советского Союза. Правда отечественная статистика настолько запутана и противоречит самой себе, что за истинность конечного результата ручаться трудно. Тем не менее попытаемся получить ответ на этот вопрос. Из «Грифа секретности» можно узнать, что СССР имел на 1 января 1943 года 21 900 боевых самолетов и 20 600 танков[482]. Седьмой том 12-томной «Истории Второй мировой войны»[483] сообщает, что к 1 апреля у Красной Армии осталось всего 11 600 боевых самолетов и 9100 танков. Открыв предыдущий — 6-й — том[484] подсчитаем производство за первый квартал 1943 года — 6372 боевых самолета и 5660 танков. К ним необходимо добавить примерно по 1 тысяче самолетов и танков[485], присланных англо-американцами. Таким образом, получается, что за три первых месяца 1943 года советские войска потеряли более 17 500 боевых самолетов и около 18 000 танков. Нет оснований предполагать, что и полтора последних месяца 1942 года в процентном отношении потерь выглядели лучше. Вот такая арифметика.
ГЛАВА 20ТИПИЧНО РОССИЙСКОЕ УБИЙСТВО
Большинство россиян — из тех, что жили в «застойные» времена, — наверное, еще не забыли каким шумным восторгом — даже специально написанными песнями! — было встречено в Советском Союзе появление книги Л. И. Брежнева «Малая земля». Особенно хорошо это событие помнится нынешнему поколению людей среднего возраста — тем, кому сейчас от 35 до 45 лет. Нас тогда заставляли в обязательном порядке на школьных уроках штудировать произведение Леонида Ильича и сдавать по нему зачеты. Конечно, подробности содержания вскоре вылетали из памяти, но главный смысл оставался — что-то о подвигах и солдатах-богатырях, которых вдохновлял на разгром врага сам будущий генсек ЦК КПСС. Потом, правда, грянула горбачевская перестройка и всем объяснили, что Брежнев был не столь блистателен как военачальник, а книги его щедро разбавлены всякими выдумками. К тому же и писал он их не сам — просто визировал уже готовый чужой текст.
Поэтому возникает вопрос: происходила ли в реальности та битва, в которой Леониду Ильичу приписывалась столь выдающаяся роль? И если да, то как развивались события на самом деле? Историю эту можно реставрировать, проанализировав мемуары тех, кто воевал на побережье Черного моря в феврале 1943 года. Написано их изрядное количество, поскольку в «брежневский» период правления произведениям о «Малой земле» «Воениздат» открыл настоящую «зеленую улицу». Цензура, конечно, выкидывала оттуда все, что могло бросить тень на «славное сражение», но некоторые любопытные факты все же проскакивали сквозь ее сито. Собранные воедино, они складываются во вполне отчетливую мозаику, название которой — еще одна забытая трагедия Второй мировой войны[486].
После того, как Манштейн сумел спасти кавказскую группировку Вермахта, немцы на восточном побережье Азовского и Черного морей к концу зимы 1943 года оставили только свою не слишком многочисленную 17-ю армию, занявшую позиции от Кубани до Новороссийска. Такое количество людей, в отличие от более чем трети всех дивизий Восточного фронта, уже можно было снабжать из Крыма — через Керченский пролив. При этом они угрожали тылам всего южного фланга советских войск и поэтому приковали к себе огромные силы Красной Армии, очень нужные в то время на других направлениях. В связи с чем советское командование раз за разом бросало в кровопролитные атаки все новые части, стремясь сбросить противника с кавказского плацдарма. Но продвинуться в результате многодневных боев удавалось лишь на 200–300 метров. В этой ситуации высоким начальством было решено высадить в немецком тылу, западнее Новороссийска, морской десант. Изначально он задумывался несколько иначе — как помощь сухопутной армии, когда она прорвет основную германскую линию обороны. Но поскольку наступление стало захлебываться, генералы надавили на адмиралов, заставив их бросить моряков в авантюрную атаку, не дожидаясь прорыва, — в надежде, что те, словно горчичник, оттянут на себя с сухопутного фронта часть войск противника и тем самым помогут конечному успеху армейского штурма. Такова вкратце предыстория брежневской «Малой земли».